Белва Плейн - Пылающий Эдем

Некоторые не могут спать, когда их что-то постоянно тревожит, но Ти могла, и возможно, именно это и спасало ее.

Когда невыносимая боль осталась позади, она услышала приглушенные голоса на кухне. Разговор стал громче:

– … крепкий мальчик. Может сойти за сирийца или грека, – это говорила Марсель.

Потом вступила Агнес. А сейчас говорит Анатоль:

– Заверните его и отдайте няне. А через пару дней мы сможем перевезти ее в Париж, там будет видно.

Голоса слились. Сейчас все трое говорили одновременно, несколько возбужденно. Подняв голову, Ти увидела через приоткрытую дверь длинные тени, двигающиеся по кухонной стене.

– Послушайте, – сказал Анатоль, – что тут обсуждать, мы все подготовили заранее. Она не должна его видеть! Это гуманно и разумно, в таких случаях именно так и поступают. Она не может его оставить, так к чему все это начинать? Унесите его, Агнес. Прямо сейчас.

– Может, мне следует? – пробормотала Ти. – Может, я должна?

– Следует что, моя дорогая? – Марсель вошла и встала у ее постели.

– Посмотреть на…

– Нет, – твердо ответила Марсель, ее губы словно захлопнулись, вытолкнув это слово. – Нет.

Раздался плач младенца. Этот звук надломил что-то внутри Ти. Вот он, после стольких месяцев, непрошенный, нежеланный, плачущий…

– Я хочу его видеть, – прошептала она.

– Я сказала, нет. Из этого не выйдет ничего хорошего. Лежи и отдыхай, будь хорошей девочкой – предоставь все нам.

В усталом мозгу Ти смешались угрызения совести, чувство вины и облегчения. Тем не менее она возразила:

– Разве со стороны матери не чудовищно… – и остановилась на слове «мать», таком нелепом, невозможном по отношению к ней.

– Чудовищно! – возмутилась Марсель. – Что девочка, ребенок, как ты, попала в подобную ситуацию, вот это чудовищно! Послушай, Тереза, с этого момента ты должна думать о себе. На первом месте всегда стоит инстинкт самосохранения, никогда этого не забывай.

– Слушайте ее, она права, – подошла и наклонилась над кроватью Агнес. – Вам лучше не смотреть на ребенка. У него свой путь, у вас – свой. Вы не сможете идти вместе по одной дороге. Не в этом мире. А сейчас дайте мне причесать вам волосы.

Желтые ленты, розовые, тафта и бархат; Мори Блю, сквозь окно отбрасывающая на зеркало синие тени; Агнес, завязывающая бант…

– Не плачьте, Ти. Вы достаточно наплакались. Вам нужно набираться сил.

– Не терзай себя, перестань волноваться, – убеждала Марсель. – Разве я не говорила, что Анатоль обо всем позаботиться? Тебе не о чем волноваться. Анатоль сделал все распоряжения, денег достаточно, а ребенка возьмет Агнес. Расскажи ей, Агнес.

– Ну, вы же знаете, вы знаете, что я всегда больше всего хотела. И теперь я могу это получить, – две теплые ладони сжали ладони Ти.

– Это лучший выход из создавшегося положения, не так ли? – бодро проговорила Марсель. – Агнес будет выдавать его за своего ребенка. Они, наверное, будут жить в Марселе. В этом городе множество самых разных людей, они приезжают и уезжают, и Агнес не будет бросаться там в глаза. Согласись, что это хорошая мысль.

– Хорошая мысль, – повторила Ти. Значит, она даже лишена возможности думать и принимать решения. Так лучше. Она не способна ясно мыслить и еще долго-долго не сможет.

– У тебя потрескались губы. Попей воды. Вот так, – быстро сказала Марсель, – все закончилось. Все закончилось, Тереза.

Ти взглянула в волевое, встревоженное лицо. Такие лица принадлежат людям, принимающим решения, знающим, как жить.

– А куда я теперь денусь? – тихо спросила она. – Что я буду делать?

– Ты хочешь вернуться домой?

Домой к Дедушке, где между ними всегда будет стоять то, что произошло. Домой к Джулии. Домой к Морн Блю. На острове нет места, откуда не была бы видна Морн Блю. Разве что смотреть в открытое море.

– Нет. Я не вернусь. Я никогда туда не вернусь.

– Никогда – это очень долго. Но это понятно. Что ж, ты останешься с нами. Анатоль что-нибудь придумает, – с гордостью сказала Марсель. – Он всегда знает, что делать.

В комнате на верхнем этаже я доме Анатоля был балкон, там стояли три горшка герани. Оттуда можно было наблюдать, как просыпается город, о котором столько рассказывал Дедушка, город цветов и удовольствий. Однако для нее он не таил искушения.

Ти поежилась, хотя была уже поздняя весна и солнце припекало. Она потрогала свою талию, которая снова стала тонкой.

– Это потому что ты молодая, – подбадривала ее Марсель. – Мышцы сокращаются, как резиновые.

Ти опять подумала, мне следовало хотя бы посмотреть – она никак не могла произнести «он», «на него». В то же время она знала, что если бы «это» принесли ей, она не решилась бы взглянуть – так она была напугана. Так или иначе, она поступила правильно. Куда бы ты отправилась с ним? Что бы ты с ним делала, – снова и снова говорили ей Марсель и Анатоль.

– Когда ты займешься гардеробом девушки? – поинтересовался Анатоль в один из дней.

– Когда она будет готова. Я уже не раз предлагала тебе, Тереза, не так ли? Я хочу научить тебя одеваться, чтобы ты не выглядела провинциалкой, когда будешь выходить.

– Куда я буду ходить? Мне некуда.

– Некуда, за исключением вечного города Парижа. Или ты думаешь, что он придет на твой балкон?

Ти уже начала привыкать к острому языку Марсель и даже смогла слегка улыбнуться.

– Ты знаешь, что становишься очень-очень хорошенькой, когда улыбаешься? Знаешь? – настаивал Анатоль.

– Я не хорошенькая.

– Кто тебе сказал?

– Никто. Я просто всегда это знала.

– Неправильно знала.

– Я неуклюжая, слишком серьезная, слишком застенчивая. Я…

– Неуклюжая? У тебя необыкновенная грация! Но ты и вправду чересчур серьезная и застенчивая.

– Оставь ее в покое, Анатоль. Давай завтра выйдем вместе, Тереза. Первое, что нужно сделать, подстричь тебе волосы.

– Ни за что! – запротестовал Анатоль. – Эти волосы… они так чувственны.

– Да, но сейчас никто не носит такие прически. На дворе 1938 год.

Теперь по утрам они спускались по лестнице перед Сакре-Кёр и гуляли по улицам. Марсель опекала Ти, словно та была больная или слепая, и все время говорила, у парикмахера, в обувном магазине, у модистки.

– Посмотри на ту девушку, Тереза.

– На какую? Где?

– Вон на ту, в голубом платье, с жемчужным ожерельем, которое стоит целое состояние. А этот пожилой мужчина, чтобы ты знала, вовсе не ее отец. Обрати внимание, Тереза, дорогая, ты все время мечтаешь. О чем ты думаешь? У тебя такой отсутствующий вид.

– Я думаю, как странно не видеть ни одного темного лица.

– Не могла представить, что ты скучаешь без них.

– Я скучаю по Агнес. Я думаю о ней.