И солнце взойдет (СИ) - О&#39

«Monster… Monster. I've turned into a monster», — вещал кто-то на весь кабинет. И в предвкушении, затаив дыхание, Рене шагнула внутрь родного уже кабинета, чтобы тут же ошарашенно замереть. Тони здесь не было.

Больше всего маленькая комната напоминала сейчас склад, или чей-то очень поспешный переезд. По всему полу стояли коробки, которые неряшливо набили журналами, неведомыми мелочами и даже одеждой. Взгляд Рене скользнул по торчавшей из картонного нутра черной куртке, потом перебрался на нечто пестрое, и в мозгу неожиданно вспыхнуло: «Тони!» Это были вещи Энтони, которые какого-то черта лежали не на своих местах, а в коробках. Словно… словно их хотели выбросить? Рене подняла голову и гневно уставилась на человека, что вольготно раскинулся в большом кожаном кресле. Дюссо улыбнулся, отсалютовал чашкой с эмблемой больницы, а потом метко отправил ту в одну из коробок. Раздался звон.

«A monster, a monster

And it keeps getting stronger!»

— Что здесь происходит? — холодно спросила Рене, чью усталость смело волной раздражения.

Она стремительно прошла через весь кабинет и замерла напротив рассматривавшего очередной эспандер хирурга. Но ублюдок даже не поднял взгляд, лишь вновь ухмыльнулся и запустил предмет в импровизированную корзину. Похоже, он уже считал себя здесь хозяином. Да неужели! Значит, пока из-за его предательства Энтони сидел в камере, гаденыш всерьез облюбовал себе место главы? Внутри заклокотала жгучая несправедливость, и Рене не выдержала.

— Отвечай! — Крик перекрыл даже доносившиеся из динамиков вопли. — Какого дьявола ты выбрасываешь вещи?!

— Потому что мне они не нужны, — пожал плечами Дюссо и потянулся за новым эспандером, но Рене ловко выбила тот из рук.

Сейчас она не думала ни о последствиях, ни о приличиях. Перед глазами замельтешили цветные точки, стоило склониться вперед и впиться короткими ногтями в темное дерево столешницы. Как это низко так всаживать нож в спину если не другу, то просто коллеге. Человеку, который наверняка не раз вытаскивал Дюссо из полной задницы комиссий по этике.

— Мешают тебе? А по какому праву? — прошипела Рене, но он не обратил внимания. Хирург капризно потер ушибленную кисть и потянулся за стопкой статей.

«A monster, a monster

I've turned into a monster…»

— По какому праву, — повторила Рене и вдруг поняла, что голос дрожит. Точно так же, как тряслись сейчас руки, но уже не от усталости, а самого настоящего бешенства. — По какому праву ты находишься в его кабинете? По какому праву смеешь трогать его вещи? По какому праву сидишь за его столом, будто ты — это он!

Дюссо поднял насмешливо бровь и промолчал.

— Отвечай, тварь ты неблагодарная!

— Потому что ты зря думаешь, будто наш милый Ланг вернется, — все же осклабился он.

— Как это понимать? — процедила Рене. — Стал вдруг главным врачом больницы? А может, сразу министром здравоохранения? Знай, не тебе решать! Доктор Энтан…

Фраза оборвалась на полуслове, потому что Дюссо вдруг резко поднялся и вплотную приблизил физиономию к ее лицу. Почти коснулся лба, отчего в воздухе затрещало такое злорадство, что Рене инстинктивно попробовала отшатнуться. Но тщетно. С ужасом она вдруг ощутила, как в локти вцепились жесткие пальцы. Они держали удивительно крепко, не давая пошевелиться, пока внутри растекалась беспомощность. Какой-то проклятой случайностью Рене опять оказалась слабее! И увидев в ее взгляде панику, Дюссо растянул губы в мерзкой улыбке, а потом холодно прошипел:

— Доктор Энгтан сделает так, как будет лучше для целой больницы. И если во имя спокойствия придется пожертвовать Лангом, то так тому и быть.

— Она не сделает этого, — процедила Рене и опять попробовала вырваться. Но Дюссо не пошевелился. Только пальцы сомкнулись сильнее, отчего закололо предплечья. — Отпусти меня!

— Заседание в Квебеке уже послезавтра, — услышала Рене между попытками выкрутиться и ошарашенно замерла, когда голос продолжил: — А скажи-ка мне, где Ланг сейчас?

