Луанн Райс - Тихая гавань

Дана поднялась наверх с корзиной — хотела собрать грязное белье — и увидела в углу шкафа Куинн разбитую лампу. Она встала на корточки и принялась собирать осколки.

Основание лампы было в форме керамической раковины. Лили вылепила его из глины в восьмом классе. Отец сделал из него лампу, которую Куинн забрала к себе в комнату.

А теперь она валялась разбитая вдребезги.

Почему Куинн ее спрятала? Боялась, что ее будут ругать? Размышляя над этим, Дана в который раз подумала, что родитель из нее никудышный.

Она безумно устала от занятий плаванием, на которые водила Элли. Устала стоять на берегу с мамашами и беседовать о клумбах, о теннисе, о женском клубе. Дана привыкла к тишине собственной мастерской, а светские беседы ее пугали — она совершенно не умела их поддерживать.

Собрав белье, она вышла в коридор. На стене висели четыре картинки Лили. Виды Хаббардз-Пойнта зимой, весной, летом и осенью.

Дана вспомнила, как ее всегда тянуло рисовать, но — увы! — она давно ничего подобного не испытывала. Обычно она работала на огромных холстах. Полтора метра на три — чтобы хватило места на все ее чувства. Она представила себе мастерскую, где ее обычно посещала муза.

Когда-то она видела музу и в своей натурщице Моник. Двадцатипятилетняя Моник подрабатывала, где могла, — копила деньги на художественную школу. Глаза у нее были цвета шоколада, спокойные и понимающие, и она умела по полчаса сидеть, запрокинув голову. А еще она была мила и заботлива. Приносила Дане цветы, заваривала чай. Дана относилась к ней как к младшей сестре. А еще в Моник был тот дух свободы, к которому всегда стремилась сама Дана. И, глядя на обнаженное тело Моник, Дана порой с трудом перебарывала смущение.

Джонатан часто приходил в мастерскую и смотрел, как она работает. Моник появилась, когда Дана с Джонатаном уже полгода жили вместе. Для Даны такая жизнь была внове, но Джонатан уверял ее, что это навсегда. И Дана доверилась ему.

— Она не идет ни в какое сравнение с тобой, — шептал Джонатан на ухо Дане, когда та писала обнаженную девушку, опутанную водорослями.

И его поцелуи были тому подтверждением.

— Он тебя обожает, — сказала однажды Моник. — Очень надеюсь, что и у меня появится когда-нибудь такой преданный возлюбленный.

— Непременно появится. Ты редкая красавица, Моник.

Моник пожала плечами и застенчиво улыбнулась. Но у Даны было ощущение, что девушка отлично знает себе цену.

После смерти Лили Моник незачем было приходить. Дана так тяжело переживала утрату, что о работе и речи не шло. Она не могла ни думать, ни рисовать, хотела только спать или лежать в объятиях Джонатана. Она тянулась к нему, надеясь найти в его сильных руках опору и утешение.

— Я потеряла это, Лили, — прошептала Дана, прислонившись к стене. — Я больше не могу писать.

Во всяком случае, здесь. Может, во Франции, в родной мастерской, где нет больше ни Джонатана, ни Моник, она сумеет начать все заново.

И тут зазвонил телефон. Она дождалась, пока включится автоответчик. «Привет, это Сэм. Кажется, наши автоответчики решили друг с другом пообщаться. Очень приятно было получить ваше приглашение. Приеду обязательно. Думаю, к семи успею. Надеюсь, это не слишком поздно. До вечера».

Дана выслушала сообщение, перемотала запись на начало. Сэм придет на ужин? А Дана его не приглашала.

Она пошла по дому в поисках девочек и увидела на холодильнике записку, где почерком Куинн было написано: «Мы ловим крабов на камнях». Дана открыла дверь кухни и хотела бежать за девочками, но увидела, что по холму поднимается Марни Макгрей Кэмпбелл.

Дана знала Марни с рождения. Их матери были подругами. А потом у обеих родились дочери — у Марни было две сестры, и у обеих тоже дочки.

— Женское царство, — говорила Данина бабушка.

Дана обрадовалась несказанно. Протянула руки, и Марни помчалась к ней.

— Поверить не могу, что ты здесь! — воскликнула Марни.

— А я поверить не могу, что ты здесь, — ответила, обнимая ее, Дана.

И, словно не было всех этих лет, Дана почувствовала себя шестилетней девчонкой.

— Мы приехали вчера поздно вечером, — сказала Марни. — Я посмотрела на твой дом, но света не увидела, иначе сразу бы прибежала.

— Мы вообще-то должны были уехать во Францию, — сказала Дана.

— Я об этом слышала. Наши матушки очень переживали. Ну, языковой барьер, девочки вдали от дома, и все такое. Я им сказала, ты знаешь, что делаешь, иначе Лили не доверила бы тебе дочерей.

— Эти девочки из меня все жилы вытянули. Особенно Куинн. Я как раз собиралась пойти и задать ей взбучку. Похоже, кто-то из девочек — держу пари, что Куинн, — без разрешения позвал на ужин одного человека. И он придет.

— Кто же это?

— Да она его едва знает. Он когда-то занимался у нас с Лили. Стал океанографом, преподает в Йеле, и в силу случайных обстоятельств именно он в прошлый четверг возил нас с девочками в аэропорт и обратно.

— А… — сказала Марни. — Тогда понятно. Этот человек связан в их сознании с матерью.

С холма подул теплый ветерок, зашелестела листва на дубе. Дана присела на ступеньку каменной лестницы. Марни не сказала ей ничего нового, но почему-то все вдруг встало на свои места.

— А что здесь произошло? — тихо спросила Дана. — Ну, в доме?

Марни не ответила, только молча села с ней рядом.

— Куинн тут на днях сказала, что я счастливее Лили. Разве Лили была несчастна?

— Я знаю немногим больше твоего. Лили была прекрасной матерью, и они с Майком, похоже, любили друг друга по-настоящему. Я часто видела их на берегу. Он купил эту большую лодку…

— А почему она не пользовалась «Русалкой»?

— Наверное, потому, что они много времени проводили на «Сандэнсе». В море она забывала про все сложности с работой Майка. Ничего другого мне на ум не идет.

— Какие сложности? — удивилась Дана.

Марни хотела что-то сказать, но сдержалась. Дана знала, что она терпеть не может сплетен. Может, у Майка были проблемы с деньгами? И поэтому Куинн решила, что мама несчастна?

— Да так, ничего серьезного. Лили как-то вскользь упомянула об этом. Майк занимался проектом, который ей не нравился. Это ее немного расстраивало, вот и все.

Дана рассеянно выдергивала сорняки, росшие у лестницы. В голове крутились мысли: о лодке, о деньгах. Счастье Лили и счастье Майка… Возможно, это было не одно и то же. Что Дана знает о семейной жизни?

Она встала.

— Наверное, надо отменить ужин с океанографом.

— Отменить?

— Думаешь, не стоит?

— Наверное, для того, кто его пригласил, это важно. Может, у Куинн была серьезная причина его позвать.