Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь

— Я держал ее рядом с собой годами, Оливия. Позволить ей потеряться в моем мире было чудовищной ошибкой. Я просто был рядом и смотрел, как мужчины утопают в ее красоте и душе, падают к ее ногам. Каждый гребаный день эта картина вырывала мне сердце, и она знала об этом. Я больше не мог этого выносить.

— И поэтому ты ее выгнал.

— Как бы я хотел не делать этого…

Проглатываю ком в горле. Все, что сейчас сказал Уильям, может заполнить огромную дыру в моем прошлом, но не заполнит дыру в сердце. Несмотря на его рассказ о ее мучительной любви, она все же бросила свою дочь. Что бы он ни сказал, этот поступок правильным не станет. Смотрю на зрелого, приятного мужчину, которого любила моя мать, и, с ума сойти, я могу это оценить. Еще более невероятно то, что я последовала за мамой, пытаясь понять ее мысли. Забрала ее дневник и отыскивала тех мужчин, о которых она писала, отчаянно пытаясь понять, что она нашла такого привлекательного. А вместо этого я нашла утешение в ее сутенере. За то короткое время, что я провела с Уильямом, я видела отзывчивого, заботливого мужчину, которого быстро полюбила, мужчину, который обо мне заботился. Не было ни желания, ни физического влечения, но я точно могу утверждать, что чувствовала любовь к этому мужчине.

— Как ты мог не понять, кто я? — задаю я вопрос. Я выживала целую неделю, пока Уильям не выяснил это. Помню его лицо, это осознание… Злость. Я знаю, что пугающе похожа на свою мать. Как же он этого не увидел?

Он делает глубокий, почти срывающийся вдох.

— Когда ты появилась, прошло уже пятнадцать лет с тех пор, как я видел Грейси. Сходство было поразительным, я был так ослеплен этим, что не прекращал просчитывать вероятность. Когда же прекратил, сроки не сходились, — его брови взлетают в обвиняющем жесте. — Не то имя, не тот возраст.

Отвожу взгляд, пристыженная. Кое-чему лучше оставаться в прошлом, и маме в том числе.

— Спасибо, — шепчу тихо, когда на столе появляется наше ризотто.

Уильям позволяет официанту посуетиться пару секунд, прежде чем махнуть рукой, молчаливо приказывая исчезнуть.

— За что?

— За то, что отправил меня обратно к Нан, — я смотрю на него, а он тянется через стол и берет мою руку. — За то, что помог мне и ничего не рассказал бабушке, — так все и сработало. Угроза Миллера нанести визит бабуле пугала меня, как ничто другое, потому что это бы ее довело. Она была в ужасно темном месте. Как только дело коснулось Нан, я убежала, скрываясь от жестокой реальности, которую представлял дневник мамы. Не могла добавить себя в список ее горестей. Не после того, через что ей пришлось пройти со своей дочерью, а потом и мужем. — Но я читала ее дневник, — позволяю словам сорваться с губ в секунду недоумения. — Именно так я тебя тогда нашла.

— Маленькая черная книжка в кожаном переплете? — спрашивает он с чувством обиды в голосе.

— Да, — меня волнует то, что он понимает, о чем я говорю. — Ты знаешь о нем?

— Конечно, знаю, — челюсть Уильяма заметно напрягается, заставляя меня вжаться в стул. — Она была достаточно добра, оставив его на моем столе, я прочел его однажды ночью.

— О-о-о, — я беру вилку и начинаю ковырять ею рисовое блюдо, хотя и не голодна — что угодно, лишь бы избежать той невероятной горечи, которую источает Уильям.

— Твоя мать могла быть жестокой, Оливия.

Киваю, цель маленькой черной книжки вдруг становится очень ясной. Она и правда испытывала удовольствие, исписывая все те страницы, описывая многочисленные встречи с невероятным количеством мужчин, в мельчайших подробностях. Но не потому что ей нравилось это делать. А может и нравилось. Кто знает? Главной целью было помучить Уильяма. Удовольствие ей доставляло знание о той боли и злости, которую она причиняла мужчине, которого любила.

— В любом случае, — вздыхает он, — все это в прошлом…

Мне смешно от его обиды:

— Для тебя, возможно! Для меня это вопрос каждого дня, почему она меня бросила.

— Не мучай себя, Оливия.

— Ну, этим я и занимаюсь! — меня бесит от того, как он может переступать через мою потерю с такой легкостью. Пыталась убедить себя, что не было обстоятельств, в которых ей было бы легче просто исчезнуть, чем встретиться лицом к лицу с жестокой реальностью. История мучительной любви не делает ситуацию лучше, ровно как не заставляет меня понять.

— Успокойся, — Уильям наклоняется и успокаивающе поглаживает мою руку, но я ее убираю. Меня бесит так много всего в моей жизни, и я чувствую, что все это мне неподвластно.

— Я спокойна! — кричу, отчего Уильям отстраняется на стуле с выражением злобы на своем дружелюбном лице. — Я спокойна, — опять начинаю ковыряться в ризотто. — Думаешь, она жива?

Резкий вздох мужчины передо мной полон боли.

— Я… — он ерзает на стуле, избегая моего взгляда. — Я…

— Просто скажи мне, — продолжаю спокойно, а в голове вопрос, почему мне вообще есть до этого дело. Она в любом случае мертва для меня.

— Я не знаю, — Уильям берет вилку и ковыряется в своей тарелке. — Грейси с ее способностью сводить мужчин с ума от ярости и похоти могла довести кого-то и до убийства. Поверь мне, я знаю, — он бросает вилку, разговор явно отбил у него весь аппетит. Я вторю ему и делаю то же самое.

— Кажется, она была еще той головной болью, — говорю, потому что просто не знаю, что еще сказать.

— Ты даже не представляешь, — отвечает он с улыбкой, как будто задумавшись. — Как бы то ни было, вернемся в теме нашего разговора, — он быстро отключает воспоминания и возвращает свою деловитость, так что я представляю себе, как именно все происходило годы назад с моей матерью. Даже разговоры о ней вызывают чувство беззащитности в этом безжалостном, сильном мужчине. — Миллер Харт.

— Что с ним? — выпячиваю подбородок с таким видом, как будто он не важен.

— Откуда ты его знаешь?

— Откуда ты его знаешь? — у меня есть предположения, но мне еще более любопытно после туманных объяснений Миллера. Все эти предупреждения и забота. К чему?

— Он испорчен.

— Это не ответ на мой вопрос.

Уильям наклоняется вперед, и я отстраняюсь, осмотрительно.

— Этот мужчина живет в мрачном мире, Оливия. Мрачнее, чем мой. Он играет с дьяволом.

Я с трудом сглатываю, боль пропитывает сердце. Слова не идут, и даже если бы пришли, я б не произнесла их онемевшими губами.

— Я знаю, чем он занимается, и как он этим занимается, — продолжает Уильям, — он не зря прослыл самым скандально известным мужским эскортом Лондона, Оливия. Я слишком сильно старался держать тебя подальше от своих дел, а теперь наблюдаю, как ты слепо ныряешь в мрачный мир Миллера Харта. Я живу в этом мире уже очень долгое время. Осталось не так много вещей, мне неизвестных, если они вообще остались, и я знаю, что… — он замолкает, оставляя между ними нежеланную, затянувшуюся тишину. — Он сломает тебя.