Сердце вне игры - Никки Лоусон

— Ты позволишь мне объясниться? — он умоляет. — Ты позволишь мне попытаться это исправить?

Моя кожа покалывает, и чувствую себя будто не в своем теле. Возможно, разумнее было бы развернуться, вернуться наверх и позволить моим братьям разобраться с Ноа. Но знаю, что, если не закончу все как следует, обломки наших отношений будут преследовать меня вечно. Я не знаю, как он сможет вылечить разбитое сердце, но я хочу и заслуживаю объяснений.

— Хорошо, — говорю я, но не отхожу в сторону и не впускаю его в дом. Я не хочу вести этот разговор здесь, перед всей моей семьей. — Встретимся у моей квартиры через час.

— Правда? — в его глазах загорается проблеск надежды. Он по-прежнему выглядит изможденным и измученным, как и в тот день, когда я ждала возле его дома, но напряжение на его лице немного ослабевает.

Я киваю и говорю ему идти, прежде чем Дерек и Джош возьмут на себя задачу бросить его на улицу. Он выдерживает мой взгляд и пятится от двери, в его глазах горит такая тоска, что у меня болит в груди. Когда он садится в свой «Мерседес» и уезжает, я медленно закрываю дверь и оборачиваюсь, чтобы встретиться с любопытными глазами моих братьев и родителей, последние сейчас вошли в комнату, чтобы присоединиться к нам.

— Марго, — говорит Дерек, выражение его лица все еще мрачное. — Ты в этом уверена?

— Нет, — я пожимаю плечами и тихо посмеиваюсь, потому что это лучше, чем плакать. — Но какой у меня еще выбор?

— Ты могла бы сказать ему, чтобы он съебался, — ворчит Джош, затем виновато смотрит на маму и добавляет: — Извини.

Мама закатывает на него глаза, затем подходит ко мне и протягивает руку.

— Если отбросить красочные выражения, твой брат правильно сказал. Если ты не хочешь разговаривать с Ноа, ты не обязана. Ты ему ничего не должна.

— Я знаю, — делаю глубокий вдох. — Но… я в долгу перед самой собой. В тот день мы почти не разговаривали за пределами его квартиры, и, если он готов поговорить сейчас, мне нужно услышать, что он скажет. Мне нужно знать, что произошло. Как бы сильно это ни было больно, я должна выяснить, почему Ноа сделал это.

Если моя мама думает, что я совершаю ошибку, то она этого не говорит.

Она просто кивает, сжимая мою руку.

— Тогда иди.

Ноа сидит на ступеньках возле моего дома, когда я сорок минут спустя приезжаю в Денвер. Начал падать снег, его голова и плечи были покрыты тонким слоем снега, и мне показалось, что он не пошел домой и все это время ждал снаружи на морозе. Его предплечья опираются на ноги, и он смотрит на тротуар, когда я подъезжаю.

Он выглядит напряженным и лишенным сна, то же самое чувствую я, но это не заставляет меня сочувствовать ему. Честно говоря, я просто рада знать, что он страдает так же сильно, как и я, какими бы мелочным это ни было.

Я выхожу из машины, он смотрит вверх и тут же вскакивает на ноги. Открываю входную дверь своего дома, мы вместе входим и молча направляемся к моему блоку.

Я почти с дискомфортом ощущаю его позади себя, когда мы поднимаемся по лестнице, напряжение между нами становится еще более ощутимым в замкнутом пространстве. В тот момент, когда мы доходим до моей квартиры и дверь за нами закрывается, я скрещиваю руки и поворачиваюсь к нему лицом.

— Хорошо. Говори.

— Мы можем… присесть? — он указывает на диван.

— Зачем? Ты не пробудешь здесь долго.

Его лицо омрачается.

— Послушай, я знаю, что ты не хочешь сейчас быть рядом со мной, Подсолнух. Но я обещаю тебе, ты ни за что не будешь ненавидеть меня больше, чем я ненавижу себя сейчас. Я облажался. Я так сильно облажался.

Боль разливается по груди.

— Я знаю.

— Нет, — он качает головой, на его лице читается разочарование. — Не таким образом. Не так, как ты думаешь. Марго, я не спал с этой женщиной. Она забеременела не от меня.

Моя голова откидывается назад, как будто меня ударили.

Его слова витают в воздухе между нами, а я в шоке смотрю на него несколько долгих секунд.

Я не знаю, что с этим делать. Это то, что мне так хотелось услышать от него, когда увидела его после того, как он вернулся с выездной игры, и я молилась, чтобы он мне сказал это. Но теперь, когда он стоит передо мной и все отрицает, я не чувствую себя лучше.

Потому что я ему не верю.

Я не могу.

Когда я сглатываю, мое горло похоже на наждачную бумагу.

— Ноа…

— Я пытался защитить тебя, — бормочет он, запуская руки в волосы. — И я только сделал все еще хуже.

— Что ты…? Защитить меня от чего?

Я не понимаю, что за херня происходит. То, что он говорит, не имеет смысла, и я не знаю, как разбитое сердце может защитить от чего-либо.

— Ты имеешь в виду сохранение своего обмана в секрете? — сжимаю руки в кулаки, чувствуя, как нахлынули эмоции. — Правда всегда рано или поздно выходит наружу, Ноа. И не то чтобы было бы лучше, если бы я никогда об этом не узнала. Ты бы все равно лгал мне и глумился надо мной.

— Нет! Говорю тебе, я с ней не спал.

В его голосе теперь звучит почти отчаяние, и он делает шаг ко мне, но я делаю шаг назад, сохраняя дистанцию между нами.

— Ты продолжаешь так говорить, — говорю я тихо. — Но ты сказал незнакомцу на улице, что ты это сделал. Ты сказал ему, что она забеременела от тебя. Ты рассказал миру, что она забеременела от тебя. Так почему я должна тебе верить сейчас?