Джулия Баксбаум - Расскажи мне три истории

– Ребята, спускайтесь вниз! Мы ужинаем все вместе, нравится вам это или нет!

Последнее предложение прозвучало как насмешка, типа: «Ха-ха, разве не смешно, что вы двое не хотите этого? Жить в одном доме. Есть вместе. Жизнь удиви-ии-тельна».

Может, я ненавижу ее. Еще не решила.

Я выглядываю из комнаты и вижу, как Тео спускается по лестнице. На нем огромные наушники. Хорошая идея. Я хватаю телефон, чтобы переписываться со Скарлетт за ужином.

– Серьезно, мам, – говорит Тео, его уши закрыты наушниками, поэтому говорит он даже громче обычного. У этих людей совсем отсутствует регулятор громкости. – Нам действительно нужно играть в счастливую семью? Плохо уже то, что они живут здесь.

Я смотрю на отца, округляя глаза, чтобы продемонстрировать, что меня это вовсе не задело. Он посылает мне слабую улыбку, когда Рейчел отворачивается. Если Тео будет изображать плохого, я поступлю в точности наоборот. Буду изображать идеального ребенка и заставлю Рейчел устыдиться своего избалованного дитя. Буду делать вид, будто вовсе не злюсь от того, что отец привез меня сюда и даже не подумал поинтересоваться, как я справляюсь. Я мастер игры в притворство.

– Выглядит аппетитно. Что это? – спрашиваю я, потому что выглядит здорово. Мне уже порядком поднадоел рамен и джем с маслом. Я нуждаюсь в овощах.

– Киноа и жареная морская смесь с овощами и китайской капустой, – провозглашает Рейчел. – Тео, пожалуйста, сними наушники и перестань хамить. У нас хорошие новости.

– Ты беременна, – невозмутимо произносит Тео, а потом хохочет над собственной шуткой, хотя это вовсе не смешно. Ну нет. Разве существует такая биологическая возможность? Сколько лет Рейчел? Спасибо, Тео, за то, что добавил еще один пунктик в список моих фобий.

– Очень смешно. Нет. Билла взяли сегодня на работу! – Рейчел улыбается так, если бы отец совершил удивительный подвиг: сделал тройной бекфлип перед нами и встал на ребро ладони. Она все еще в офисной одежде – белой блузке с ослабленным галстуком-бабочкой и в черных брюках с шелковыми вставками по бокам. Не знаю почему, но она постоянно носит что-то болтающееся: галстуки, кисточки, кулоны, шарфики. Слишком много резких линий. Я прощаю ей это, хотя и не в настроении: энтузиазм Рейчел чрезмерен. Зарплата папы, наверное, чуть больше той, что она платит Глории. Но все равно, я чувствую облегчение. Теперь я могу просить карманные деньги до тех пор, пока не устроюсь на подработку.

– Давайте произнесем тост! – восклицает она и, к моему удивлению, протягивает нам с Тео по маленькому бокалу вина. Отец молчит, как и я, – мы можем поиграть в европейскую утонченность. – За новые начинания!

Я чокаюсь бокалом, делаю глоток, а потом принимаюсь за еду. Стараюсь не пересекаться взглядами с Тео, вместо этого под столом набираю смску Скарлетт.

– Я так рад. Это не заняло много времени, дорогой, – улыбается Рейчел отцу, сжимая его руку. Он посылает ответную улыбку. Я смотрю в телефон. Не могу свыкнуться с их поведением а-ля молодожены. Прикасаются друг к другу. Сомневаюсь, что я когда-нибудь вообще к этому привыкну.

– Где ты будешь работать? – спрашиваю я в надежде, что Рейчел уберет руку от папы. Не сработало.

– Прямо через улицу от вашей школы. Я буду стоять за стойкой фармацевта в «Ральфе», – отвечает отец. Задумываюсь. Как он относится к тому, что Рейчел приукрашивает его занятие, находит ли он это унижающим или, наоборот, ему это нравится. Когда я завела разговор о том, что она оплачивает мое обучение, отец просто сказал: «Не будь смешной. Вопрос не подлежит обсуждению».

И он был серьезен. Ничто не подлежало обсуждению: ни его брак, ни наш переезд, Вуд-Вэлли. До смерти моей мамы я жила в демократии. Теперь же в диктатуре.

– Погоди, что? – спрашивает Тео, наконец-то снимая наушники. – Только не говори, что ты работаешь в «Ральфе».

Папа поднимает взгляд, смущенный враждебностью в голосе Тео.

– Да. В том, что на Вентура, – отвечает отец, сохраняя нейтральный, легкий тон. Он не привык к враждебности. Он привык ко мне – пассивно-агрессивной. А точнее, более пассивной с редкими вспышками агрессии. Когда я зла, то уединяюсь в своей комнате, иногда ставлю ритмичную музыку.

– Хороший соцпакет. Стоматология. Некоторое время я побуду стажером, так как мне нужно сдать экзамен, чтобы вести практику в Калифорнии. Поэтому я буду готовиться к сдаче ЮНСОФ10, как вы, ребята, готовитесь к вашему академическому тесту. Но, вообще-то, это оплачивается не как стажерство. Я буду заниматься тем же, чем и в Чикаго, пока буду получать сертификат. – Отец давится нервным смешком и слегка улыбается. Он тараторит.

– Ты будешь работать в супермаркете возле моей школы? – восклицает Тео.

– На стойке фармацевта. Я фармацевт. Ты же это знаешь? Он знает это? – сбитый с толку, спрашивает отец Рейчел. – Я не раскладываю продукты.

– Ты. Должно. Быть. Шутишь. Мам, серьезно?

– Тео, попридержи язык, – отвечает Рейчел и кладет руку на стол. Кто эти люди? Уже не в первый раз спрашиваю я себя.

Попридержи язык?

– Будто я еще недостаточно унижен. Теперь мои друзья увидят, что он работает в супермаркете с этим убогим пластиковым бейджиком на груди? – Тео швыряет вилку через всю комнату и встает. Не могу не отметить капли соевого соуса на белой обивке стула в столовой, и еле удерживаю себя от того, чтобы закричать. Или же это работа Глории? – Мне нужен перерыв. Довольно трудно и без этого дерьма.

Тео уносится прочь, смешно топая и сопя, как четырехлетка. Так претенциозно, что я еле удерживаюсь от смеха. Он научился этим приемчикам в театральном кружке? Но потом я замечаю выражение лица отца. В его глазах печаль и опустошение. Унижение.

– Следи за языком! – восклицает Рейчел, хотя Тео уже давно вырос и ему шестнадцать.

Будучи ребенком, я любила играть в фармацевта. Надевала один из маминых фартуков и брала пустые пузырьки, которые отец приносил домой, чтобы давать в них лекарство в виде сухих колечек для завтрака моим плюшевым зверюшкам. До смерти мамы мне и в голову не приходило, как можно не гордиться отцом, и даже потом я сомневалась только в его навыках выживания, а не в профессионализме. И мне по нраву мысль о том, что он будет стоять за стойкой в «Ральфе», всего в одной улице от школы. Я скучаю по нему. В этом доме так много комнат, в которых мы прячемся.