Испорченный союз (ЛП) - Лоррейн Трейси

Не сказав больше ни слова, он выводит ее из комнаты, доказывая, что я ошибалась насчет незапертой двери. Этой пизде не нужно было пытаться вырвать половину моих волос, оттаскивая меня от нее; я никогда не смогла бы пройти через нее.

На секунду вокруг меня воцаряется тишина, я начинаю натягивать наручники, молясь всем, кто меня слушает, чтобы они были недостаточно затянуты, чтобы я каким-то образом смогла освободиться от них.

Но это бессмысленно. И если уж на, то пошло, узлы становятся только туже, когда я пытаюсь освободиться.

Всего через несколько минут после того, как я сдаюсь, у меня начинают неметь руки и ноги.

— УБЛЮДОК, — реву я, моя грудь вздымается от гнева и разочарования. — Я здесь, Нико. Я, блядь, здесь. Пожалуйста, приди и забери меня.

Слезы текут по моему лицу, впитываясь в волосы, а мое тело дрожит от страха и изнеможения.

Возможно, этот наркотик был не так уж плох. Он в какой-то степени парализовал меня. И прямо сейчас я предпочла бы это, тому ужасу, который я испытываю.

8

БРИАННА

Я лежу там часами. Если бы не наблюдение за рассветом и закатом, то мне могло бы показаться, что прошло несколько дней.

Я не уверена, должна ли я быть благодарна или нет за то, что на самом деле это не так уж и долго.

Чем больше дней пройдет, тем больше шансов у Нико и ребят найти меня. Но, кроме того, пока я торчу здесь, голодая и отчаянно нуждаясь в ванной, как никогда в жизни, я почти ничего не добилась в своей миссии по освобождению. Если уж на то пошло, я двигаюсь в обратном направлении. Теперь на моем пути не только запертая дверь или окно, но и неумолимые веревочные путы.

Из-за боли в моем переполненном мочевом пузыре мне хочется свернуться калачиком, но я не могу. И я отказываюсь опускаться до этого. Он хочет, чтобы я была слабой, униженной, и я не позволю ему увидеть это.

Я уже несколько часов не чувствую ни рук, ни ног. К счастью, из-за того, что я лежу и как он меня связал, я не могу их видеть, так что понятия не имею, посинели ли они за это время. Единственное, что я знаю, это то, что они все еще связаны.

Тихие, неконтролируемые рыдания срываются с моих губ, когда я пытаюсь облегчить боль, которая распространяется по моему телу.

Если это будет продолжаться и дальше, мне просто захочется пописать. Другого выхода нет, если только он не вернется и не поможет мне. Сомнительно.

Возможно, именно это он и имел в виду. Оставить меня здесь, чтобы к его возвращению я была слабой и грязной.

Оказывается, он довольно больной ублюдок.

Я начинаю понимать, почему никогда не могла избавиться от него. Он не был влюблен в меня и был готов делить меня с другими, лишь бы сохранить часть меня. Он обхаживал меня, или пытался это сделать. Что-то подсказывает мне, что я не была такой легкой мишенью, как моя мать.

Возможно, я несколько раз падала перед ним на колени, но это сильно отличается от того, что происходит здесь.

Звук закрывающейся двери где-то за пределами моей комнаты достигает моих ушей, и мне приходится плотно сжать губы, чтобы не позвать на помощь. Я ни о чем не буду просить этого извращенного ублюдка. Даже если это приведет к тому, что я описаюсь.

Но, как оказалось, звать его не нужно. Я быстро понимаю, что он намеревался зайти, когда замок щелкает и он проскальзывает в комнату.

— Ах, именно там, где я тебя оставил. Это то, что мне нравится видеть, — бормочет он.

Закрывая за собой дверь, он демонстративно запирает ее, чтобы я знала, что мне будет нелегко сбежать, прежде чем положить ключ в карман.

— Как ты себя чувствуешь, детка? — спрашивает он, подходя ближе. — Удобно?

Отказываясь уделять ему хоть немного своего внимания или энергии, я смотрю в противоположный конец комнаты.

— Я подумал, что тебе, возможно, немного жарко, поэтому взял на себя смелость снизить температуру. Надеюсь, ты скоро почувствуешь эффект.

