Глеб и Аврора. Брак по расчету (СИ) - Олег Ростов

случиться, не знаю. Но я знаю одно, я никому не позволю уничтожить мою семью. Убить мои родных, любимых и близких. Никому и никогда это не позволю, тем более у меня для этого будет всё — деньги, власть и люди. И я знаю, что, если надо, я тоже приму очень жёсткое решение. За своих детей, а я верю, что у нас с Глебом будет ни один ребёнок, я разорву любого, кем бы он не был. И какие-то моральные принципы меня сдерживать не будут. Я поняла одну вещь, я стала частью этой семьи. Семьи жесткой, где-то кровавой, но это семья, моя семья. Такова жизнь. Я больше не та наивная девочка. Я пережила потерю своего ребёнка. Пережила попытку насилия над собой. Пережила два покушения на своего мужа. Сама жила в страхе. Больше я такого не хочу. А если не хочу, значит сама должна стать волчицей. Ведь у волка его подруга-жена тоже волчица. Глупый ты, дядя Петя! Теперь тебя будут жрать могильные черви, а мы будем жить дальше. Желание перестроить Усадьбу привело тебя на кладбище. Никто не смеет владеть Усадьбой кроме нас. Усадьба, это сердце, сосредоточение силы семьи Белозёрских. Их сакральное место. Здесь их усыпальница. Кто владеет Усадьбой, тот владеет всем. И она мой дом. И не отдам этот дом, который принял меня, обнял своими крылами и поддержал. Здесь я познала огромное чувство любви. Именно здесь я стала по настоящему женщиной. Познала, что это такое. Здесь я зачала своего первого ребёнка и потеряла его. Здесь я зачала второго, которого ношу сейчас. И я выношу его, рожу. Потом рожу ещё одного малыша. А господь если даст, рожу ещё. Я хочу этого, жажду. А сегодня свекровь сказала мне, отведя в свои комнаты.

— Аврора, девочка моя. — Она смотрела на меня с любовью. И с грустью. — Я выхожу замуж. Я ведь не старая ещё. Ты должна понять, что я имею право на своё женское счастье. Я любила своего мужа, Антона. Это правда. И я исполнила перед ним свой долг. Но его нет уже давно, больше десяти лет. Теперь мои дети взрослые. А Глеб, наконец, женился. Теперь судьба Усадьбы, Аврора, в твоих руках.

— Мама, я не понимаю?

— Аврора, — она подошла ко мне и обняла, — доченька, жена старшего сына, становится хозяйкой Усадьбы. Да. Всё именно так. Понимаешь, я была совсем молодой, когда умерла моя свекровь. И мне пришлось стать здесь хозяйкой. Мужчины не могут этого. Настоящая хозяйка этой Усадьбы может быть только женщина. Сейчас я должна уйти. Я оставляю на тебя всё это.

— И всё же. Мама, почему я? Ксюша родилась здесь!

Дарья Дмитриевна покачала головой.

— Ксюша не может быть здесь хозяйкой. Именно по тому, что она родилась здесь. Она уйдёт к своему мужу. Я уже это говорила.

— К мужу? Но Рене умер.

— Аврора. Рене не был мужем Ксении. Он был всего лишь её женихом. Муж у Ксюши будет тот, кого она любит.

— Данил?

— Данил. Отец очаровательной малышки. Тем более, так случилось, что Рене больше нет. Угроза со стороны Петра миновала. Больше им ничего не мешает. И ещё, Аврора, ты должна запомнить, феменизм здесь не приемлем. Мужчина здесь всегда главный. Женщина становится главной только тогда, когда муж по тем или иным причинам не может взять на себя ответственность или принять решение. Тогда это решение принимает хозяйка Усадьбы, как глава семьи.

— Мама, я не готова.

— Ошибаешься, Аврора. Ты готова. Я знаю, вижу, из тебя получиться хорошая хозяйка Усадьбы! Я тебе всё объясню, расскажу и помогу…

В первый день, когда Глеб приехал домой из больницы, я не знала куда его посадить. Он только улыбался, глядя на меня. Весь его торс был перевязан. Вскоре он лёг спать. Я, проводив гостей, прибежала к нему. Быстро разделась и легла рядом. Боже мой, как я соскучилась по нему. Лежать рядом, чувствовать его тепло, его тело, пусть в бинтах, в корсете, всё равно. Слушать его дыхание. Гладить его. Я чуть не расплакалась от счастья. Гладила и глотала слёзы. Даже не заметила, как он проснулся. Поняла, что он не спит тогда, когда он положил мне на голову свою ладонь.

— Солнышко, ты чего носом хлюпаешь? Всё же закончилось?

— Я по тебе очень соскучилась, родной мой. — Посмотрела ему в глаза. Они улыбались.

— Аврора, я тоже соскучился. Но ты же беременная. Да и я почти инвалид.

— И что? Мне можно. И тебе можно, просто ляг, не напрягайся сильно. Всё остальное я сама сделаю.

— Аврора, ты правда уверена? Может…

— Ничего не может! Глеб, любимый мой, муж мой. — Нависла над ним. — Скажи, ты же когда то любил мою грудь. Брать её в руки, сжимать, ласкать. А сейчас хочешь?

Он засмеялся.

— Я и сейчас её люблю.

Я уже уселась на него, сбросив все свои не многочисленные одежды. Он гладил меня по бёдрам своими горячими и большими ладонями. А я испытывала наслаждение.

— Аврора, ну если ты так считаешь, хорошо, давай! — Я видела в его глазах азарт. Желание и вожделение. — Только мне на грудь не дави, а то конфуз может случиться. А я этого не хочу. — Сказал муж.

— Не буду. Я твои бинты целовать буду.

Страсть и желание во мне разгорались как лесной пожар. Я всё сделала сама. Он просто лежал, держал меня за бёдра, гладил, ласкал. Я же сделала всё остальное. Глеб был большой, или мне так показалось после стольких дней воздержания… Продолжала движение, ловя каждое мгновение близости с ним. Это было что-то не вероятное. Его глаза светились счастьем и наслаждением. Мои тоже. Мы были одним целым. Я в последний момент сумела оседлать эту волну блаженства. Всё же Глеб был слаб, после ранений и больницы. Он и так достаточно долго держался. Уже потом, лёжа рядом с мужем, обнимая его, целуя благодарно его глаза, нос, губы… Особенно губы, я шептала ему:

— Глебушка, родной мой, любимый, ненаглядный. Спасибо тебе.

— Это тебе спасибо, солнышко моё.

И от этих слов я начинала таять вновь. Никому не отдам. Всех загрызу. Сама выхожу ладо моё. Никто мне не нужен кроме него…

Четыре дня, Глеб был дома. Отдыхал, гуляли с ним. Посетили усыпальницу. Сидели там на скамье. Там было такое