И солнце взойдет (СИ) - О&#39

— Очухалась? — вместо ответа выплюнул Ланг и раздраженно ткнул в кнопку запуска двигателя. И только когда они выехали с небольшой парковки, он соизволил продолжить: — Пристроил к знакомому на ночь в стационар. Поставят капельницу, понаблюдают, а утром отпустят ко всем чертям.

— Понятно, — прошептала Рене и снова затихла.

Они неслись по темным улицам в неведомом направлении. Мимо пролетали дома, какие-то парки, дворы… Колесо обозрения и даже мост. Рене бездумно наблюдала за сменой пейзажа, прежде чем слева замаячил старый порт, а впереди прямая, точно стрела, дорога. Место оказалось совсем незнакомым. Рене пока слишком плохо знала этот огромный город, но открыть рот и спросить Тони, куда он их привез, смелости не нашла. Все, что она могла — смотреть в окно на унылые кучи сугробов да редкие группки людей, праздновавших Новый Год. Ничего интересного, чтобы хоть как-то отвлечься от мерзостных мыслей. Рене готовилась вновь задремать, но выскочивший из-за угла огромный комплекс заставил вздрогнуть от неожиданности.

Совершенно честно Рене могла сказать, что никогда не видела ничего подобного. Слышала, да, — мельком или по новостям, теперь и не вспомнить, — но воочию лицезрела впервые. Ибо то, что предстало перед глазами, нельзя было назвать домом. Оно больше походило на огромный склад вагонных контейнеров, из которых зачастую собирали гигантские стены в каких-нибудь сортировочных центрах. Там они выстраивались пестрыми городами, высились замками или целыми бастионами. Но здесь серые коробки из стекла и бетона, что громоздились друг на друга под прямым углом, больше напоминали экзотичный конструктор. Плод игры «Дженга» и геометрии на грани коллапса, где прямоугольные соты жилья с пустыми провалами воздушных проемов перемежались сглаженными дугами наземных переходов. Это был футуристичный брутализм, каким его видели с полвека назад. А потому Рене ошеломленно выдохнула:

— Что это?

— «Хабитат», — коротко отозвался Тони, а она недоуменно скривилась. Кто? Глупое название ни о чем не сказало, так что Рене вгляделась в хаотично разбросанные панорамные окна, что своими яркими пятнами смотрели на Монреаль.

— И что мы будем делать в этом… «хабитате»?

— Ты ничего. А я здесь живу, — пришел еще более сухой ответ, и Рене обиженно поджала губы. Как грубо!

Неожиданно машина повернула перед возвышавшимся кубическим комплексом и понеслась под бетонными сводами дома. Один короткий тоннель, второй. От рева мотора дрожали стены и окна, а у пары автомобилей сработала сигнализация, прежде чем с визгом шин Энтони затормозил у последней бетонной стены. Он выбрался из машины, стремительно обогнул капот и распахнул перед Рене дверь.

— Вперед, — скомандовал Ланг. Скрипнув зубами, она выбралась из салона. — Надеюсь, мне не придется тащить тебя на руках, точно немощную принцессу?

И в этот момент она не выдержала. Был ли в том виноват распадавшийся в организме алкоголь или что-то еще, но Рене заговорила, и с каждым новым словом голос становился лишь громче.

— О, бога ради! Боишься надорваться от нанесенного добра? Да тебя же никто не просил со мной возиться! Иди к черту и не сваливай на меня ответственность за собственные импульсивные поступки. Нахрена ты вообще приперся в клуб? Тебя никто там не ждал. И уж точно тебя не ждала я! Но ты явился, устроил показательные выступления для своего эго, разыграл целое представление! А теперь что? Публика не пала ниц? Не трепетала и не заливала твои ботинки слезами благодарности? Какая трагедия! Никто не оценил душевной щедрости великого Энтони Ланга, которая наконец-то случилась!

— Закрой рот, — прервал Тони ее звеневший в бетонном колодце двора голос, но Рене не унималась. Она понимала, что не контролирует вырывавшийся поток слов, но остановиться уже не могла.

— С какой стати? Не нравится — пошел вон. Это не я тебя тащила непонятно куда и непонятно зачем. Ты никто, чтобы указывать и контролировать мое свободное время. Оно мое! Мне и без того по горло хватает тебя на дежурствах. Даже не знаю, как спасаться, потому что у тебя каждая эксцентричная выходка приводит почему-то к моему унижению и позору, от которого мне не освободиться и за целую жизнь! Проучил, ничего не сказать. Доволен? Рад? Конечно, ведь только ты можешь быть прав!

