Образцовый доктор - Татьяна Донченко

– Присаживайся, дорогая, – проговорила она, подходя к небольшому столику, заваленному бумагами, и принялась что-то искать. – Сейчас чайку сделаем. Тебе нужно немного прийти в себя.

Она ловко заварила чай из кулера, насыпала пару ложек сахара, положила рядом ложку и блюдце с конфетами. Все это выглядело так по-домашнему, так контрастировало с официальной обстановкой кабинета.

У меня совсем не было аппетита. Кажется, я не ела уже сутки, с тех самых пор, как ушла на работу. Дорогой деловой костюм, безупречный макияж – все это сейчас казалось неуместным и фальшивым. Я все еще была в состоянии шока. Дочь… сейчас ее оперируют. Мысль об этом не давала покоя.

И потом, как вспышка – воспоминание о том, как брат с сестрой заслонили меня от ярости Валеры. Как они вовремя оказались рядом, не дали ему причинить мне еще больше боли.

– Спасибо вам за то, что помогли, – поблагодарила я, отпивая чай. Как же хорошо!

– О, ты про твоего мужа? – Людмила тоже заварила себе чай и устало плюхнулась в свое кресло. – Ничего, что я на «ты»?

– Конечно, – я оглядела ее, кажется мы были с ней одного возраста. – Но он мне уже не муж. Мы в разводе.

«Слава тебе, господи!» – мысленно добавила я.

Людмила посмотрела на меня с насмешливой улыбкой и медленно произнесла:

– Значит, ты сейчас свободна?

Я кивнула и снова отпила чай. Тепло растекалось по желудку, снимая напряжение. Но мысли о дочери не покидали голову.

– Леша… хм, Алексей Дмитриевич будет рад это слышать.

Я почувствовала как жар приливает к лицу. Мне нужно было многое спросить у нее о ее брате, но если честно, в данный момент меня ничего, кроме дочери не волновало.

– Спасибо за чай, – еще раз поблагодарила я, обхватив кружку ладонями, чтобы они согрелись.

– Не волнуйся, все с твоей крохой будет хорошо, Арсений Палыч мужик крутой! Руки у него золотые!

– Я п-понимаю…

На миг Людмила задумалась и сощурившись спросила:

– А сколько, говоришь, малышке точных лет?

Я поняла к чему был вопрос и не стала юлить, ответив честно:

– Четыре года и три месяца.

– Хм-м-м, – протянула она, снова что-то себе напевая под нос. – И зачата была примерно… в конце марта?

Я не могла сдержать улыбку, понимая, к чему она ведет этот допрос. Снова кивнула, и блондинка улыбнулась еще шире. А потом взвизгнула и захлопала в ладоши, не скрывая искренней радости.

– О, божечки-кошечки! – она закрыла рот рукой, но при этом затопала ногами, стуча каблуками по полу. – Бо-о-ожечки!

Ее реакция меня удивила. Я даже немного смутилась. она только что узнала, что у нее, оказывается, есть племянница! Интересно, есть ли еще кто-то? Как деликатно спросить о ее брате? Или лучше поговорить об этом с ним?

Внезапно дверь открылась и в кабинет заглянул он сам. Кораблев.

– Там, малышку сейчас привезут, – серьезным тоном сообщил он, отчего я встрепенулась.

Я вскочила, не помня себя, и бросилась к двери. Операция позади, моя девочка жива, она возвращается ко мне!

Выбегая из кабинета, я бросила взгляд на Людмилу.

Наши взгляды встретились. В ее глазах я увидела сочувствие и… понимание. Она едва заметно покачала головой и приложила палец к губам, давая понять, что сохранит мой секрет.

Я благодарно кивнула, мельком взглянула на брата Людмилы, который стоял чуть поодаль. Он казался совершенно невозмутимым, но она еще раз улыбнулась, качая головой так, будто сама удивлялась его невнимательности. Как он мог ничего не замечать?

В дверном проеме, я столкнулась с Алексеем. Его взгляд был пронзительным, изучающим. Я почувствовала, как краска заливает лицо. Волнение захлестнуло меня с головой. Что теперь будет? Как ему рассказать?

Но сейчас это было неважно. Главное – Машуля. Я обогнула его, не проронив ни слова, и побежала дальше, туда, где меня ждала моя девочка. Все остальное потом, потом, потом… Сейчас главное – она.

Ноги несли меня по коридору, словно на крыльях. Я летела мимо палат, обгоняя врачей и посетителей, единственная мысль – скорее увидеть Машулю. В голове роились обрывки молитв, благодарностей небесам и обещаний, если только с моей доченькой все будет хорошо.

Глава 11

Как только Машулю привезли, я едва сдержала слезы. Маленькая, бледная, совсем невесомая на этой огромной каталке.

Медсестра помогла переложить ее в кроватку, но я не смогла выдержать и минуты. Аккуратно, боясь причинить боль, легла рядом и прижала к себе.

Она была такой теплой, но в то же время какой-то неживой. Я старалась не потревожить ее сон, и начала осторожно гладить по голове. Волосы, обычно такие непослушные, сейчас тускло лежали на подушке.

Алексей принес лед, обернутый в тонкую ткань.

– Положи ей на животик, – сказал он тихо. – На пол часа, не больше.

Он смотрел на нас с такой жалостью, что у меня самой сжалось сердце. Я видела в его глазах тоску, желание снова обнять меня… или нас обеих, защитить от всего этого кошмара. Но вокруг были другие пациенты, другие родители, и это его будто бы сдерживало.

Он что-то говорил мне, но я не слышала слов. Уже и лица не видела, слезы запеленали глаза.

Звуки больницы, приглушенные голоса – все это сливалось в неразборчивый гул. В тот момент для меня существовала только она, моя маленькая девочка, спящая рядом. И я была счастлива просто оттого, что она здесь, рядом, что операция позади, и теперь мы будем вместе бороться за ее здоровье. Я была готова на все, лишь бы увидеть ее улыбку снова.

К нам пришел анестезиолог и начал рассказывать, как Машуля будет отходить от наркоза, что давать, как себя вести. Я поняла, что у меня нет даже бутылки воды, чтобы дать дочери попить.

У нас, в принципе, не было ничего с собой. В чем я забрала ее из сада и сама приехала с работы – в том и были в больнице. Нам некому было привезти вещи, я не думала об этом, когда нас забрала скорая.

Кому позвонить и попросить приехать сначала взять ключи от съемной квартиры, в которую мы только заехали, а потом просить этого человека искать по коробкам и пакетам наши вещи? Кто это будет делать: коллеги? Валера?

При мыслях о нем у меня по спине холодок пробежал.

Стоило лишь вспомнить о нем, как он тут же появился. В белом халате, бахилах и с раздраженным выражением лица. Это было его обычное