И солнце взойдет (СИ) - О&#39

— С Рождеством, — прошептал Тони.

Он задержался лишь на мгновение, будто хотел сказать что-то еще, но вместо этого с шумом втянул воздух и шагнул назад. И в тот момент, когда затуманенный бессонницей и усталостью разум наконец догнал происходившие вокруг события, перед носом взбешенной Рене с грохотом закрылась деревянная дверь. Раздался щелчок, и в университете стало предательски тихо.

— Какого… — пробормотала она, а потом ошарашенно оглянулась.

Рене искала того, кто наверняка должен был проводить ее на другой допрос. Секретаря или члена новой комиссии. Черт возьми, наверное, с ними решили поговорить по отдельности? Или первым должен быть Энтони? Рене сглотнула и бросилась к двери, где изо всех сил прижалась ухом к прохладному дереву, пытаясь услышать хоть слово.

— Начинаем заседание этической комиссии по делу ненадлежащего исполнения своих обязанностей главой отделения хирургии Монреальской больницы общего профиля в случае от двадцать…

Дальше Рене слушать не стала, а со всей силы рванула дверную ручку. Еще и еще, пока в замке что-то не хрустнуло, потому что тот, разумеется, оказался предусмотрительно заперт. Но все равно она продолжила терзать ни в чем неповинную дверь, желая сорвать ее к черту и ворваться внутрь мрачной аудитории. Силы небесные! Ну какой же гаденыш! Рене снова безрезультатно дернула створку, а потом приложила ту кулаком. Еще никогда в своей пока не такой долгой жизни она не испытывала подобной злости. О, прямо сейчас хотелось раскрошить в щепки эту дурацкую дверь, а потом вытащить Тони за шкирку и хорошенько дать в нос. Так, чтобы некогда сломанная переносица окончательно покосилась и каждый раз в отражении зеркала напоминала Рену, какая же он скотина! Проклятый ржавый рыцарь! Луножопый упырь! Бледная косиножка на тонких ножках!

— Открой дверь, ящерица ты асфальтовая! — проорала Рене и со всей силы ударила коленом в дубовую створку. Вышло ошеломительно больно. — Я сказала, хватит играть в тупое благородство! Ты не можешь просто так взять всю ответственность на себя.

Но похоже, Энтони нагло считал иначе, потому что замок остался закрытым. И когда в глубине коридора стихло эхо разгневанного крика, Рене вновь прижалась ухом к двери. Да так, что сначала услышала только гул собственной крови и легкий звон, прежде чем сквозь беснующийся в венах адреналин смогла разобрать несколько слов.

— … доктор Роше сегодня чуть-чуть импульсивна. Прошу ее извинить, ведь это моя вина. Работать с молодыми талантами настолько удивительно, что порой забываешь, насколько они в чем-то дети. А для возложенных на старшего резидента обязанностей Рене Роше невозможно юна…

— Что?! — взвизгнула она, а потом яростно забарабанила ладонями по гладкой поверхности. Значит, если целовать, так взрослая. А как разделить с ней ответственность за ошибку — ребенок? — Черт возьми, да как у тебя язык повернулся? Ты наставник, а не исповедник, чтобы отпускать мне грехи. Он не мог тогда оперировать. Слышите? Не мог! Его голова просто лопнула бы от мигрени уже на второй минуте, а что до остальных, так те были готовы отправить пациента в мир иной уже на первой. У нас не было выбора…

Вдруг дверь под ладонями распахнулась, отчего Рене едва не ввалилась в неожиданно ярко освещенное помещение, и послышался снисходительный голос:

— Еще минуту терпения, уважаемая комиссия.

Последовал гул смешков, а в следующее мгновение перед Рене очутилось бледное лицо Энтони. Он смотрел не раздраженно, но как-то устало, даже чуть-чуть обреченно, когда опять схватил за локоть и поволок дальше по коридору.

— Сделай милость, поезжай домой, — процедил он. Их сумбурные шаги гулко разносились по пустой каменной трубе, покуда Рене пыталась вырваться из удивительно деликатной хватки.

Впрочем, аккуратной та казалась лишь на первый взгляд, потому что с каждым новым движением длинные пальцы все сильнее впивались в предплечье, пока полностью не утонули в рыхлой вязке желтого свитера. И только когда Рене обиженно вскрикнула, дернувшись чуть сильнее, Энтони отпустил.

— Что ты себе позволяешь? — прохрипела она.

