Небо над нами - Рацлава Зарецкая

немного обсудили это невероятное совпадение, а потом, после недолгой переписки, Илья вдруг позвонил мне, мотивировав свой поступок тем, что ему ужасно захотелось услышать мой голос.

Мы проговорили около получаса, а потом у него начались неполадки с сетью. Утром он снова написал мне, а вечером — позвонил. И вот мы общались уже около часа.

— Значит, теперь ты — фаталист? — Я налила в кружку молока и поставила его греться в микроволновку.

— Как глава из романа Пушкина?

— Не валяй дурака. Ты прекрасно знаешь, что это написал Лермонтов, и кто такой фаталист. Сегодня утром ты прислал мне стихотворение Мандельштама. — Я была порядком удивлена эрудированности Ильи, потому что мужчины, которых я знала, любили только рэп и знать не знали ни одного стихотворения великих русских поэтов.

— Серьезно? Лермонтов? — удивленно произнес Илья. — Отвечаю, что всю жизнь думал, будто это был Пушкин! А на счет стихотворения — оно просто попалось мне в ленте. Я неотесанный болван, и тебе придется с этим смириться. — Я абсолютно не понимала, шутит этот человек или же говорит правду. Интересно, его близкие тоже всегда пребывают в непонятках, говоря с ним?

— С болваном я бы не общалась так долго, — сказала я, достав пакет с пряниками и выложив несколько штук на тарелку.

— Ты мне льстишь. — По тону Ильи было понятно, что он улыбается. Интересно, как он выглядит в реальности?

Придерживая телефон плечом, я взяла молоко, тарелку с пряниками и переместилась на диван.

— Что делаешь? — задал вопрос Илья.

— Сижу на диване и пью, — сказала я, утаив информацию про поедание пряников на ночь.

— Вино?

— Молоко.

— Ого, везет! У нас тут такого богатства нет. Миллион бы отдал за стакан молока!

— Там — это где? — полюбопытствовала я.

— Нам нельзя сообщать такое гражданским, — тон Ильи изменился, стал более серьезным и немного грустным.

— Даже намекнуть не можешь?

— Нас прослушивают.

— Тогда передаю привет прослушивающим! — весело произнесла я. — Какая у вас там погодка? Не устали подслушивать?

— Погодка жаркая. От прослушки уже болят ушки, — изменив голос на тоненький и писклявый, произнес Илья.

Я искренне и громко рассмеялась. Илья тоже хохотнул.

— Значит, ты там, где жарко, — заключила я, откусив кусочек от пряника.

— Возможно, — лукаво ответил он.

— Твоя мама сказала, что ты военный, — чуть тише сказала я, сжимая кружку с молоком. — Но ты ведь не просто военный, да? Вернее, ты не простой военный.

На несколько долгих мгновений воцарилась тишина, и я подумала уже, что у Ильи снова проблемы со связью, но внезапно он так же тихо ответил:

— Я — миротворец.

— Ого…

— Удивлена?

— Ну, не прям удивлена… Я как бы знала, что ты не просто парень с соседнего района и сын маминой подруги. Но чтоб миротворец… — Я сделала глоток молока и задала новый вопрос: — А тебе разве можно такие признания делать?

— Нет, конечно. Теперь меня подвергнут дисциплинарке, — вздохнул Илья.

— Что? — Я чуть не подавилась молоком.

Илья снова вздохнул.

— Зачем ты это сказал? Совсем что ли глупый⁈ — принялась я отчитывать его.

— Я же говорил, что болван. Забыла? — Голос Ильи чуть повеселел, но я не обратила на это внимания, волнуясь за то, что теперь ему грозит какое-то наказание.

— И что тебе сделают?

— Отберут телефон, запрут на несколько суток где-нибудь, — поведал Илья. — Потом будет разбирательство, дисциплинарное взыскание, отстранение, понижение в должности…

— О, боже… — Я отставила кружку в сторону и принялась от досады покусывать ноготь на большом пальце правой руки, безжалостно убивая свой маникюр.

— Не смогу больше с тобой общаться, разумеется. Будешь грустить?

— Я, скорее, буду винить себя за то, что вынудила тебя рассказать, кто ты такой, — честно призналась я.

— А скучать не будешь?

— Я еще недостаточно знаю тебя, чтобы скучать.

— Злюка, — бросил Илья.

— Тебя накажут, а ты интересуешься, буду ли я по тебе скучать? — воскликнула я. — Нет, ну ты точно болван!

— Если бы я знал, что красивая девушка будет скучать по мне, пока я сижу в сыром и темном подвале без еды и воды, то был бы невероятно счастлив и постарался бы выжить!

Тут меня его слова насторожили. В армии, конечно, жесткая дисциплина, но чтобы своих же нарушителей сажали в сырые темные подвалы и не кормили?

— А ты меня не дуришь, случайно? — хмуро спросила я.

— Что ты! — картинно возмутился Илья. — Как я могу⁈

— Дуришь, — уверенно заключила я. — Никто тебя не накажет.

Илья на том конце провода заразительно рассмеялся. Мне невероятных усилий стоило не засмеяться вместе с ним, но надо было сделать вид, что я обиделась. Зачем? Не знаю. Так положено у женщин. На генетическом уровне.

— Смешно ему, — фыркнула я.

— Ты поверила, — сквозь смех сказал Илья. — Ты серьезно так прям купилась!

Я ничего не ответила. Только еще раз фыркнула и, пока Илья там смеялся сам с собой, отправила в рот остатки пряника и запила их молоком.

— Ты там помимо молока еще что-то трескаешь? — спросил догадливый Илья.

Я неудачно вдохнула и закашлялась.

— Это тебе за то, что без меня вкусняшки ешь, — обидчиво произнес Илья.

Вот сволочь!

— Просто один пряник съела, — сипло сказала я, откашлявшись. И еще зачем-то добавила: — Маленький.

— Нам тут и пряник за счастье. Достало уже невкусное печенье