Алана Инош - Ты

                 — Котя, пойми меня верно... Я правда за тебя очень рада. Когда ты смотришь на неё, в твоих глазах столько любви, столько света! Наверно, это правильно, что вы вместе. Наверно, так и должно быть...

                 Голос Елены сорвался на всхлипы. "Котя"... Это нечаянно сорвавшееся с её губ ласкательное прозвище кольнуло мне сердце. Совсем как "ежонок" — так тебя звала Юля в переписке.

                 — Лен... Ну, чего ты.

                 Не зная, что ещё сказать, Александра, по-видимому, обняла Елену — закрыв глаза, я просто увидела эту картину. Сердцем или каким-то альтернативным зрением — не знаю, но мне не хотелось входить, прерывая их общение и изображая негодование. Я так сильно устала и так скверно себя чувствовала, что не было ни сил, ни желания ревновать. Я не беспокоилась, что у Александры в душе воскреснет былая привязанность: ведь ангелы-хранители не уходят к другим, они остаются верными навсегда.

                 Я снова растянулась на цветущей поляне, уставилась в звёздное небо и... Понеслось. Снова — кадры, кадры, кадры... История словно сама строилась у меня в голове, прилетая откуда-то извне. А тем временем в тёмную комнату на цыпочках вошла Александра, разделась и улеглась ко мне. Она обошлась без сакраментального вопроса "ты спишь?", просто тихонько придвинулась и бережно обняла, согревая своим дыханием и защищая невидимым крылом.

                 Почти до самого рассвета я смотрела "кино в голове" — и, естественно, не спала ни минуты. Какой уж тут сон, когда мозг вот-вот лопнет от разрастающегося внутри него сюжета!.. В голубых предрассветных сумерках мои горящие от напряжённой бессонницы глаза сомкнулись... а уже, как мне показалось, через пару минут зазвенела мелодия будильника на мобильном Александры, лежавшем на столике рядом с диваном. Крыло-рука протянулась над моей головой, добралась до телефона и выключила будильник.

                 — Встаём, солнышко, — защекотали мой лоб губы Александры. — Пора в больницу.

                 Засыпая, я боялась, что забуду сюжет "фильма", но нет — всё то, что буквально взорвало мне мозг этой ночью, сохранилось в памяти в мельчайших деталях. Аппетит по-прежнему отсутствовал, но мой ангел заставил меня съесть творог с фруктами, от которого я вчера отказалась, и выпить зелёный чай. Они с Еленой позавтракали яичницей с кофе — растворимым, который Александра дома не признавала, а в гостях вежливо выпила, не подав и виду, что она такой не любит. Да и не до капризов было. Сегодня решалась моя судьба...

                 Ох... лучше бы я не просыпалась. Во сне я была сильной, быстрой, владела мечом и единоборствами, а наяву на кровати лежало моё еле живое тело. Первое, что я увидела, открыв глаза — букет сирени на тумбочке у кровати. К вазе была прислонена записка, написанная знакомым, размашистым и чётким почерком... В линзах я, наверно, даже с подушки смогла бы прочитать, а так — пришлось ползти к краю кровати и тянуться рукой...

                 — Блин...

                 Листок выпал из слабых со сна пальцев, и несчастное тело было вынуждено делать ещё больше движений, чтобы его достать.

                 "Я на работу. Ландышей нарвём потом на даче".

                 Ох, ангел, ангел... Едва приехали домой — сразу на работу, даже не отдохнув. Могла бы и завтра, ничего бы там не стряслось без неё... Мне даже стало совестно за своё вынужденное ничегонеделание. Я погрузила лицо в прохладное сиреневое кружево и вдохнула нежный и тонкий аромат.

                 Операция была назначена на шестнадцатое июня, анализы мне разрешили сдать по месту жительства, а сюжет новой книги пульсировал в голове, готовый практически на девяносто процентов — мелкие детали прорисуются по ходу дела. Ещё никогда история не приходила ко мне вот так — полностью в готовом виде, от завязки и до финала, в одну-единственную ночь. Она будто влилась в меня по какому-то невидимому каналу и сейчас владела моими помыслами целиком. Писать, срочно писать... Вот только времени осталось совсем не так много. Существовал риск разрыва аневризмы и внутреннего кровотечения с летальным исходом. И как пройдёт операция — тоже неизвестно...

                 Дождь кончился, в приоткрытую форточку струилась тополиная свежесть. Сегодня — двадцать четвёртое мая, в больнице надо быть уже пятнадцатого июня. То есть, работать я смогу максимум до тринадцатого-четырнадцатого. Получается, у меня только двадцать один день на книгу... Невозможно? Хм...

                 Достоевский написал "Игрока" за двадцать шесть дней. Точнее — писал двадцать один день, и ещё пять, по-видимому, ушло на расшифровку стенограммы. В моём распоряжении имелся компьютер, и печатала я с той же скоростью, с какой говорила, а сюжет был уже у меня в голове. А ещё я умела входить в состояние предельной концентрации, когда даже боль отключалась. Ну что ж, Фёдор Михайлович... Это колоссальный вызов моим творческим, психическим и даже в какой-то мере физическим возможностям, но попробую повторить ваш рывок. Вас подгоняли долги и договор с издателем, а меня — дыхание смерти в спину.

                 Включив компьютер и создав файл, я уставилась на его белое, девственно чистое поле. Теперь оставалось возобновить "кино в голове", но для этого требовался экран — любое место, свободное от изображений или предметов. Да вот... хотя бы лист бумаги для принтера. Если приложить его к папке, а папку поместить на подставку для книг, получится как раз то, что мне нужно.

                 Лист белел передо мной, руки расслабленно лежали на клавиатуре, а дыхание было плавным, глубоким и медленным. Глядя в центр листа, я внушала себе, что он — дверь, в которую нужно только шагнуть, и тогда...

                 "Босые ноги ступали по сухому пыльному асфальту, а чёрные лаковые туфли на десятисантиметровой шпильке блестели у меня в руке. Сумочка неприкаянно болталась на плече, выбившиеся из причёски пряди лезли в лицо. Зеленоглазый дракон хмеля свивался во мне кольцом, туманя мозг дурманящим выхлопом из своей клыкастой пасти. Сиреневатый свет уличного фонаря, кусты, ночная прохлада.

                 Я прислонилась к стволу дерева. Дракон внутри был слишком тяжёл, он невыносимо, до тошноты пригибал меня к земле, но я должна была донести его до дома. Ну, и себя в первую очередь..."

                 "Кино" крутилось уже не на бумажном экране, а стало живым и объёмным. Я находилась прямо посреди действия, вместе с героями, и в то же время, как ни странно, могла видеть печатаемый текст. Упрощённо говоря, одним глазом я смотрела "кино", а другим — следила за тем, что я набираю. То, что происходило передо мной, я облекала в слова... Как пригодился мне навык "озвучивания" фильмов для тебя! Сейчас я делала то же самое, только с ещё большей скоростью.