Цугцванг - Ария Тес

в третью степень, а что-то действительно серьезное.

— Из полиции? — переспрашивает Лекс, она кивает пару судорожных раз.

— Они…они нашли…о господи…

Истерика снова начинает накрывать Лилиану, которая хватается за сердце и часто, глубоко дышит, но словно не чувствует кислорода. Я же отмираю. Как по щелчку пальцев снова владею своим телом, забыв о снотворном, которое выжигает адреналин.

— Говори, что произошло! — ору, схватив и развернув ее на себя.

Лилиана молчит, смотрит на меня во все глаза, а потом выдыхает приговор…

— Они нашли… труп под Егорьевском…с документами Амелии.

Сейчас

Я часто моргаю, возвращаясь в реальность, а легкие снова сдавливает.

«Труп молодой девушки, труп молодой девушки, труп молодой девушки…» — отбивает внутри больное сознание, которое воспалилось еще больше, после разговора со следователем. До сих пор не могу дышать нормально, стараюсь, но что-то мешает, и наклоняюсь чуть вперед.

«Не могу. Не верю. Этого просто не может быть!»

— Макс, успокойся, — предупреждает Лекс, ерзая на своем месте, — Это ошибка, я уверен. Документы могли украсть.

— Гони быстрее.

— Макс…

— Быстрее!

Он выжимает максимум возможностей из своей машины, чтобы при этом мы сами не попали в сводку новостей, как «вылетевшие с трассы очередные мажоры». Конечно нет, отец вряд ли такое допустит, но были бы мы с фамилией поменьше, точно так и написали бы.

«Труп молодой девушки, труп молодой девушки, труп молодой девушки…»

Твою мать. Жмурюсь, хватаясь за торпеду, а потом тянусь к сигаретам.

— Прости, — тихо говорю, открывая окно, — Но я закурю.

Лекс слегка кивает, я чиркаю зажигалкой и снова смотрю на ели, которые будто в один голос вторят: это не ошибка, мы все видели.

У меня очень скверное предчувствие, которое отравляет изнутри, словно самый опасный токсин. Он попал в кровь вместе со снотворным и разносится теперь со скоростью света. Я так мечтаю все это прекратить. Не хочу ехать туда, но одновременно с этим так сильно стремлюсь: мне хорошо знакомо это состояние — страх. Я боюсь узнать, что там случилось, очень хочу просто закрыть глаза и притвориться, что ничего не происходит, а не могу. Я должен быть там, пусть это последнее место, куда мне действительно хочется попасть.

Поэтому время тянется странно. Оно вроде и ползет, а одновременно пролетает так быстро… Ехать до места, откуда нам скинули координаты в общей сложности два часа и сорок четыре минуты. Благодаря стилю вождения Лекса просто два часа, и вот мы уже почти на точке. Я вижу несколько полицейских машин, скорая, еще одна какая-то тачка, чуть подальше еще одна. В общей сложности целый кортеж, который замыкаем мы.

— Ты как? — тихо спрашивает брат, но я не смотрю на него, только на оцепление, — Макс, все будет нормально. Уверен, что это…

Резко отрываю дверь, потому что не хочу засорять свое сердце пустой надеждой. Я знаю, что эта история закончится очень плохо, я просто это чувствую.

«Она там…» — долбит в голове, пока я ступаю по снегу.

Он кряхтит под моим весом, злобно, холодно. Его не очень много, и он сухой, как будто тертый пенопласт, а земля мерзлая, лишенная жизни. На ней, как на карте, словно миллион дорожек из следов, запутанных, но хранящих историю всех тех, кто сегодня ступал здесь. И лишь одна трагедия огорожена лентой. Я вижу это и застываю, отчетливо замечая маленькую ножку и капли крови.

— Макс? — зовет со спины Лекс, я пару раз моргаю, беру себя в руки, точнее собираю все свое мужество, чтобы пойти вперед.

А идти приходится долго, но следователь об этом предупреждал, когда отговаривал меня ехать прямиком на место преступления…

Два с половиной часа назад

— …Я сказал, что приеду! — ору в трубку, окончательно теряя терпение, на что в ответ слышу слабое мычание.

— Я просто пытаюсь объяснить…что…вам нечего делать на месте. Тело доставят…эм…в морг, а там уже вы его опознаете…

— Вы представляете кто я такой?!

— Я…ну…ээ…

— Я знаю таких людей, о которых вы даже не подозреваете. Я, твою мать, Александровский! Слышали эту фамилию?! Осознаете степень моего влияния?!

— Максимилиан Петрович, поймите, что вам просто нечего делать на месте. До него по лесу идти почти километр, оно вам надо? Опознать можно и в теплом помещении. Да, это не так приятно…

— Зачем вообще нужно опознание?

— Эм… — мнется, а я сжимаю трубку сильнее и чувствую, что вот-вот взорвусь, но не успеваю — следак начинает говорить, — Я не должен раскрывать деталей, но…опознание нужно, потому что мы не можем провести его самостоятельно. Лицо…оно сильно изуродовано.

Холодею. Во рту мгновенно пересыхает, а перед глазами бьют черные круги вместе с пульсом, что стучит во всем моем теле. Я даже рук не чувствую, себя не помню, как в трансе, из которого меня вырывает всего одно слово:

— Тело…

— Не называй ее так, — хрипло обрываю, а потом, закрыв глаза и уперев лоб в стекло, добавляю, — Скидывай координаты, и пока я еду, работай, как никогда в жизни. Я хочу знать максимум, который ты сможешь нарыть, и если не буду удовлетворён им, считай, что ты безработный.

Скидываю звонок. Лилиана уже не плачет. Она сидит на диване, закрыв уши руками, смотрит в одну точку. Понятно, что она никуда не поедет, просто не в состоянии, особенно, если есть необходимость опознания. Даже если это не Амелия, это просто жестоко — Лили не выдержит, мне это известно и очень хорошо.

Я сдираю свою кофту, натягиваю ее через голову и разворачиваюсь в сторону двери, но Лекс встает передо мной и мотает головой.

— Я с тобой.

— Ты останешься с ней.

— Еще чего! Ты до сих пор под снотворным, хочешь в аварию попасть?!

— Лилиана…

— Да срал я на нее! Поехали, из тачки позвоню Марине.

— Марине?! — злобно скалюсь, — Ты серьезно?!

— Так и никак иначе. Либо я еду с тобой, либо мы не едем вместе. Выбирай.

Сейчас

Слышу голоса, которые вырывают меня обратно в промозглую реальность. Я бросаю взгляд на брата, которому по факту благодарен настолько, насколько вообще способен. Один бы я не вывез, и хоть никогда в жизни этого не признаю и не произнесу — он это знает. Лекс ведь не только мой брат, но и мой лучший друг, который и сейчас не требует ничего подтверджать. Слегка кивает и первым продолжает движение, а я за ним.

Каждый шаг дается мне так сложно, будто иду я не по обледенелой почве, а по зыбучему песку. Ноги тяжелеют, страх нарастает, впереди фигуры, которые я вроде