Тина Сескис - Шаг за край

Ознакомительный фрагмент

— Здрасьте, — мямлю я. — Спасибо, что все же дали мне снять комнату.

— Ангел скажи спасибо, — хмыкает Шанель. — Она за тебя горой встала. Как я понимаю, опять концерт устраивает, изображая добрую самаритянку; пусть, думаю, ей, должно, от этого легче дышится.

Не знаю, что на это сказать, так что просто вежливо улыбаюсь, отжимаю чайный пакетик о стенку кружки, потом выуживаю его и аккуратно укладываю сверху в переполненное мусорное ведерко.

— Та комната грязновата малость, — продолжает Шанель, уже не так враждебно. — Фидель оставил ее в ненадлежащем состоянии. Я собиралась порядок навести, прежде чем в нее кто другой въедет.

— Я не против сама порядок навести, — говорю я с готовностью. — Я обожаю делать такие вещи. Мне все равно нужно постельное белье и всякие мелочи купить, так что я заодно еще кое–что прихвачу — сама и заплачу, конечно. Тут поблизости есть «Икеа» или нечто в том же духе?

Шанель, похоже, нравится направление, какое принимает наш разговор, теперь она уже почти дружелюбна. Снабжает меня подробными указаниями, как добраться до какого–то Эдмонтона, и одалживает немного своего молока, которое принесла с собой из холодильника, стоящего в ее комнате. Меня, считай, облагодетельствовали.

«Икеа» как раз открывалась, когда я туда добралась, и, поскольку сегодня вторник, да еще и утро, магазин практически вымер. Чувствую себя крошечной и одинокой, поднимаясь на эскалаторе внутрь громадного синего здания, прихватываю большой желтый мешок для покупок и устремляюсь к закупочным приключениям, следуя за указателями–стрелками, как та Дороти[7], мимо ярких малогабаритных кухонь, по расположенным толком зазывным складским проходам, обходя уютные притягательные гостиные. Я делаю все как надо и чувствую себя почти нормально, словно я обычная очередная покупательница, — пока не делаю еще один поворот на колдовском пути и не оказываюсь вдруг нежданно–негаданно в детском отделе. Кроватки в виде автомашин и игрушечные комоды–драконы, громадные ящики, полные симпатичных игрушек, стеной окружают меня со всех сторон. Маленькая девчушка неспешно ковыляет рядом, держа в руках обезьянку, и широко улыбается матери, которая убеждает ее положить игрушку на место. Мое сознание взрывает образ моего мальчика, боль в груди напоминает, что я, несмотря ни на что, еще жива, не застряла в радужных мечтаниях, и я продолжаю свой путь, уже совсем перейдя на бег, опустив голову и не поднимая глаз, пока не достигаю конца. Тяжко дыша, прислоняюсь к стеллажу, уставившись в стену рядом с лифтами, и очень хочу в этот миг бросить все, не быть здесь, раствориться в небытии.

Это слишком.

Кажется, я способна убежать от себя самой, только если буду жестче держать себя в руках, оставлять в прошлом любую сторону моего прежнего существования, если перестану реагировать на детей. Выпрямляюсь, расправляю плечи и старюсь глубоко дышать. Хорошо еще, никто не видел на этот раз, как меня охватила паника, но мне надо быть осмотрительнее, я не могу позволить себе и дальше вести себя как маньячка какая–то. Передо мной кафе, и, не обращая внимания на быстро бьющееся сердце, ловлю себя на том, что хочу есть, а потому ставлю на поднос полный английский завтрак, добавляю банан, яблоко, йогурт, какую–то плюшку, пакет апельсинового сока, кружку чая. Потом сижу в одиночестве среди длинного ряда столиков, откуда видна автостоянка, и с наслаждением, не спеша, поедаю все — до последнего кусочка. Сосредоточенность на еде помогает отправить обратно в прошлое всплывшее в памяти. Когда я возвращаюсь в магазин, там уже более оживленно, чем прежде: вокруг много маленьких детей, только теперь я уже к этому готова. Изучаю карту–схему и направляюсь прямо в секцию кроватей, не обращая внимания на путь, который указуют стрелки, да еще и срезаю углы, пробираясь между диванами, идя напрямик позади зеркал, забывая обо всем и вся. Присмотрела себе дешевую белую односпальную кровать, слишком солидную и стильную для тех денег, что она стоит, и записываю в блокноте ее шифр. Выбираю матрас, потом смотрю тканевые гардеробы, которые расположились (так удобно!) по пути, и беру простой, каркасный, с белым полотняным чехлом. Прежде я много раз бывала в «Икее», так что порядки мне известны, и я со свистом промчалась по торговому залу, заполняя свой желтый мешок всякой необходимой домашней утварью, и, чем больше товаров я набирала, тем легче становилось это делать, — это как гипноз, как наваждение, как болезнь под названием «лихорадка супермаркета». Устремляюсь дальше на склад самообслуживания, ящики с моими шифрами уже готовы, потом делаю круг на выдачу крупногабаритных товаров забрать свою кровать, где молодой азиат с добрыми блестящими глазами помогает мне погрузить все на тележку. Наконец добираюсь до кассы, где и очереди–то почти нет: должно быть, все еще рано. Кровать, матрас, штанга с вешалками для одежды, постельное белье, подушки, коврик, плафон на лампу, шторы — все это в радующих глаз оттенках белого или кремового стоит меньше 300 фунтов. Заняло у меня это чуть больше полутора часов, включая завтрак. Ощущаю глупое, но приятное довольство собой. Оставляю все, в том числе и мелочи, в отделе доставки с указанием привезти заказ после обеда и успеваю на автобус обратно в Финсбери — Парк. Выхожу у грязного магазинчика хозтоваров и покупаю самую большую банку белой блестящей эмали, валик и несколько кистей. Когда добираюсь домой (домой!), там, кажется, никого, кроме Смуглого Малого Один. Он готовит у плиты нечто тошнотворно пахнущее и нисколько не обращает на меня внимания, будто глухой, когда я залпом выпиваю стакан воды у раковины. Уже половина второго, нужно поторопиться. Бегом взлетаю по лестнице, переодеваюсь в футболку и единственные шорты, которые захватила с собой, сдвигаю старую кровать и шкаф на середину комнаты и принимаюсь красить.

Сегодня опять жарко, в комнате душно, но меня переполняет сумасшедшая жажда деятельности: похоже, у меня проявился безумный инстинкт устройства гнездышка, такой же, как когда я была… Цыкаю на себя, продолжаю работать, стараясь не думать. Комната маленькая, и я крашу ее всю целиком, не утруждаясь предварительной зачисткой, просто крашу себе и крашу поверх грязи и пыли, пока персиковые ДСП не обретают телесный цвет, взбухая тысячами сосочков, потом прохожусь по всей комнате снова и снова, не останавливаясь до тех пор, пока сосочки окончательно не исчезают. Жарко до того, что краска, похоже, высыхает быстро, позволяя малярничать безостановочно. Прихватываю заодно и оконную раму: той же самой краской, другой у меня нет, но это неважно, я добиваюсь того, чтобы стереть все, что было прежде.