Анна Берсенева - Единственная женщина

— Так ты поэтому с ними расстался? — догадалась Лиза. — И с этим Сашей Неделиным?

— С Сашей… С Сашей не поэтому… — Юра замолчал, словно всматривался куда-то.

— Юр, ты не говори об этом, если не хочешь. Мне Сережа вообще сказал однажды, чтобы я не заговаривала с тобой об этом Саше загадочном…

— Да ну, Лиз, ничего загадочного в нем нет. В том-то и дело… Он очень много мне дал, так много, как мало кто другой. Иногда мне казалось, что я вообще ничего не понимал о мире, пока не познакомился с ним. У него такая феноменальная способность видеть любое явление в целом — я подобного ни у кого больше не встречал.

— Ты… Ты жалеешь, что расстался с ним? — спросила Лиза.

— Нет, — твердо ответил Юра, но тут же добавил: — Вернее, тогда не жалел нисколько. Сережа мне сказал — давно, в детстве почти: он тебя ломает под себя. Так оно и было. Саша лучше меня знал, каким я должен быть, что должен делать, с кем дружить и с кем работать. Может, он и имел право судить — по интеллекту своему, по способности к предвидению. Но я-то такой, как я есть, я-то не могу быть другим! Он хотел, чтобы я и дальше тащил за собой всех этих людей — его круг. А я уже видел, что они не чувствуют реальности, что знания у них — мертвые, с жизнью не связанные. Что я должен был с ними делать?

Он говорил со знакомой Лизе горячностью, и, внимательно слушая его, Лиза успела порадоваться: вот и это вернулось!..

— Значит, ты расстался с этим кругом? — спросила она.

— Да. А Саша сказал: учти, ты еще об этом пожалеешь. Я когда Сереге об этом рассказывал, он говорит: надо же, не думал, что Неделин способен на угрозы! Но ведь это не угроза была! Ну что он, убить меня угрожал? Он считал, что я непременно сам уверюсь в его правоте и сам к нему еще приду!..

— Сам? — Лиза недоверчиво посмотрела на Юру. — Ты уверен, что он собирался ждать, пока ты сам уверишься?

— А как же еще? — Лицо у Юры стало недоуменным. — Он всегда был уверен в своей правоте, ни разу ни в чем не усомнился…

Лизе нечего было возразить — откуда ей знать, что думал этот неведомый Саша? Но по тому, что рассказал ей Юра, по тому, как менялось лицо Сергея, когда речь заходила о Неделине, — она чувствовала, что такой человек не станет просто ждать…

— Я, может, и Звонницкого потому пригласил: казалось, должен же я чем-то искупить вину… — продолжал Юра.

— Вину? — удивилась Лиза. — В чем же вину и перед кем?

— Да перед ними перед всеми! Мы ведь сначала вместе работали, в самом начале «Мегаполиса». А потом я понял: они строят неживые схемы развития, если я соглашусь — погорю. И поставил условие…

— Они сами ушли?

— Сами. Все ушли, до единого. Хотели, кажется, свою фирму организовать, но не получилось. Так и разметало их по свету. Но нельзя сказать, чтобы они все канули — некоторые вон в Штатах, в Германии. Один — советник премьер-министра, другой — глава Центра экономических реформ.

— Так в чем же ты виноват? — улыбнулась Лиза. — Наоборот, они должны быть довольны, что вы расстались.

— Не знаю… — произнес Юра. — Все-таки ведь не сразу они устроились…

Она вдруг подумала: хорошо бы поговорить с этим Сашей Неделиным… Она даже не понимала, для чего нужен ей разговор с совершенно незнакомым человеком, но мысль эта возникла в ее голове так отчетливо, как будто с нею было связано что-то значительное.

Она давно уже привыкла угадывать Юрино состояние, словно особый барометр находился где-то у нее внутри. И неожиданные мысли о Неделине заставили ее насторожиться: не значит ли это, что о нем думает в это время Юра?

Она видела, что ему нелегко приходится сейчас. Ее радовало, что он постепенно выходит из тяжелой депрессии, и вместе с тем она замечала, что, выходя из нее, он сталкивается с новыми трудностями.

«Мегаполис», бывший для Юры прежде источником энергии и объектом ее приложения, переставал быть и тем, и другим. Лиза просто физически чувствовала Юрину растерянность, чувствовала, как он пытается найти какой-то новый путь для своего детища, — и не находит…

Наверное, это началось давно. Она даже была уверена в том, что это началось давно: то, что происходило сейчас с Юриной работой, было частью того самого «не лучшего периода» в его жизни, о котором он говорил ей на острове Малифинолху…

Но сначала он был увлечен борьбой с Подколзевым — и ему было не до глобальных решений. А потом погиб Сергей — и его смерть отодвинула все размышления о том, что делать дальше.

И вот теперь все вопросительные знаки маячили перед ним, требуя ответа… Лиза понимала это из его вечерних рассказов — он снова подолгу сидел с ней в гостиной и говорил о том, как прошел его день, и она слушала, забывая о времени, пока Юра не спохватывался:

— Час ночи, Лиза! Регина твоя убила бы меня, если бы видела!

— Да ведь мне не вставать чуть свет, Юра, — увещевала его Лиза. — Это тебе отдохнуть пора!..

— Да не получается, Лизонька, никак не получается. Пахнет затхлым болотом, и я подозреваю, что вот-вот нас затянет в трясину… В голове как шестеренки вертятся, а решения нет — только какие-то проторенные колеи попадаются!

Она жалела его в такие минуты: ведь он только что пришел в себя после тяжелого потрясения, ему бы отдохнуть, пожить спокойно — и снова какие-то проблемы, на этот раз едва понятные ей, и он с ними один на один… Оставалось только вздыхать — чем она могла помочь?

Юры снова не было дома целыми днями, но Лизино время было по-прежнему заполнено — и даже больше, чем прежде. Нет, дела были все те же, обычные домашние дела, к которым она давно привыкла, — разве что еще читала английские книги и слушала кассеты.

Но самое важное происходило теперь в ней самой: она прислушивалась к тому, как растет ее мальчик, и каждый новый день отличался от предыдущего именно тем, что происходило с ним.

То она волновалась: почему он сегодня такой вялый — не толкается, не брыкается, а только чуть-чуть шевелит ножкой? То ей казалось, что он перевернулся и лежит теперь неправильно — и она покрывалась холодным потом от страха. То она радовалась тому, как весело он плещется там, в своей темной чаше, — и улыбалась без видимой причины, вдруг остановившись где-нибудь в саду с ножницами в руках.

Юре больше всего нравилось «ловить» его ладонью: он прикладывал руку к Лизиному животу, и ребенок, ненадолго прислушавшись, колотил в то самое место, где лежала рука. Юра смеялся, как будто мальчик был уже здесь, как будто они уже играли с ним где-нибудь на лужайке перед домом.

— Откуда он знает, а? — удивлялся он этой невидимой догадливости своего ребенка. — Он что, чувствует, где моя рука?