— Доктор Фюрст сказал, что его отпустят на время слушаний…

— Что его, может быть, отпустят, — уточнил Дюссо и кивнул куда-то в сторону. — Бумаги для слушаний все ещё здесь, доктор Энгтан не подписывала ни одного судебного решения, а в Квебеке его не ждут. Я узнавал. Время вышло, крошка. Догадываешься, чем это пахнет?

Он сделал вид, что принюхался, а Рене вдруг почувствовала, как по спине пробежали мурашки. О нет! Как-то за всеми своими тревогами, за работой и личными переживаниями она упустила очевиднейший для всех факт, что Ланга, оказывается, могут не отпустить. Что он останется здесь, пока Рене будет в чем-то убеждать в Квебеке комиссию. Господи! В её голове мир даже не понимал, что может быть как-то иначе… несправедливо. А потому за все это время она ни на секунду не засомневалась в человечности неизвестного ей судьи и, похоже, снова ошиблась. В который раз, идиотка? Когда жизнь хоть чему-то научит?

Рене судорожно вздохнула и бросила взгляд на часы. Время далеко за полночь, участок закрыт, и ничего больше не сделать. Неужели это и правда конец? Финал… Господи! Финал всего! Карьеры и будущего! Но почему тогда Энтони был настолько спокоен? Верил, что обойдется? Или смирился? А может, ждал, когда Рене сама все поймет и потому не хотел видеть? Мысли окончательно спутались, пока мозг лихорадочно искал хотя бы одно решение и не находил. И, видимо, весь ужас от осознания отразился на ее лице, потому что Дюссо неожиданно рассмеялся.

— Вот ведь какая умница, — ласково проворковал он, а Рене едва не стошнило. — Поняла.

Шрам отчаянно заныл, прорезав болью прямо до левой ключицы, а потом вовсе будто порвал заново кожу, стоило Дюссо чуть приблизиться и коснуться щеки теплым дыханием.

«A monster, a monster

And it keeps getting stronger!»

— Знаешь, я тут понял недавно, что ты такой же переходящий приз, как это кресло, кабинет или вид из окна. Я даже не рассчитывал на такое приятное и удобное дополнение, но теперь просто в восторге.

— Если полагаешь, будто я стану с тобой работать и дальше, то ошибаешься, — выплюнула Рене и попробовала вырваться, однако Дюссо держал крепко. Черт! Она снова безрезультатно дернулась, но когда чужие пальцы больно впились в предплечья, тихо процедила: — Думаешь, я не знаю, кто его подставил? Кто годами выписывал лекарства, кто намеренно подсадил на них, а потом подделал экспертизу. Кто, в конце концов, мелочно украл статью и попытался скомпрометировать передо мной Тони. Ты жалкое пародийное ничтожество, которое изо всех сил старается быть похожим на свой идеал и не может. Решил, что если опустишь задницу в кресло, то немедленно получишь тот же талант и успех? Ты придурок, если не понимаешь, чем платит за это Тони.

— Какая трогательная забота. Не волнуйся, я найду, что обменять на свою цель. Например, тебя.

— Господи, неужели ты действительно думаешь, будто я стану почтительно подавать скальпель или благоговейно дуть на коагулятор? Считаешь меня идиоткой?

— О нет, — выдохнул Дюссо. — Маленькой влюбленной дурочкой — да. Но не идиоткой. Ланга никогда не интересовали глупые женщины, а ты произвела на него впечатление. Еще летом. Но, вот беда! Похоже, его больше не будет рядом.

Дюссо театрально выпучил темные глаза, но что-то в словах ублюдка заставило Рене насторожиться. Она нахмурилась, однако в этот момент он вдруг разжал хватку, а потом грубо смел со стола вещи. Бумаги и документы, ручки, личные мелочи, даже какие-то обертки — все полетело с грохотом и шелестом на пол. Словно Дюссо хотел стереть саму память о владельце этого кабинета, мечтал изничтожить каждую крошку, убить остатки чужого присутствия. И Рене не знала, что в ней вдруг отозвалось такой болью. Быть может, знакомый мятый стаканчик для карандашей или же черный, как ночь за окном, стетоскоп… Возможно, дело было в усталости, безысходности и каком-то отчаянии, в колодец которого она разом рухнула. Однако Рене рванула вперед с таким бешенством, которое помнила у себя лишь один раз. Тот самый, когда в руках оказался нож.