— Прошу тебя, замолчи.

— Да без проблем! — воскликнула Рене. — Прости, что не целую руки. Как-то не преисполнилась благодарности. Как накажешь? Опять устроим позорные чтения, но теперь о вреде алкоголя, или придумаешь что-то новенькое? А может, выпорешь ремнем?

— Хватит! — Огромная ладонь с грохотом приземлилась на черный капот, и Рене вздрогнула. — Ты не понимаешь, что несешь.

Подняв голову, она посмотрела в такие же бешеные глаза Тони, а потом внезапно осклабилась.

— Как скажешь.

Она демонстративно пожала плечами, и слишком большое пальто легко соскользнуло с голых плеч, а потом неопрятной кучей свалилось прямиком в грязный снег. Пнув в сторону остолбеневшего Ланга его одежду, Рене последний раз улыбнулась и зашагала прочь. Прямо так — в одних порванных джинсах и зимних ботинках, не чувствуя холода, ибо внутри клокотала горячая ярость. Однако не успела она сделать и пары шагов, как сверху навалилось нечто тяжелое, а потом тело вовсе оказалось грубо спелёнато в еще теплую ткань. Забившись в попытке освободиться, Рене закричала, но Энтони лишь крепче сжал вокруг нее руки и куда-то потащил.

— Пусти! — взвизгнула она и попыталась лягнуть побольнее, но в рот прилетел грязный рукав.

— Полоумная дура! Хочешь, чтобы тебя отымели за следующим поворотом? Ты даже окоченеть не успеешь, как тебе свернут шею и затащат в кусты! А может, трахнут прямо на дороге.

От ора Тони колыхнулась даже сухая листва на деревьях. И Рене вдруг поняла, что это впервые. Никогда прежде он не позволял себе так повышать голос, но сейчас пружина терпения сорвалась. А потому стиснутые в хватке ребра уже трещали, и больно саднили пережатые мышцы, немели ладони и ноги. Однако Энтони упрямо тащил их по обледенелой дороге и в какой-то момент едва не упал поскользнувшись, но лишь навалился на незамеченную машину. Грудь и живот Рене обжег холод ледяного металла, а изо рта вырвался тихий вскрик.

— Ты нарочно это сделала, да? — вдруг раздался над ухом прерывистый шепот. — Что-то проверяла? Или пыталась доказать? Хотела узнать, трахнут ли тебя как шлюху? Или хотела, чтобы я тебя трахнул? Как свою шлюху. М?

— Ничего! Я… — она попробовала вырваться, но Тони навалился сверху и окончательно прижал к холодному капоту.

— Знаешь, мне как-то казалось, у тебя хватит мозгов не закидываться наркотой! — процедил он, а Рене вдруг затошнило, словно кто-то дал сильно под дых. Нарко… Она же не… Она никогда… Она ни за… Что?! От накатившего запоздалого осознания сопротивление стихло само собой, но Энтони, ничего не заметив, все продолжал: — Чего ты собиралась добиться? Я рассказал тебе историю не для того, чтобы меня тут же испытывали на адекватность. Или ты думала проверить кого-то еще? Отвечай. Потому что к твоему возможному сожалению я четко осознаю три вещи: ты не в себе, ты не шлюха и… ты не моя.

Он резко замолчал, и в следующий миг придавивший к капоту вес резко исчез. Но Рене не спешила вставать, а продолжала лежать, уткнувшись лбом в постепенно нагревавшийся металл, и думала-думала-думала. Наконец, когда тело начала бить зябкая дрожь, она соскользнула прямо на ледяной асфальт и уселась у грязного колеса. Полное понимание случившегося, а значит, и своего поведения вышло ошеломительным. Почти таким же внезапным, как если в голову стукнет метеорит, ведь Тони умел доносить свою мысль четко и больно. Послышался тяжелый вздох.

— Пойдем. — Перед лицом появилась бледная ладонь. — Тебе нужно согреться, иначе опять…

А ведь ему наверняка тоже было не жарко. И все же Рене осталась сидеть на земле.

— Я ничего не принимала. Никогда. Я бы просто не стала. — Она смотрела в одну точку и хмурилась. Последовала тишина, а потом рядом на корточки опустился Ланг. Поджав губы, он поплотнее запахнул на ней полы пальто и зло хмыкнул.