Долго и счастливо? (СИ) - Котов

с голубым росчерком вен, слишком близко подступающих к коже, сжимается в кулак и разжимается. Потом он быстрым движением забирает перчатки, грубо выдергивает свою руку из моих и отворачивается:

— Дверь находится позади. Желаем вам приятного путешествия.

Обуреваемая мучительным, жадным, горьким и непреодолимым чувством, я молча выхожу из комнаты, прикрываю за собой дверь и прислоняюсь к ней. Мне хочется кричать.

Когда же чувства успели из эйфории стать агонией, а любовь — превратиться в патологию?

========== Часть 8 ==========

Меня колотит мелкая дрожь. Чтобы не споткнуться, приходится держаться рукой за стену. Но идти не так уж и сложно, с этим я справляюсь почти на ура, куда больших усилий требует ровное дыхание. В груди медленно стынет цемент. Если не стараться, вдохи выходят мелкими, хлипкими, а выдохи, напротив, слишком глубокими и продолжительными, отчего грудная клетка невротически сотрясается, и невольно заходишься в сухом кашле.

Кашель — это всегда неприятно.

Проходя по коридору, я осторожно прощупываю ребра. Твердые, прочные, надежные, не скрывают ли они между собой сквозного отверстия? Чего-то, что могло бы объяснить эту жгучую, острую боль, когда кажется, будто все внутренности охвачены пламенем?

Не сделав и ста шагов, я начинаю ощущать удушливую усталость, точно из коридора постепенно выкачивают воздух, и решаю пару минут передохнуть. Прямо на ковровом покрытии. Какая, в сущности, разница? Кто меня здесь увидит?

Так я делаю важное открытие: когда не идешь, дышать легче. И думать тоже. А через мгновение я делаю куда более важное открытие: все, что произошло, мною же и было спровоцировано.

Какое откровение. Какая ирония. Чем глубже я познаю себя, тем больше у меня появляется поводов себя ненавидеть.

Мне ли не знать об отношении Вонки к детям? О, ну право, какие глупости, как будто я открыла Америку — он всегда ясно давал понять, что не питает особой любви к топоту маленьких ножек, достаточно вспомнить его гримасы и откуда ни возьмись возникающие неотложные дела, стоило мне только чуть приблизиться к запретной теме — а запретный плод, как известно, сладок. Нет, разумеется, Вонка никогда ничего не говорил напрямую, но разве невысказанная вслух правда более изменчива и зыбка, чем та, что подносится к столу, сервированная речью? Разве его молчание гарант того, что я могу приписывать ему любое мнение, какое захочу? О нет, я разумный человек, я прекрасно понимаю всю сокрушительную силу подтекста и, произнося те, почти что роковые слова, внутреннее догадывалась о результате. Конечно, он не был на все сто процентов предопределен, но вероятность получить заранее известную реакцию сохранялась весьма высокой. Ну, как говорится, чего хотела, того и добилась.

И что же мы имеем? Очередной аккорд разыгравшихся нервов, чей итог страдание, вечное страдание, брат-близнец любви, оборотная сторона сказочной жизни, сущность моего естества. Страдать здесь я наловчилась мастерски. Страдать у меня получается даже лучше, чем любить, если, в моем случае, это вообще не одно и то же. Страдание дает мне адреналин и пищу для размышлений, всплески страстей, так мне необходимые, и осмысленность череды однообразных будней.

Может, я вовсе не сказочная героиня, а персонаж посредственной драмы, где только и нужно, что закатывать глаза и невротически заламывать руки, стеная, причитая и угрожая броситься с крыши?

Правда есть правда, даже если она горькая. Я сама смоделировала ситуацию, заставив Вонку принять в ней участие и сыграть свою роль. Я манипулировала им, чтобы получить свой самый сильный наркотик — страдание. Чем же я руководствовалась? Как рассуждала? Если ты не можешь дать мне любви, дай хотя бы какие-нибудь сильные чувства? Если я не могу быть любима — пусть же я буду несчастна?

Об этом был мой крик? Как глупо, что я сама не знаю. Да и не могу знать, я давно перестала понимать, где проходят границы между реальностью и моим воображением. Наверняка я знаю лишь одну вещь: я хочу, чтобы между нами были искры, а не пустота. Мне нет дела до того, какой будет природа этих искр, мне просто нужно что-то получать взамен. Я готова принять даже ненависть, все что угодно, только бы это не было равнодушие. Оно убивает меня, выпивает до дна, обращает мою жизнь в беспросветное уныние. Так всегда получается с мечтами: даже реализованные, они остаются иллюзиями.

Стоило чуть собраться с мыслями, и вот, мне уже значительно легче. Я поднимаюсь на ноги, отряхиваюсь и сломя голову мчусь обратно.

Я больше не хочу страдать. Я не хочу, чтобы жалость к себе заменила любовь к себе. Тем более, когда цена за это столь высока: когда из-за своих потребностей в бурных страстях я причиняю боль человеку, которого люблю.

На бегу я сворачиваю за угол и больно ударяюсь обо что-то твердое. Не устояв на ногах, я оказываюсь на полу. Вонке, а «чем-то твердым» был именно он, в отличие от меня, удается удержаться на ногах, он лишь чуть пошатывается и отступает назад, роняя цилиндр. Не глядя на меня, он поднимает его, деловито отряхивает и вновь водружает себе на голову.

— Вестибулярный аппарат! — громко заявляет он, вскинув вверх указательный палец. — Я уже тебе говорил, что его надо тренировать. А по коридорам нельзя передвигаться со скоростью, превышающей… м-м… где же у меня это было… — он лезет во внутренний карман за карточками, но быстро передумывает. — Впрочем, неважно. Так носиться можно только в крайних случаях. Например, если зубастики из Зеленого цеха прогрызли себе дорогу наружу и носятся по фабрике. Но я не вижу зубастиков, — строго отчитывает меня он.

Вновь оказавшись на ногах, я судорожно размышляю, что же сказать ему: я ведь так и не успела придумать речь, но, к моему удивлению, Вонка перехватывает инициативу:

— Элли… — он вздыхает и смотрит на меня исподлобья. — Я как раз шел за тобой, чтобы сказать… я чувствую себя отвратительно.

— Правда? Я тоже, — в груди что-то начинает колоть, я ободряюще улыбаюсь, но тут же начинаю жалеть, что ответила именно таким образом.

— Как? — изумляется Вонка, подозрительно потерев подбородок. — И ты? Быть может, это вирусное? Но тогда кто же нас заразил? У тебя есть идеи? Ага! Без сомнений, то существо, которое ты сегодня подобрала на улице. А я сразу понял, что что-то с ним не в порядке: вся улица просто кишит мерзкими бактериями, там любой может заразиться. Надеюсь, ты понимаешь, что нам нельзя терять ни минуты? Нужно полное медицинское обследование. Срочно! — он деловито берет меня за локоть и тащит куда-то в сторону.

— Нет, подожди-подожди, — с усилием я