Отпускай (СИ) - Ольга Сурмина

ты не можешь отпустить. А еще ты не можешь отпустить меня. Так и живем. И знаешь… не отпускай. Давай держать друг друга, крепче, всю жизнь. Не отпускай меня. Я не хочу, чтобы меня отпустили.

В коридоре раздавались редкие, короткие всхлипы.

В гостях у Линчевателя

— Я отпустила. — Дрожали губы, глаза мокли от слез. Тело попеременно захватывали раздражение, злость, стыд и обида. — Отпустила!!! Давно!! Психолог доморощенный!!

— Эмма, ты рядом со мной. — Нейт странно улыбнулся. — Перестань врать хотя бы себе. Я никогда не отпущу тебя, потому что этого не хотим мы оба.

Она проглотила ком. Хотела, было, сказать, что он все себе выдумал, что пытается навесить то, чего нет, но слова в горле застревали режущими бритвенными лезвиями. Царапали нёбо, и никак не давали открыть рот. Бедовый, злобный, сейчас даже раздражающий «брат» Нейт — тот, о ком она, временами, думала по ночам. Уже без участия моря, пляжа, и любых других совместных поездок. Эмма просто думала, потому что думалось. Как его голова? Как он себя чувствует, можно ли ему как-то помочь? Может все-таки, как-нибудь, обнять? Чуть-чуть, и сказать после этого, чтобы не переживал. Вот так вот… глупо и размыто. «Не переживай, все нормально, правда» — можно было бы придумать более картонной для сочувствия фразы? В обезличенной, немногословной поддержке Фастер теперь била все рекорды. Но ведь лучше, чем ничего, верно?

Думалось. Было жаль, горько, и чуть скручивало живот от нервов. Именно от нервов, а не от позитивного волнения перед встречей, как раньше. И все равно, даже после всего хотелось сказать ему: «прошу, не казни себя, мне больно на это смотреть». Хотелось, чтоб он улыбался. Хотя бы немного, хотя бы иногда. Бедовый, грустный «старший брат». Самый близкий человек в её короткой, одинокой жизни.

Теперь, почему-то, из-за мыслей ночами накатывал стыд и злость. Он еще смеет думать, что она его любит после всего? Смеет преграждать путь, высказывать, что не отпустит?

Кулаки сжимались сами собой. Фастер его и вправду любила. Очень. И не могла не любить, как ни старалась, потому что он заменил ей семью. Но любовь как к семье, и как к мужчине — разные вещи. Ей казалось, она больше не любила его как мужчину. Предатель… как-то не любился.

— Нейт, я переезжаю. И это закрытый вопрос.

— Вот как? — Штайнер вздохнул. — Без вещей, швейных принадлежностей? Эмма, прошу тебя. Хватит надо мной издеваться. Я не железный. Хватит.

— Под издевками ты подразумеваешь мое желание переехать в квартиру мамы? — Все еще кололо горло. — И что значит «без вещей»? Хочешь отжать у меня два сарафана, и думаешь, что меня это остановит?! — Голос осип от подавленных слез.

— Да. — С отчужденной грустью ответил мужчина. — Надеюсь.

— Знаешь, я обойдусь без сарафанов. В конце концов, у меня есть туфли. — Девушка горько улыбнулась. — Будут стоять на полке и поднимать мне настроение. — Она схватила с крючка бордовую куртку и принялась судорожно натягивать её на худые руки.

— Ты «к маме», или к нему? — Глухо спросил Нейт. Казалось, он не совсем верил в историю о внезапной квартире от мамы, и просто решил, что Эмма решила переехать к своему другому мужчине. Иные варианты затуманенная голова отказывалась принимать.

— К маме. — Фастер сжала зубы. Слегка поправила туфли, тяжело вздохнула и вновь вышла из дома.

Бирюзовая листва, пасмурный свет. И… темный силуэт сзади, который тут же лег тенью на её тело. Штайнер шел почти вплотную, и словно не торопился останавливать.

— Решил меня проводить? — Эмма вновь сглотнула нервный ком.

— Нет. Я просто пойду с тобой. — Жутко ответил он. — Я не имею права тебя останавливать. Не имею права тебя держать, уговаривать, просить. На что вообще я имею право? — Взгляд казался невменяемым. — Значит, я пойду с тобой. Придем к твоей «маме» вдвоем, надеюсь, она не будет против. Попьем чай, почему нет?

— Нейтан, что ты несешь?! — Фастер вытаращила на него глаза. Голос дрогнул. — Моя мама умерла.

— Прости. — Он прикрыл глаза. — Значит, мы все же идем не к ней, да? — Штайнер покачал головой. — И я все равно иду с тобой. Буду сидеть рядом, пока мою любимую будет трахать кто-то другой. Буду держать за ручку. — Меж ресниц вновь стали проглядывать пугающая, лиловая радужная оболочка, окружающая узкий темный зрачок. Казалось, еще пара секунд, и он схватит девушку за запястье и встанет с ней, как вкопанный. Несмотря на отсутствие права держать.

— Нейт, ты рехнулся в своей ревности. — Голос дрожал. — Просто рехнулся. Я тебя не люблю, я тебя ненавижу. Оставь меня в покое. Хватит.

Он медленно раскрыл глаза, и подавленная ярость в них растворялась. Взгляд скользил по земле, а брови медленно поднимались вверх.

— Ненавидишь? За что? За то, что я люблю тебя? — Казалось, Штайнер не понимал. Думал, что его, вроде бы, любят, а тут в воздухе стучало мнимое эхо слова «ненавижу». Мог он представить, что самый близкий, самый родной человек скажет ему что-то такое? Милая Эмма, которую он нес на себе в больницу, и считал, что лучше умереть вдвоем от удара молнии, чем остаться одному. Эмма, которая любила от него подарки, объятия, нежности. Красивые ткани. Куда она пропала? Любимая, какую он знал и помнил.

Словно Нейт её однажды уничтожил, и с тех пор её заменила другая. Более прочная, жесткая, отрешенная и обособленная. Лишенная надуманных ею несовершенств.

Чуть дрогнул уголок рта. В ушах зазвенело от нервов, словно стекло царапали кривым гвоздем. «Я и это сожру» — пульсом било в голове. Наверно, она имеет право ненавидеть. И все равно хотелось исчезнуть. Испариться, перестать существовать, чтобы не делать больно своими чувствами. Кому он нужен? А никому. Теперь даже любимой Эмме не нужен, самой родной и самой близкой. Сколько бы пирожков и кукол Нейт не принес, чего бы не сделал. Иногда нет права на ошибку.

— Прости. — Вдруг прошептала Фастер. — Просто я не могу больше. Я тебя не ненавижу, ты хороший. Но все равно хочу побыть одна. Хочешь верь, хочешь нет, но… одна.

— Ладно. — Штайнер выдохнул. Хороший. На секунду ему стало легче, однако, тут же нет.

Она правда уходит. Её нельзя держать. Нельзя схватить, принести домой, завернуть в одеяло и накормить чем-нибудь вкусным. Нельзя сказать, что нельзя. Уложить в кровать, улечься рядом и обнять. Все.

— Позвони мне вечером. — Глухо продолжил Нейт. — Мне необходимо знать, что с тобой все хорошо. Я… пойду проветрюсь, раз уж вышел. Остужу голову.

Эмма кивнула, и как-то виновато посмотрела