Она - моё табу - Настя Мирная

что я его своим похуизмом уже заебал. Нельзя регулярно нарушать устав и ни разу не понести наказание. Он всегда понимал меня как человека, мальчишку, по уши влюблённого в девочку. Помогал, прикрывал. И я забыл, что армия — это не про доброту душевную. Иногда в ней приходится выживать. Я показал себя как надёжный и ответственный, а потом в край охуел. Сердце затмило мозг, и я перестал думать о последствиях и вероятности наказания. Пора платить. Надо только предупредить Макея, чтобы объяснил всё Кристинке.

Поднимаю прямой взгляд в глаза старшего лейтенанта. Он смотрит, не моргая. Выдыхает.

— Ну что мне с тобой делать? Не хочу тебе личное дело портить, но и на тормозах не спустишь. Понимаю, что любовь мозги отшибает. — с давлением тычет указательным пальцем мне в висок, толкая голову. — Зов пизды страшнее командира. Древняя пословица, но вечная.

— Не говорите так. — шиплю сквозь зубы.

— Рот закрой, младший сержант. Я не с намерением обидеть, но, блядь, включи уже голову. Короче, не здесь. В свободное время в моём кабинете. А до этого, раз тебе не спится, у тебя эксклюзивное ФИЗО. Сорок кругов по плацу. Пятьдесят отжиманий и подтягиваний. И не ебёт меня, вытянешь или нет. И это для начала. Иди переоденься в спортивку, рыльно-мыльные и на плац. А я пока решу, что с тобой делать.

— Так точно!

— Р-рота подъём! — горланит Гафрионов на три минуты позже, чем обычно.

Опять мой косяк. Да, наверное, любовь всё же делает из людей идиотов.

Сослуживцы только продирают глаза, а я уже перекидываюсь в спортивную форму и зашнуровываю кроссовки.

— Влип? — весело сечёт Паха.

— Ага. — киваю с ухмылкой.

— Что на этот раз?

— То же, что и всегда. Любовь и сбежавшая невеста.

— Сложно?

— Сложно.

— Справишься?

— Обязательно.

И я продолжаю справляться. Запыханный, вспотевший, уставший, с каждой ноющей клеткой в теле, еле волочу ноги в кабинет Гафрионова. Стучусь. Вхожу. Он жестом указывает на стул. Падаю и едва сдерживаю стон удовольствия, вытягивая гудящие ноги.

— Это последний наш разговор, как обычных людей. Ещё один косяк — и по уставу. Понял?

— Понял.

Он садится за стол и складывает пальцы домиком. Опускает на них подбородок. Точно так же, как в день, когда он донёс, что я чувствую к Крис.

— Я тебе столько прощаю, потому что ты мне симпатизируешь. И Царёва, если честно, тоже. Вы оба неплохие люди и красивая пара. Я топлю, чтобы у вас всё получилось, ибо сам был влюблён по срочке в дочку генерала. Тоже бегал за ней, добивался, сваливал в самоволку, получал, сидел на губе, пару раз били и, в конце концов, меня сломали. Я сдался. Перестал нарушать правила ради любви. И потерял её. С тех пор я не встретил ни одной девушки, которая зацепила бы так, как Виталина. Возможно, я вижу в тебе себя. А может быть, просто сентиментальный дебил, верящий, что ты исправишь мой косяк. — ухмыляется с самоиронией, но глаза пустые. А мне вдруг становится многое ясно. Он это считывает. — Понял, что хочу донести?

— Понял, Роман. — да, плюю на устав, называя командира по имени, но сейчас мы просто люди. — Не сдаваться. Но делать это так, чтобы не подвести её. И не потерять.

— Быстро схватываешь. — откидывается на спинку и покачивается. — Телефон заберёшь завтра утром. А теперь на обед и ещё двадцать кругов. И наряд вне очереди.

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

В итоге к ужину я буквально приползаю. К двадцати кругам добавилась ещё скакалка, турник и приседания, «чтобы не было сил нарушать устав». С искренним сочувствием на меня смотрят Макей, Дан, Ванёк, Лёха и даже Герыч. Остальные не посвящены в нашу с Крис историю, так что для них я враг народа, пользующийся тем, что трахает дочку командующего. Знали бы они, чего мне стоило дойти до этого статуса, на моём месте слились бы в первую неделю. Что-то объяснять и доказывать нет никакого смысла, поэтому и молчу, что сначала я влюбился, добился взаимности, успокоил десяток истерик, нашёл сотню компромиссов, а после того, как затащил в койку, сделал ей предложение. Пусть они придумывают, что им угодно. Даже если бы мне лучший друг не верил, ничего бы не изменилось.

— Эй, Диксон, ты хоть жуй, прежде чем глотать. — стебётся Иридиев.

Выкатываю ему фак и продолжаю жрать, как с голодного края. Тело ноет и тянет, хотя для меня физические нагрузки не в новинку. Но это, блядь, перебор. Утром в наряд. А впереди ещё построение и поверка. Тут бы не грохнуться перед майором.

— Пах, на ночь мобила твоя нужна. Я в свой акк зайду. — прошу, дожёвывая макароны с тушёнкой.

— Да без «б». В кубрике отдам. Но только сделай так, чтобы и она не ушла. — подтянув брови, лыбится.

Допиваю стакан кефира и вытираю рот ладонью. Прикрываю ненадолго глаза. После душа размозжило до состояния медузы. Кажется, что уже не встану.

— Мы попереписываемся и всё. Светить не буду.

— Как там Царёва? — вклинивается Нимиров.

С трудом сдерживаю раздражение.

Как-как? Шопится, шляется по кафе и ночным клубам. У неё всё не так хуёво, как у меня.

Естественно, этого не звучит.

— Справляется. Товарищи, можно одну просьбу? — наклоняюсь к столу, снижая голос. Все делают то же самое, ожидая. Набираю воздух в лёгкие и выкрикиваю то, о чём пока знает только Макеев: — Перестаньте интересоваться моей невестой!

От моего крика все отлетают назад. Ваня падает вместе со стулом. Дан переворачивает стакан компота Гере на мотню. Макей цепляет тарелку с остатками макарон, но успевает поймать раньше, чем она успевает приземлиться на него, и гогочет.

— Ну ты, Дикий, и ебанутый! — кряхтит Нимиров.

— Ага, Вань. — подтверждаю спокойно. — Но я пиздец какой ревнивый. Особенно если учесть, что она официально согласилась стать моей женой. Так что если есть ещё вопросы, сначала подумайте над ними хорошенько, а потом решите, стоит ли их задавать.

Ещё до отбоя успеваю раздеться, забраться на второй ярус и написать Кристине. У неё сейчас всего семь утра, и она наверняка ещё спит. Но когда проснётся, будет знать, что ничего ужасного со мной не случилось.

Андрей Дикий: Манюнь, прости, что пропал. Гафрионов спалил. Сначала отымел словесно, забрал телефон, а потом весь день гонял меня по спорту. Еле дотащился до кубрика. Извини за утро, девочка моя. Я перегнул. Просто расстояние и невозможность быть рядом поднимают со дна всё дерьмо. Я люблю. Я скучаю. Я дурею без тебя. И тебе не должно быть так же паршиво