Ларри Макмертри - Город страсти

Эдди Белт гордо стоял в нескольких шагах за своей картиной, на которой была изображена его охотничья собака, Монро. Эдди очень любил свою собаку и мог рассказывать о ней часами. Монро был худым пойнтером с большими печальными глазами и ушами, которые обгрызли ему койоты и бродячие собаки. Страсть Эдди к Монро была совершенно необъяснима, поскольку как охотничью собаку Монро отличали недостатки, главный из которых состоял в том, что она имела привычку пожирать любую птицу, подбитую Эдди из ружья. Когда на буровой делать было нечего, Дуэйн и Эдди коротали время, осуждая относительные достоинства Шорти и Монро. Однако Эдди твердо стоял на своем: его Монро – лучшая собака в Талиа.

– По крайней мере, Монро что-то делает! – восклицал он, – он выискивает птиц, а это уже кое-что. Шорти же ничего не делает.

– Шорти способен на многое, – убежденно проговорил Дуэйн.

– Например?

– Например, он кусает тех, кто мне не нравится.

– Да… а заодно тех, кто не нравится ему. Дуэйн был вынужден признать, что Эдди умеет обращаться с кистью. Исполненное им изображение Монро по реалистичности намного превосходило другие подобные изображения на выставке. Ему удалось идеально передать на полотне обкусанные уши Монро, а также большие грустные глаза и выступающие ребра.

– Никогда не думал, что бок о бок со мной работает такой талантливый художник, – сказал Дуэйн. – Я считал, что ты способен рисовать грязные картинки на конвертах.

Эдди был страшно доволен похвалой.

Подошли Джейси с Карлой и принялись рассматривать изображение Монро.

– Эту собаку долго морили голодом, – заявила Джейси. – Если бы ты кормил ее, ребра так бы не торчали.

– Я кормлю ее, – резко ответил Эдди. – Охотничьи собаки по своей природе такие худые.

– Она – вылитый ребенок из голодающей Эфиопии, – поддержала Джейси Карла. – Но картина мне нравится. Пожалуй, я отдала бы ей предпочтение.

– В какой категории? – спросил Дуэйн. Он тоже собирался отдать ей предпочтение как по дипломатическим соображениям, так и просто потому, что на картине собака вышла как живая.

На выставке картин, посвященной столетию города, были только две категории – портреты и общее.

– По общей, я думаю, – ответила Карла. – По-моему, изображения собак надо отнести к общей категории.

Эдди Белт не мог стерпеть такого оскорбления.

– К вашему сведению, моя собака не общая, – заявил он возмущенно. – Это Монро. Я взял ее еще щенком. Это – самый настоящий портрет. Любой скажет.

Карла с Джейси улыбнулись, словно перед ними был придурок. Может, они и правы, решил Дуэйн, который знал, что настроение у Эдди может меняться самым неожиданным и непредсказуемым образом. О таких сменах настроения было известно лишь Дуэйну и Нельде, его исстрадавшейся жене.

Дуэйн подумал, что сейчас с Эдди что-то случится. Он замолчал, а лицо его раздулось и покраснело. Казалось, он готов кинуться на любого, кто хоть в малейшей степени очернит доброе имя Монро.

– Ну, мы поговорим потом, – проговорил Дуэйн, подхватывая дам под руки и отводя их в сторону. Но не тут-то было. Женщины освободились, приготовясь самым решительным образом отвергнуть такое сексуальное домогательство, как взятие под руку, со стороны мужчины.

– Послушайте, – продолжал Дуэйн. – Мы имеем дело с человеком, который любит свою охотничью собаку. Мне кажется, что Монро следовало бы отнести к портретам.

– Ничего подобного, – возразила Карла. – Это действительно хорошая картина, и я отдала бы ей предпочтение, а не всем этим вышкам и василькам. Если мы оставим ее в общей категории, то Монро получает голубую ленту.

– Почему мы не можем дать ему первое место среди портретов? – спросил Дуэйн.

– Потому что это не лучший портрет, – поддержала Карлу Джейси. – Портрет Дики той женщины гораздо лучше.

– Кроме того, нельзя же отдать первый приз портрету собаки, когда на выставке полно портретов внуков и внучек, – удивленно подняла брови Карла. – Эти люди, у которых есть внуки и внучки, линчуют нас, если мы отдадим первое место собачьему портрету.

– Теперь ты понимаешь, во что вляпалась, когда решила устроить выставку картин, – вздохнул Дуэйн.

– Дики определенно спит с Сюзи Нолан, – произнесла Карла. – А я не верила слухам, пока не увидела эту картину. Он у нее получился очень милым.

– Он и есть милый, – заметила Джейси.

– Было бы лучше, если бы она не выставила этой картины, – пробурчал Дуэйн.

Обе женщины смерили Дуэйна оценивающим взглядом.

– Это почему? – спросила Джейси. – Она обладает полным правом показать свою работу.

– Я сказал – было бы лучше, – поправил ее Дуэйн.

– А тебе до этого какое дело? – спросила Карла.

– Ей сорок пять, – ответил Дуэйн.

– По-твоему, это что-то объясняет? – спросила уже Джейси.

Женщины продолжали внимательно смотреть на него. Дуэйн знал, что порой даже самые невинные замечания приводят к беде, а в последнее время, что бы он ни сказал, все оборачивалось неприятностями.

– Ей сорок пять, и она, скажем, имеет роман с Дики, которому двадцать один, – осторожно начал он. – Если мы отдадим первое место в портретной категории этому портрету, то взбунтуется христианский контингент.

– Ну и хрен с ними, – заявила Карла. – Я отдаю ему первое место.

– Я гоже, – подхватила Джейси.

– О'кей, – снова вздохнул Дуэйн. – А как же быть с охотничьей собакой Монро?

– Может, все-таки мы уговорим Эдди представить его в общем разделе? – предложила Джейси. – В таком случае он получает голубую ленту.

– Я не знаю, – сказала Карла. – С Эдди гораздо сложнее иметь дело, чем с Дуэйном.

– Лестера Марлоу полагалось бы упрятать в тюрьму за то, что он придумал эту выставку картин, – сказал Дуэйн.

– Дуэйн, немного культуры в день столетия города никому не повредит, – гордо заявила Карла.

Эдди Белт, принципы которого оставались твердыми, как скала (по крайней мере, в отношении своей охотничьей собаки), решительно отказался выставить портрет Монро в общей категории, мотивировав это следующим образом:

– Я каждый день смотрю этой собаке в глаза.

– Эдди, Монро безразлично, в какую категорию он попадет, – объяснила Карла, одаривая Эдди самыми очаровательными улыбками и принимая самые соблазнительные позы в попытке перетянуть его на свою сторону, но, увы, все было напрасно.

– Эта собака знает больше, чем некоторые люди, – сказал Эдди. – У меня очень чувствительный пес.

– Не спорь с Эдди, – предупредил Дуэйн жену. – Он может спорить неделями.

– Это твоя вина, Дуэйн, – упрекнула мужа Карла.

– Моя вина? – удивился Дуэйн. – С чего ты взяла?