Белва Плейн - Пылающий Эдем

Переходя дорогу, Билл оглянулся на старика, который шел, подняв лицо к небу, словно следил за полетом птиц или просто вдыхал воздух. Бессмысленные слова, подумал Билл. Хотя у священника и хорошие намерения, он совершенно не знает жизни. Разглагольствует – он слышал его достаточно часто – о братстве и Боге, о любви! А сам провел всю жизнь под защитой школьных и церковных стен и пользовался уважением из-за своей рясы. Говорит, теоретизирует, созерцает, не слишком-то отличаясь от Патрика, размышлял Билл. Нет, не совсем так, конечно, поскольку Патрик вступил в борьбу – этого нельзя отрицать. И все равно, он – не от мира сего, а кроме того, глупый. Глупый.

По дороге Билл зашел за своим другом Клиффордом, спросив со двора:

– Клиффорд дома?

– Нет его. Он сказал, что вернется через минуту. Заходи и подожди его.

Билл поднялся в сооруженный из рифленого железа дом на сваях. Он состоял из двух комнат. В передней стоял стол, стулья и маленькая плита, во второй комнате была только большая кровать, а на полу – одеяла, для детей. Вырезанные из журналов фотографии кинозвезд – черных и белых – украшали стены. Они висели вперемежку с Рождественскими открытками, на которых были изображены запряженные лошадьми сани и ели, покрытые снегом, – весточки от детей и внуков, уехавших в северные края.

– Садись, – сказал дед. – Он придет через минуту. Он пошел за консервированным молоком для детей.

Билл знал, что в семье было еще шесть или семь детей – племянники, племянницы, братья и сестры Клиффорда. Его бабушка, начавшая уже седеть, была еще достаточно энергичной, чтобы выполнять работу в отеле «Ланабелл».

– Идете на собрание? – и не дожидаясь ответа Билла, продолжал, – я хожу на молитвенное собрание каждую неделю. И дважды в месяц на профсоюзное собрание. Вы собираетесь на молитвенное собрание? Клиффорд никогда мне ничего не рассказывает.

– Что ж, можно назвать это и так. Женщина взглянула на него повнимательнее:

– Надеюсь, у вас не будет неприятностей. Ни во что Клиффорда не втягивай. В нашей семье никогда не случалось ничего дурного. Почтенное имя – Драммонд. Из Драммонд-холла.

Он хотел было успокоить ее, но в этот момент вошел Клиффорд. Его внешность всегда вызывала замешательство: у него была бледная рыжевато-коричневая кожа и курчавые волосы того же оттенка… белый африканец.

Он поставил молоко на стол.

– Идем?

Билл встал. Им пришлось еще спуститься до места собрания. Пять-шесть десятков человек уже сидели во внутреннем дворике. Там были расставлены стулья, установлено небольшое возвышение. Собрание было легальным, прятаться необходимости не было. И опять приходилось отдать Патрику должное – он сдержал свое обещание насчет свободы слова.

Свечи, вставленные в бутылки, освещали лица присутствующих: черные лица, лица людей труда, не считая нескольких молодых белых женщин. Пускай, подумал Билл, глядя на их прямые волосы, им хочется что-то доказать, почувствовать, что они принадлежат к этим людям. Взгляд его скользнул дальше. Пусть их. Можно позволить им поиграть в большое приключение.

Оратор поднялся на помост, его представили. Билл слышал его раньше, в других странах, и знал, что он собирается сказать, но все равно попал под его обаяние и музыку оксфордского выговора.

– Кто вы? – тихо начал он… – Откуда вы пришли? И кто вы здесь? Мне сказали, что большинство из вас не знает своей истории, хотя в этом нет вашей вины. Послушайте меня, я много путешествовал. Я был в Африке и видел крепости на тех берегах, откуда везли ваших закованных в цепи прапрадедов, оторвав их от их лесов, от их народа. Вот где начало их путешествия в эти края.

– За три столетия пятнадцать миллионов мужчин и женщин проделали этот путь. Вы, без сомнения, слышали, в каких условиях их перевозили, и многие из них прыгали за борт, увлекая за собой других.

Да, в самом деле, они слышали это много раз, но тем не менее были заворожены. Не двигаясь, с открытыми ртами они ждали продолжения. Выступавший достал листок бумаги и помахал им в воздухе.

– Вот, послушайте! Я сделал несколько выписок из одного исторического документа, который я нашел в библиотеке Коувтауна. Это из завещания одного плантатора, который жил здесь, когда остров принадлежал французам. Здесь перечислено то, чем он владел, и среди прочего – его рабы. Послушайте! «Пьер, двадцать восемь лет, – четыре тысячи ливров. Сильный молодой мужчина, как вы видите. Дальше, Жоржетта, семнадцать лет, – тоже четыре тысячи ливров. Молодая крепкая девушка. Затем, Марни, шестьдесят восемь лет, старуха, – она стоит всего лишь двести ливров, потому что она уже почти ни на что не годна». – Естественно, вы не знаете, чего стоили тогда эти деньги. Я скажу вам. Вы не купили бы и серебряного блюда у Да Куньи за ту старую женщину, – он протянул вперед руки, как бы взвешивая что-то на весах, – женщина… серебряное блюдо.

Заводит их, подумал Билл. Все это правда, но так далеко во времени, что не вызывает никаких эмоций. Единственная ценность этих фактов – эффект шока, чтобы разозлить людей, а в этом и состоит его задача, будьте уверены. Настоящая деятельность ведется тихо, не такими ораторами, хотя он изощрен и красноречив, а маленькими сплоченными группами, состоящими из хладнокровных людей, которые действуют по всему региону.

– Насколько лучше вы живете сегодня? Разве вы не являетесь по-прежнему чужими в этой стране? Посмотрите на башни отелей, на частные дома там наверху, на поместья, в которых в течение нескольких столетий их владельцы наслаждались роскошью…

– Да, теперь у вас есть свое правительство, так вам говорят! Некомпетентные люди, заменившие собой ваших прежних хозяев. Ничего не изменилось, кроме цвета кожи, ничего.

Двое мужчин, стоявших позади собрания, поймали взгляд Билла и кивнули. Он посмотрел на часы. Время уходить. В сопровождении Клиффорда он вышел на улицу.

– Выдающийся человек! Замечательная речь! – шептал Клиффорд.

– Да, – сказал Билл. Клиффорд опять увязался за ним, трудно будет от него отделаться.

– А куда ты сейчас, Билл?

– К моему дедушке. Я обещал старику.

– Тебе обязательно туда идти? Уверен, что не хочешь развлечься с девочками?

Они как раз проходили мимо бара, где в ожидании клиентов сидели девицы. Из открытых дверей доносилась музыка.

– Не могу, я же сказал, – в любом случае девушки его сейчас не интересовали. Просто не было времени.

– Ну ладно, я тогда домой.

Они вернулись к дому Клиффорда. В небе висел лишь серпик молодой луны, узкий, как мачете, и облака торопились скрыть даже и его. Подходящая ночь.

Клиффорд заговорил:

– Я как раз вспомнил, как ты однажды рассказывал, что это ты поджег то место – Элевтеру. Знаешь, я тебе тогда не поверил, думал, ты хвастаешь. Но сейчас я верю – в голосе его слышался трепет. – Не волнуйся. Ты знаешь, что можешь на меня положиться.