Долина кукол - Жаклин Сьюзан

камере-три. Там исполните припев, а последние восемь тактов снова споете перед камерой-два.

– Боже ж ты мой, да чтоб все это понять, надо Массачусетский технологический кончить! На что нам все эти камеры?

– Солнышко, на самом деле все необычайно просто. Надо только помнить про красный огонек – он над той камерой, которая на вас наведена. Тут и запутаться-то негде.

Она начала снова, внимательно следя за камерами. Все шло нормально, пока она не спутала строчку в «идиотичке» и не попала в камеру-три.

– Не обращайте внимания на карточки! – взмолился режиссер. – Ассистент будет носить их за вами. А вы – вы следите за камерой.

– Я привыкла, чтобы камера следила за мной, – запричитала она.

Режиссер был терпелив.

– Все у вас получится. Попробуем снова.

Было еще две репетиции. На лице режиссера проступило выражение тихого отчаяния.

– Нили, вы дважды пересекли меловую черту на полу и вышли из поля зрения камеры.

– Но я же должна двигаться, когда пою.

– Конечно, детка. Тогда давайте вначале разметим ваши движения, и я их согласую c операторами.

– Не могу. Я двигаюсь так, как чувствую, а чувствую каждый раз по-разному.

И так час за часом тянулась мучительная репетиция c камерами. С Нили начал потоками стекать грим, волосы взмокли. К пяти часам у них еще не было ни одного полного прогона.

Режиссер объявил обеденный перерыв. Он подошел к Нили и дружески положил ей руку на плечо:

– В шесть пройдем все сначала. Не останавливайтесь, даже если сделаете ошибку. Мне нужно все захронометрировать. Потом я скажу вам про все ошибки, изменения и врезки, и у вас останется время поправить грим и передохнуть перед эфиром.

Для Нили последняя генеральная репетиция была сплошным кошмаром. Красный глазок над камерой то появлялся, то исчезал неизвестно куда, казалось, что слова на «идиотичках» расплываются в горячих лучах юпитеров. Она начинала песню, глубоко ее переживая, брала идеальные ноты… Закрывала глаза – и тут же в панике раскрывала их. Здесь не было чудной голливудской камеры, неотрывно следовавшей за ней, готовой зафиксировать каждое ее движение. Некому было монтировать пленку и соединять лучшие кадры. Ничего – только эти красноглазые чудища, за которыми должна следить она, и эти вечно пропадающие листы со словами. Вот, снова потеряла – не надо было закрывать глаза. Где же слова? Она промурлыкала строчку текста. Он сказал, чтобы не останавливалась… Боже, где карточки? В какую камеру смотреть? В левую – да, там красный огонек. Слава богу, песня кончилась. Господи, а сейчас-то что? Что там на карточке написано? Ах да, вступает Энн c новым изделием. Ой, слава богу! Теперь говорит Энн, и она может дух перевести. Господи, ей же надо бежать за кулисы – оттуда отчаянно машет руками костюмерша. За эти три минуты надо переодеться. Всего три минуты на переодевание – а Энн уже половину текста проговорила…

– Я не могу! – завопила она. – Не могу я так! Не получится у меня живая песня, если думать о меловой черте, о камерах, о переодеваниях! Если я хочу закрыть глаза, я должна закрыть глаза. Я так чувствую. Не могу я! Так не могу!

Кевин был в аппаратной. Он стремглав промчался по проходу и встал рядом c режиссером. Они вместе попробовали ее успокоить.

– Не буду я дальше! Только опозорюсь! – Голос Нили сорвался.

– Нили, вы ж профессионал, – взмолился режиссер. – Как только публика войдет в зал и вам начнут аплодировать, к вам сразу все придет.

– Нет, – рыдала она. – Мне надо было неделю репетировать перед камерами. Я не могу следить за всем сразу и при этом хорошо петь. Не могу стоять на каких-то местах, помеченных мелом, следить за камерами, за карточками. Не могу, и все – только провалюсь c треском!

– Нили. – Энн обняла ее. – Помнишь, в Филадельфии тебе сказали в самый последний момент – а как ты сыграла во «Всех звездах»?

– Тогда мне нечего было терять, – сквозь слезы сказала Нили. – Я была совсем девчонкой, могла не думать о репутации. Теперь я звезда; если буду выглядеть плохо или чего-нибудь напутаю – мне конец.

– Все будет хорошо, – повторял режиссер.

– Нет-нет! Я не буду выступать!

– Нили, ты должна, – настаивала Энн. – За эфир заплачено… концерт пойдет через час.

– Я не могу! – всхлипывала Нили.

– Значит, вы никогда больше не будете работать, – вдруг отрезал режиссер.

– Очень надо! Да я в жизни в телестудию ни ногой!

– Вы не поняли. Вы не будете работать нигде – ни на сцене, ни в кино, – спокойно сказал режиссер.

– И кто ж так решил?

– Профсоюз актеров. Если вы таким образом отказываетесь от участия в представлении, вы нарушаете контракт. Этим правилам подчиняются все союзы – профсоюз актеров, гильдия.

– А что будет, если я прямо сейчас вот упаду и умру?

Режиссер холодно улыбнулся:

– К моему величайшему сожалению, это маловероятно.

– А вы не могли бы объявить, что у меня острый приступ ларингита? – взмолилась она.

– Нили, – вздохнул режиссер, – врач телестудии потребует осмотреть вас. Студия – пайщик всех рекламных передач, и они вбухали в ваш бенефис кучу денег. В общем, так: в вашем распоряжении час – постарайтесь совсем не думать о концерте, идите в грим-уборную и расслабьтесь.

Нили пошла в свою уборную. Она немедленно позвонила и связалась c коридорным в ее отеле. Он прибыл через десять минут. Она передала ему двадцать долларов, а он ей – небольшую бутылочку. Нили внимательно посмотрела на пузырек.

– Красненькие мои куколки, – тихо сказала она. – Ради бога, сделайте свое дело. В вас вся моя надежда. Даже спиртным вам помочь не могу – а то скажут, что я была пьяна. – Она быстро проглотила шесть пилюль. – Давайте, деточки, давайте, – ворковала она, улегшись на диван. – Давайте, действуйте… Я ничего не ела. На голодный желудок вы, малютки, работаете быстро.

Через десять минут она почувствовала знакомое головокружение. Она дала этому ощущению пройти: этого недостаточно – ее сумеют отпоить черным кофе. Она, пошатываясь, подошла к раковине и приняла еще две.

– Давайте, куколки, пусть Нили вырубится, пусть Нили заболеет.

Она слышала приглушенный шум публики, заполняющей зал, музыкантов, настраивающих инструменты. Она быстро заглотила еще две. Она смутно услышала, что кто-то зовет ее по имени, но она уже плыла… далеко-далеко…

Пришлось пустить в эфир запись старого концерта. Студия объявила, что по техническим причинам бенефис Нили О’Хара в эфир не выйдет. Кевин не стал подавать на Нили в суд, но студия подала. Они заявили, что Нили была для них первой пробой – в новом сезоне запланированы