После возмущенных криков голос окончательно сел, и связки теперь выдавали лишь унылое карканье. Рене не знала, к чему была высказана претензия. К многоэтажному вранью? Или к тому, что Энтони решил вдруг взвалить на себя ответственность там, где не надо, и проигнорировал чувство долга совсем в ином? А может, ей слишком многое хотелось объяснить людям, которые сидели за приоткрытыми вдалеке дверями.

— Не больше, чем прописано в нашем контракте. К сожалению, — ровно ответил Ланг, а сам схватил теперь уже за ладонь и повел дальше — к широкой лестнице главного холла. — Это уже не твоя забота. Ты сделала свою работу так, как умела и так, как я тебя научил. Все остальное — мое упущение, и наказание за это определит компетентная комиссия.

— Но ты виноват не больше, чем я!

— В операционной тебе казалось иначе, — вдруг едко хмыкнул он, и Рене резко остановилась.

Она уставилась ему в спину таким красноречивым взглядом, что в итоге Тони замер. Он напряженно оглянулся в сторону открытых дверей в лекторий и озадаченно потер лоб, словно пытался понять, как поступить дальше.

И в этот момент Рене вдруг поняла, что Энтони не знал итога. Господи! Не мог даже предположить, чем закончатся слушания, ведь его репутация так противоречива! И эта вполне очевидная мысль неожиданно поразила настолько, что у Рене задрожали губы. А если все будет плохо? Что, если Энтони лишат лицензии или вообще отправят в тюрьму? Что тогда станет с ней? Ее сошлют куда-нибудь в Нью-Брансуик или на острова Эдуарда даже без шанса вырваться в чертов Квебек. К нему. Стало до чертиков страшно за них обоих. Смешно, перед ней полный котел нерешенных вопросов, никуда не девшаяся обида и необходимость откровенного разговора, но она стоит в Сочельник посреди пустого коридора и переживает, как будет жить без своего пылевого клеща. Тони, ну за что все случилось именно так? Рене отвернулась.

— Позволь мне хотя бы объяснить им, — сказала она. — Ты не имеешь права запрещать.

— Нет. Но если попробуешь вмешаться, то я уволю тебя, — спокойно ответил Энтони, чей голос прозвучал удивительно близко. Один шаг назад, и можно плюнуть на все, а потом наконец-то сделать, как он просил. Но вместо этого Рене стиснула в руках куртку.

— Не угрожай мне.

— И не думал. — Еще ближе, отчего дыхание коснулось волос на затылке, и Рене, не выдержав, оглянулась. — Просто споры всегда заканчиваются слишком плачевно.

Она вглядывалась в глаза Энтони так пристально, словно хотела найти там что-то еще… Пояснения, извинения, любые оправдания такому откровенному шантажу. Но в дурацком сумраке черные зрачки заполнили почти всю золотистую радужку и скрыли секреты, словно в глухом подвале. И Рене не знала, хотела ли попасть туда, а может, безопаснее было бы ждать ответа снаружи. К своему собственному разочарованию, она понятия не имела, как следовало обращаться с Энтони, отчего в душе просыпалась беспомощность. Он просил не спорить, но… Растерянно моргнув, Рене отвела взгляд. Чужая воля твердила развернуться и уйти прочь, а собственное сердце кричало совершенно иное.

— Я не могу так, — наконец, пробормотала она и покачала головой, услышав жесткое:

— Это приказ, доктор Роше.

— Неправда…

— Рене.

— Не отмахивайся от моей помощи, будто я какой-то ребенок!

— Тебе едва за двадцать, у тебя нет никакого опыта ответов перед комиссией или в нечаянном убийстве пациента. Так что да, если так посмотреть — ты самый настоящий ребенок! Поэтому отправляйся домой, зубри учебники и празднуй с друзьями долбаное Рождество, а разбирательства оставь тем, кто в этом хоть что-нибудь смыслит! — отчеканил Энтони, и от его слов без того больное горло окончательно свело судорогой. — Уходи. Твое присутствие здесь больше неуместно.

Неуместно? Рене ошарашенно выдохнула. Неуместно… От подобного обращения внутри вновь закипело бунтарское упрямство. Это с каких, мать его, пор стало неуместным мнение не просто очевидца, а прямого участника событий? Господи, Тони, какую глупость ты задумал на этот раз? Какие плетешь интриги из недомолвок? И почему так ненавидишь банальную правду? Черт побери! Ну зачем все так усложнять? Рене скрипнула зубами, а затем вскинула голову в намерении задать эти и еще много коварных вопросов прямиком в лицо Энтони, но наткнулась лишь на удалявшуюся спину, скованную неизменно черным джемпером. Что? Какого?! Вот… Вот это наглость! Она топнула ногой и отшвырнула куртку в пыльный угол темного коридора.