(не)вернуть. Цена искупления - Анна Гранина

бумажные пакеты с едой из её любимого ресторана. Останавливаюсь перед дверью на несколько секунд, набираясь сил. Понятия не имею, как она меня встретит. Вернее, знаю — холодом и злостью. Но я готов терпеть и это, лишь бы быть рядом.

Открываю дверь, захожу, сразу чувствуя её присутствие — квартира словно дышит ею, её ароматом, её теплом. Сердце болезненно сжимается.

— Вика? — зову негромко, проходя на кухню.

— Я тут, — отвечает она тихо из гостиной. Голос звучит холодно, отстранённо, будто между нами огромная пропасть, которую я пока не знаю, как преодолеть.

Быстро раскладываю еду по тарелкам: паста из её любимого итальянского ресторана, немного фруктов и свежая выпечка. Завариваю чай с мятой и лимоном, который она всегда пьёт, когда нервничает. Глубоко вдыхаю, успокаиваясь, и возвращаюсь к ней.

Она сидит на диване, укрыв ноги пледом, глаза смотрят в окно. Ладонь мягко гладит живот, и я замираю на мгновение, заворожённый этим простым жестом. Сердце сжимается от болезненной нежности.

— Я привёз поесть, — говорю осторожно, приближаясь медленно, будто боюсь её напугать.

Она поворачивается ко мне, взгляд сразу становится жёстче, закрывается:

— Я не просила.

— Знаю, — отвечаю спокойно. — Но тебе сейчас нужно нормально питаться.

Она молчит, отвернувшись, демонстративно избегая моего взгляда. Когда пытается сама встать и тут же морщится от боли в ноге, не выдерживаю. Без лишних слов бережно беру её на руки.

— Максим! Что ты делаешь?! — возмущается она, пытаясь упереться руками в грудь, но я крепче прижимаю её к себе.

— Несу тебя к столу, — отвечаю спокойно. — Не упирайся, пожалуйста.

Она хмурится, пытаясь сопротивляться, но быстро сдаётся, отводя взгляд. Осторожно усаживаю её на стул на кухне, поправляю плед, удобно устраивая её ногу на пуфе.

— Спасибо, — тихо, нехотя произносит она.

— Не за что, — отвечаю я так же тихо. — Ешь, пока горячее.

Она медленно берёт вилку, начинает есть. Напряжение между нами кажется бесконечным, я аккуратно пробую нарушить тишину:

— С тканью я решил вопрос. Завтра привезут новую партию, всё будет в порядке.

Она недовольно поджимает губы:

— Спасибо, конечно, но я справилась бы сама.

— Я не сомневаюсь, — киваю спокойно. — Но тебе сейчас нельзя нервничать. Я не пытаюсь тебя контролировать, Вика, пойми. Я хочу помочь. Просто прими это, хотя бы сейчас.

Она резко поднимает на меня взгляд, раздражение вспыхивает в её глазах, но она молча опускает глаза обратно в тарелку, понимая, что я прав. Несколько минут мы молчим, я просто смотрю на неё, запоминая каждую её черту, каждое движение.

— Ты с Ромой общаешься? — спрашивает она вдруг тихо, не поднимая на меня глаз.

— Более-менее, — отвечаю осторожно. — Начал отвечать по-нормальному, уже без агрессии. Поздравил с днём рождения даже.

Она облегчённо вздыхает, её взгляд теплеет на мгновение:

— Хорошо. Я за него переживаю. Значит, у вас есть шанс наладить контакт.

Её слова, даже такие простые, будто ослабляют тяжесть в груди. Хочу продолжить разговор, спросить что-то ещё, но внезапно раздаётся звонок её телефона. Вика берёт трубку, и я вижу, как её лицо резко меняется, бледнеет, а глаза расширяются от ужаса.

— Что? Как сгорело? — её голос срывается, она прижимает ладонь ко рту. — Совсем? Я не понимаю…

Телефон выпадает из её рук, она резко хватается за живот, её лицо искажается болью и страхом.

— Вика! Что такое? — вскакиваю мгновенно, сердце грохочет в груди.

— Макс, живот… больно, очень… — она едва выдыхает, дрожа всем телом. — Мне страшно…

Не медля ни секунды, подхватываю её на руки. Она цепляется за меня в панике, утыкается лицом в мою грудь.

— Всё будет хорошо, — повторяю твёрдо, направляясь к выходу. — Я рядом, слышишь? Мы едем в больницу.

Она не отвечает, только дрожит и тихо всхлипывает, от чего внутри меня всё сжимается болезненным узлом. Выхватываю на ходу ключи и документы, быстро выхожу к лифту, прижимая её к себе, словно от этого зависит наша жизнь.

— Потерпи, милая, — шепчу ей, чувствуя её страх. — Всё будет хорошо. Я тебя не оставлю.

Лифт ползёт мучительно медленно, но я не перестаю гладить её по спине, тихо шепча слова поддержки, успокаивая её и себя одновременно. Она прижимается ко мне, вцепившись пальцами в мою рубашку так крепко, что ткань трещит по швам.

Укладываю её на заднее сиденье, вижу, как она пытается глубоко дышать, успокаиваясь, но это плохо выходит. Прыгаю за руль, завожу двигатель и резко выезжаю на дорогу.

— Дыши, Вика, прошу тебя, — голос мой звучит отчаянно и хрипло. — Всё будет хорошо. Слышишь меня?

— Максим… там… наша девочка, — шепчет она сквозь слёзы, и я чувствую, как ледяной ужас охватывает всё моё тело.

— Я знаю, милая, знаю. Всё будет хорошо, обещаю, — слова звучат как клятва, которую я не имею права нарушить.

Влетаю в больницу, неся её на руках, кричу врачам, которые тут же бросаются к нам:

— Помогите! Она беременна, срочно!

Её перекладывают на каталку, врачи начинают суетиться, и сердце моё проваливается куда-то вниз, когда я отпускаю её руку.

— Подождите здесь, — останавливает меня врач. — Мы проведём обследование и сообщим вам сразу.

— Нет, я хочу быть с ней! — рвусь я вперёд, но он мягко, но настойчиво держит меня за плечо.

— Сейчас нельзя. Я обещаю, как только будет можно, вас сразу позовут.

Меня заваливают вопросами про беременность, сроки, осложнения, а я понимаю, что не знаю почти ничего. Чувствую себя полным идиотом и совершенно беспомощным.

— Она на седьмом месяце. Беременность была долгожданной, очень… — мой голос звучит беспомощно и слабо, и врач понимает, что от меня мало толку, только сочувственно кивает:

— Мы сделаем всё возможное.

Они уходят, дверь закрывается, и я остаюсь один в пустом коридоре больницы. Сажусь на стул, обхватываю голову руками, чувствуя, как страх, тревога и отчаяние накрывают меня с головой.

Сейчас я абсолютно бессилен. Сейчас я могу только ждать, надеяться и молиться, чтобы с ней и нашей девочкой всё было хорошо.

Потому что это не просто страх или беспомощность. Это осознание того, что я могу потерять самое важное в своей жизни — семью. И сейчас я готов на всё, лишь бы они были живы и здоровы.