Ева Модиньяни - Наследница бриллиантов

— Знаешь, что я решил? — спросил вдруг Джованни. — Никогда больше не влезать в долги, никогда в жизни! Все эти месяцы я дрожал от страха.

— Ну и глупо, — ответил Анджело, у которого был совсем другой склад мышления, чем у Джованни. — Чем плохо, что мы купили Римлянина в кредит? Тебе пришлось бы не один год откладывать, чтобы осуществить свою мечту. Настоящий банковский кредит — это здорово, ты ничего не понимаешь.

— Конечно, я же не такой ученый, как ты, — съязвил Джованни, намекая на вечерние курсы, которые усердно посещал Анджело: зная, что начальство покровительствует молодым способным сотрудникам, он учился в надежде на повышение.

— Помнишь роман про трех мушкетеров, который мы читали в интернате? — неожиданно спросил Анджело.

— Еще бы не помнить! Дюма — мой любимый писатель.

— Знаешь, мне кажется, мы похожи на этих трех мушкетеров, ведь у нас такой же девиз: один за всех, все за одного! — И Анджело поднял бокал, чтобы чокнуться с друзьями.

— Простите, мальчики, что прерываю такой прекрасный тост, — сказала Анджолина, — но мне пора. Комоцци уже меня заждался. — И, послав обоим воздушный поцелуй, она исчезла.

— Ну прямо великосветская дама, — глядя ей вслед, заключил Анджело.

Анджолину и вправду трудно было узнать. Она стала носить корсет из китового уса, отчего казалась стройнее и выше. На ней была длинная юбка с маленьким шлейфом, кружевная блузка с высоким стоячим воротником, дорогой шерстяной жакет и широкополая шляпа, которая ей очень шла.

— Ты подал мне прекрасную мысль своим тостом, — сказал Джованни, — я начну издавать романы Дюма. Автору гонорар платить не надо, вся прибыль моя. Я уже вижу обложку: «Александр Дюма. Три мушкетера», а внизу — «Издательство Джованни Ровести».

— Погоди, Джованни, — как всегда, вернул его на землю Анджело. — Сначала тебе придется заказать новый перевод, ведь на старый у тебя нет прав. Потом подумать о сбыте. Это с твоим муниципалитетом нет хлопот — приехали и забрали весь тираж, а книги — дело другое. Тебе придется самому рассылать их по книжным магазинам, причем не только миланским.

В этом было их отличие друг от друга: Джованни мечтал, Анджело рассчитывал. Но Джованни, если уж ему приходила идея в голову, не отступался от нее ни за что, его не останавливали никакие трудности.

— Да, совсем забыл, надо придумать символ, знак издательства, чтоб был лаконичный и запоминающийся. Знаешь, Анджело, у меня словно выросли крылья, я хочу подниматься все выше и выше, я чувствую, что смогу достичь цели.

Но вскоре началась война, положив конец полету его фантазий. Джованни призвали в армию и отправили на фронт.

ГЛАВА 9

Анджело тоже пришлось повоевать, правда, недолго: в одном из первых же боев он был ранен и признан негодным к дальнейшему прохождению службы. В банке его взяли на прежнее место, и благодаря медали, которой его наградили за мужество, он стал быстро продвигаться по службе.

Джованни не на что было рассчитывать, он понимал, что после войны придется начинать с нуля. На фронте ему часто вспоминались слова мэра-социалиста Кальдары, выступавшего на митинге перед новобранцами: «Война — это трагедия для любого народа, это стихийное бедствие такой силы, с которым не сравнится ни одно наводнение или землетрясение. Нам еще долго придется постигать ее смысл».

Джованни целых три года постигал под пулями смысл той войны, мечтая лишь об одном — вернуться домой живым. И вот в ноябре 1918 года, когда весь Милан праздновал победоносное окончание всемирного побоища, Джованни смог наконец обнять своих друзей, Анджело и Анджолину. Они потащили его в подвал на улице Данте, где он увидел трех мужчин, занятых работой.

— Кто это? — спросил он.

— Твои рабочие, — сияя от радости, ответила ему Анджолина. — Пока ты воевал, Римлянин тоже не бездельничал. Вот журнал, здесь все записано, можешь проверить.

— А здесь, — протянул ему пачку квитанций Анджело, — банковские подтверждения твоих вкладов за три года.

— Вы оба хотите сказать, что, пока я привыкал к мысли о полном банкротстве, моя типография работала и приносила прибыль? — Пораженный до глубины души, Джованни переводил взгляд то на друга, то на подругу.

— Да это все она, — Анджело показал на Анджолину. — Книг тут, конечно, никто не печатал, зато с заказами на плакаты, листовки, винные этикетки и театральные программы типография едва справлялась.

— Анджола, Анджолина, — только и мог вымолвить Джованни, прижимая к груди свою верную подружку.

Мог ли он подумать, что в женщине, еще недавно зарабатывающей себе на кусок хлеба древним как мир ремеслом в нищем миланском квартале, проявится такой предпринимательский талант!

— И все же взгляни на мои записи, — настоятельно потребовала Анджолина. — Ты мой принцип знаешь — за бесплатно не работать, поэтому я платила сама себе жалованье, надеюсь, ты согласишься, что это справедливо.

— Ты себя не обижала, — со смехом сказал Джованни, заглядывая в журнал, и добавил уже серьезно: — Пока я жив, жалованье тебе гарантировано.

Джованни сдержал слово. Когда он стал крупным издателем, в длинном списке тех, кому он назначил ежемесячные выплаты, имя Анджолины значилось первым. Как и когда судьбы этих людей переплелись с судьбой Ровести — знали только она и он, остальных это не касалось.

— Хоть я еще и не миллионер, но квартиру и приличный костюм, надеюсь, могу себе позволить?

— Подожди шиковать, Анджолина только что заказала еще один типографский станок. Пока поживешь у меня, места хватит.

На следующий день Джованни было не узнать: новый, с иголочки, костюм, красивое пальто, модные туфли. Выйдя из дома, где жил теперь Анджело, он решительно зашагал по улице Орефичи. Его путь лежал к дому синьора Мотта. Прошли годы, но он не забыл девушку с черными косами и сейчас собирался попросить у типографа ее руки. Проходя по площади Ла Скала, он заметил, что к кафе Кова один за другим подъезжают экипажи, — состоятельные миланцы любили посидеть здесь за аперитивом, прежде чем ехать куда-нибудь обедать. Подъехал дорогой экипаж, запряженный отличной парой, и из него вышла Анджолина с маленькой левреткой на поводке. Увидев Джованни, она начала смеяться.

— Куда это ты так вырядился?

— Секрет. И вообще, с чего это я должен тебе отчитываться?

— Не лезь в бутылку, я пошутила.

— Ты лучше о себе расскажи. Как поживает Комоцци?

— С ним давно все кончено, сейчас у меня граф. Граф Мапелли. — И она опять засмеялась своим заразительным смехом. — Да что мы на ходу разговариваем, приходи лучше сегодня ко мне ужинать. Я живу теперь на улице Боргоспессо.