Кэтрин Спэнсер - Запретный плод сладок

— Если ты намерен поучать меня дальше, нам не стоит идти ужинать, я и так уже потеряла аппетит.

Грант повернулся к Оливии, его рот упрямо сжался, напомнив ей, как бывший муж и прежде упирался по какому-нибудь поводу.

— Ни за что на свете, Оливия! Что и когда мне делать, я сам буду решать. Собирайся — и пошли, пока еще не поздно осуществить наш план.

Во время поездки по городу они не обменялись и парой слов. Он крепко держал руль своей супермодной машины, желто-коричневая кожаная обивка и каждая деталь которой кричали о богатстве хозяина.

Оливии хотелось спросить, куда он ее везет, но, глянув на его суровый профиль, она отвернулась к окну и стала следить за мелькающим пейзажем. Подъехав к реке, он повернул налево и вырулил на извилистую дорогу к «Амбассадору», самому роскошному отелю Спрингдейла, где славился своим меню и дизайном ресторан «На берегу».

— Я думала о более скромном месте, — сказала Оливия, усаживаясь за столик с видом на водопад.

— Они принесут тебе хоть бутерброд с колбасой, если ты хочешь, — угрюмо ответил он. — Лично я съем все, что ты закажешь.

— Например, моего отца? — Оливия решила разрядить грозовую атмосферу шуткой.

На мгновение он оторвался от винной карты, поймал ее игривый взгляд, и улыбка раскаяния тронула его губы.

— Неужели я такой кровожадный? — он подхватил шутку.

— Бываешь, — уточнила она. — Но я к этому привыкла.

— Оливия, когда мы были женаты, ты находила меня другим, хотя с твоим отцом у нас были постоянные трения. Думаю, из-за ревности к тебе.

— Должна признать, вы оба не часто сходились в чем-то.

— И все так же не сходимся. По молчаливому соглашению, мы сторонимся друг друга в госпитале, но он терпит мое присутствие, поскольку я пробуду здесь недолго.

— Так почему же ты вернулся, Грант?

Он не смотрел на нее, когда отвечал:

— Ты же знаешь почему. Джастин попросил меня подменить его.

— Джастин мог попросить кого угодно. Почему именно ты?

— Он знал, что меня должны были назначить на новую должность, и у меня оказалось свободное время.

— Хочешь сказать, север уже покорен?

— Да, — сказал он, захлопывая винную карту. — Это длилось меньше трех лет. Я устал от холода и вечных перелетов и переехал на запад Калифорнии, где зимы более терпимы.

— Так, значит, ты все такой же цыган, — сказала она после короткой паузы. — Тебя по-прежнему манят дальние страны.

— А ты все такая же домашняя девочка. Ты никогда не устаешь от одних и тех же давно знакомых лиц и мест, Лив?

Он был единственным в ее жизни, кто называл ее «Лив», и только в те далекие времена, когда они были особенно близки. Услышав это нежное «Лив», она так разволновалась, что не сразу ответила.

— Я уехала из города вскоре после тебя, а в сентябре переехала в Виндзор, где провела четыре года, занимаясь своей ученой степенью.

— И все-таки ты уехала из дома не только поэтому.

— Ты прав, была и другая причина, — признала Оливия, не собираясь, впрочем, рассказывать ему о том, что она была не в силах находиться в Спрингдейле, где все напоминало о нем: места, где они гуляли, общие знакомые, сам дом…

С минуту он наблюдал за ней, барабаня пальцами по столу, затем жестом указал на меню, которое она держала в руках.

— Решила, что будешь заказывать?

— Нет, — сказала она, прикрываясь кожаной обложкой меню, чтобы он не заметил, как блестят ее глаза. Как много сулил им обоим этот брак, а, в конечном счете, кроме горечи и озлобления, они ничего не получили. Оглядываясь назад, Оливия поражалась тому, как непростительно глупо они вели себя оба, разбрасываясь любовью, временем и друзьями.

— Выпьем, пока нам не принесут заказ? — спросил он.

— Я — нет, — отказалась Оливия. Она уже расслабилась от воспоминаний. — Только минеральную воду.

— Ну, Оливия! Бокал вина не повредит твоей репутации, уверяю тебя. Как насчет хорошего шардоне? Ты всегда любила его.

«Я всегда любила тебя», — с грустью подумала она. На какой-то миг ей показалось, что он читает ее мысли. После короткого тоста за дружбу он перевел разговор в более безопасное русло. Они обсуждали новое водохранилище, сооруженное на холмах за городом, реставрацию центральной площади с правительственным зданием на ней, потрясающий вид из окна. Он рассказал ей о длительной поездке в Анды. В свою очередь она рассказала ему о своем отдыхе в Греции. В конце концов, Оливия расслабилась настолько, что начала получать удовольствие от вечера.

Однако, когда подали основное блюдо — жареного морского окуня, Грант неожиданно спросил:

— Ты счастлива с ним, Оливия?

— С кем? — В недоумении она отложила вилку. Вопрос и тон Гранта застали ее врасплох.

— С Генри.

— Думаю, да.

— Ну, — сказал он, изучая содержимое своего бокала, будто ожидал найти там мух, — если то, что ты сказала, правда, то уж не потому, что он самый прекрасный любовник.

— Он очень добрый, Грант, — сказала Оливия, не желая быть втянутой еще в одну дискуссию по поводу сексуальной удали или отсутствия таковой у Генри. — Внимательный, у нас сходные интересы, одинаковый жизненный ритм. Он очень… надежный человек.

— Вы никогда не ссоритесь?

— Никогда, — она удивленно глянула на него.

— Значит, ты собираешься за него замуж?

— Он еще не предлагал.

— Я не сомневаюсь, что он был бы на седьмом небе от счастья, если б смог надеть кольцо на твой палец. Вопрос в том, позволила бы ты ему сделать это…

— Почему это так тебя волнует?

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Оливия, и всегда этого хотел. А он, давай посмотрим фактам в лицо, тот зять, которого твой отец с радостью примет.

— Отец не выбирает мне мужей, Грант, — сказала она, вспоминая о словах Бетани.

— Не выбирал в прошлый раз, иначе мы бы никогда не дошли до алтаря.

— Он не одобрял не зятя, а сам факт замужества, считая, что я была слишком молода для брака.

— Лив! Он считал, что я тебе не пара.

— Он никогда не говорил этого, — запротестовала она, но в ее голосе не было уверенности, потому что он попал прямо в точку. С первого же дня, как они поженились, ее отец испробовал все: угрозы, просьбы, психологический шантаж, подкуп… лишь бы развести их. И добился своего.

Румянец, заливший ее лицо, сказал Гранту, что он прав.

— Я еще в церкви наблюдал за ним. Он бы линчевал меня, если бы мог.

— А я наблюдала за тобой, — парировала она. — Ты указывал карающим перстом на грехи моего отца, реальные или мнимые, но сам был далеко не безупречным, Грант. Боже! Какое у тебя было выражение лица, когда я шла к алтарю! Казалось, ты готовился провести остаток своей жизни в аду. И как ты меня не бросил у алтаря! Ты готов был удрать, но, видно, капельку все же любил меня.