Хныканье вырывается из моего горла, но я крепко сжимаю губы в надежде, что он этого не услышит.

Мне уже холодно. Мне не нужно, чтобы он включал чертов кондиционер.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что это за постоянный низкий гул, но, поскольку у меня было столько времени на размышления, я поняла это.

Я все еще не вижу его, но мне не нужно смотреть на него, чтобы знать, что мое неповиновение действует ему на нервы. Я чувствую напряжение в воздухе. Он потрескивает, предупреждая меня, что я буду тем, кому будет хуже, брось я ему вызов. Но я отказываюсь съеживаться или делать то, что мне говорят.

Только не из-за такого сумасшедшего придурка, как он.

У него вырывается громкое разочарованное фырканье за секунду до того, как край кровати прогибается. У меня появляется возможность сделать глубокий вдох, прежде чем его пальцы обхватывают мое горло.

В тот момент, когда у меня перехватило дыхание, мое тело взяло верх, и облегчение, которого я так жаждала, затопило мое тело, когда я обмякла на кровати.

Его глаза задерживаются на мне, а затем сужаются в подозрении. Ему, наверное, интересно, почему я откинулась назад от удовольствия, когда он лишил меня воздуха.

Да, мне доводилось играть с дыханием, но мне нужна другая прелюдия, нежели это извращенное дерьмо.

Как только запах попадает ему в нос, все его выражение лица превращается в выражение чистого отвращения.

— Грязная сука, — рычит он, прежде чем наотмашь ударить меня по лицу.

В моих глазах вспыхивают огоньки, когда боль от его удара разливается по моему лицу и спускается вниз по шее, прежде чем вкус меди наполняет мой рот.

— Пошел ты, — шиплю я, все еще отказываясь смотреть ему в глаза, когда он хватает меня за подбородок и притягивает мое лицо к себе.

— Пока нет, — выдавливает он из себя.

— Чего ты ждешь, Брэд? Неужели ты недостаточно мужчина, чтобы взять меня, пока я здесь, в твоей власти? — Язвлю я, наконец-то встречая его мертвые глаза.

Он смеется.

— Так в чем же дело? Я думала, что мой огонь возбудил тебя. Или ты передумал? Ты хочешь, чтобы я была такой же слабой и жалкой, как моя мать?

Желание спросить, что именно он с ней сделал, вертится у меня на кончике языка. Но я не хочу, чтобы он думал, что меня это волнует. Это не так. Он может делать с ней все, что, черт возьми, захочет. Это то, что она сделала со мной, когда таскала меня из одной адской дыры в другую. Познакомила меня с выпивкой, наркотиками и жестокими мужчинами задолго до того, как я должна была узнать об их существовании.

Его лицо ничего не выражает. Я не могу понять, о чем он думает. Хотя что-то подсказывает мне, что на самом деле я не хочу этого знать.

Он разработал какой-то извращенный план, и я думаю, что элемент неожиданности может быть лучше, чем заранее узнать о моей судьбе.

— Ты всегда была такой любознательной. Это заставляет меня задуматься, почему ты так и не узнала.

— Что? Что ты гребаный психопат? Не могу сказать, что я что-то заподозрила, нет. Молодец. — Если бы я могла, я бы захлопала. — Ты меня полностью одурачил. Это то, что ты хотел услышать?

Легкая улыбка тронула его губы, говоря мне, что потакание его эго — это способ достучаться до него.

Типичный гребаный мужик.

— Я уже знал это. Мне не нужно слышать это из твоих надутых губ.

Я вздыхаю с облегчением, когда он отпускает меня, но это длится недолго, поскольку он засовывает руку в карман и достает складной нож.

Я нервно сглатываю, когда он обнажает клинок и нависает надо мной.

— Грязные шлюхи заслуживают того, чтобы с ними обращались как с таковыми, тебе не кажется?

Я вскрикиваю, когда он стягивает ткань моих ночных шорт с бедер и разрывает их в клочья, но не раньше, чем поцарапает мою кожу острым кончиком.

Боль пронзает мою ногу, когда влажная ткань, прикрывающая меня, разрывается. Прохладный воздух, проникающий между моих раздвинутых бедер, — ненужное доказательство того, что он разрезал и мои трусики.