Берег тысячи зеркал (СИ) - Кристина Ли

— Ты меня это спрашиваешь? — скривившись, прихожу в изумление. — Ты забыл, кто мои родители?

— Тебя. Ведь ты, похоже, и сам это забыл. Она изменилась не просто так, Сан. Этому были причины.

— Так она тебе теперь нравится? — прищуриваюсь.

— Теперь, да. Потому что сейчас она знает, что ей нужно от жизни. Это видно в том, кем она стала. И теперь никто не плюнет в вас осуждением, Сан. Не посмеет, потому что нет причин. Выходит, твоя агашши лучше знает, какими жестокими могут быть наши люди.

— Ты несешь бред.

— Неделя, и ты увидишь, что случится. Спорить бесполезно. Ты мне должен уже пятьдесят тысяч. Боюсь, через неделю будешь должен сто, — он выходит первым, но в дверях, напоследок, бросает: — И еще… Постарайтесь не поубивать друг друга. Вы стали, странно, похожи. Это пугает.

— Пугает его. Как остроумно, — огрызаюсь двери, и вот это уже пугает меня.

* * *

Хлопнув дверью дома, пытаюсь понять чего во мне больше: испуга из-за землетрясения, или злости из-за другого природного явления.

Проклятой магнитной бури.

И ведь смотрел так холодно, как хищник, готовый проглотить целиком.

И крестик этот. Носить его зачем, если смотрит, как на пустое место?

Негодование бурлит внутри, как стихийное бедствие. Направляясь к взлетной полосе, зверею еще больше.

— Через час, профессор, — кривясь, копирую его слова, и припечатываю стальным шепотом. — Напыщенный самодур.

— Мадам, нам вас ждать здесь? Не продолжать установку датчиков? — в спину летит ненавистный голос Фелис.

Я останавливаюсь и закрываю глаза. Я педагог. Ученая. Я обязана вести себя отстраненно сдержано. Но эта девчонка очевидный мастер по выносу мозга.

— Да, Фелис, — отвечаю, встав в пол-оборота, у выложенной бревнами, тропинке. — Оставайтесь в расположении. А лучше найдите старшину, или старшего солдата Сон. Попросите их помочь, и продолжите развертывание полевой лаборатории и станции исследования.

Девушка кивает после каждого слова. Был бы рядом блокнот, она бы и записала все, как в протокол. Надо успокоиться, иначе моя "магнитная буря" заденет всех.

— Что-то еще, Фелис? Мне нужно спешить, — спрашиваю, работая на опережение.

— Нет, все понятно, мадам. Ждем вашего возвращения. Нужно обработать все данные. Вы же помните, профессор Попов настоятельно…

— Помню, — вскидываю руку, останавливая Фелис, ведь еще секунда, и я взорвусь на хрен. — Я помню, — произношу спокойнее. — Благодарю.

— Не за что, мадам. Безопасного полета.

— Спасибо, Фелис. Спасибо.

Я отворачиваюсь от греха подальше, и ускоряю шаг. Говорила, чтобы он не опаздывал, а сама не лучше. Еще две минуты, и опоздаю я. А все, потому что сидела полчаса в комнате, как дура. Ходила из угла в угол, пытаясь найти сердце в пятках. Оно там до сих пор. И мне бы думать о том, что на острове происходит что-то странное, но нет же. Все, что занимает мысли — крестик на его шее.

Мой крестик. На шее азиата православный крестик. Какой моветон. Глупость полная.

Следуя мимо казарм и хозпомещений, не замечаю никого, а у поворота на площадку, где каждое утро и вечер проходит построение, почти что бегу.

Успела. Его еще нет.

Осматриваясь, улавливаю удивленный взгляд нескольких парней. Они идут с мисками в руках, и накинутыми на плечи полотенцами. Перекинувшись парой фраз между собой, осматривают меня слишком пристально. У одного даже появляется ухмылка на лице.

Это еще что такое?

Но я не успеваю возмутиться, ведь замечаю, как они немедленно опускают головы едва не в миски. Быстрым шагом, солдаты сбегают так, будто их подталкивают в спину.

Понимание, откуда такая перемена в их поведении, приходит сразу. Я поворачиваюсь, а подняв взгляд, торопею.

Дежавю в действии.

Из вертолета выходит Сан. На нем форма летчика, а глаза скрывают солнцезащитные очки. Он встает рядом с носом и скрещивает руки на груди. Массивная мужская фигура в проклятой форме, выглядит еще больше. Почему я смотрю именно на грудь? Вероятно, потому что вспоминаю черную майку, под которой видела то, чего там быть не должно.

Глупость, но в горле встает влажный комок. Я проглатываю его, и делаю первый шаг к вертолету. К слову у полосы находятся несколько самолетов. В том числе истребители и огромный транспортник, который нас привез. Однако, агрегат, приготовленный для моей персоны, меньше, и не соответствует ожиданиям.

— Прошу, — Сан открывает дверцы вертолета, указывая на место второго пилота.

— Я могу сесть в салоне. Это не безопасно, — тут же возражаю, и холодно одергиваю руку.

— Пилот я. Вы будете выполнять то, что скажу я. Либо так, либо останетесь здесь, а данные придут через несколько дней с авианосца.

Я поджимаю губы, а сама, как дура, веду взглядом по его руке, сжимающей дверцы. Когда добираюсь до пальцев, ощущаю яркий озноб. В памяти всплывает салон автомобиля, чужой город и лиман.

Собравшись, отбрасываю все глупости, и уверенно сажусь. Лучше бы отказалась от затеи лететь на вышку.

Сан слишком близко.

Как не пытаюсь абстрагироваться от того, насколько туго он стягивает на мне ремни безопасности, — это невозможно. Нельзя взять и не замечать, как он касается, хотя и не переходит черту. А надо ли ее проводить, если и простые прикосновения, будоражат и волнуют. Думаю, бессмысленно. Он в сантиметре от моего лица, я ощущаю его запах, вижу каждую черточку и трещинку на губах. Осматриваю все, как воришка, пока Сан не видит и занят страховкой.

Слишком долго занят. Я вижу это, и понимаю, что он в состоянии застегнуть все за считанные секунды. Но Сан медлит. По пять раз проверяет каждый ремень, вынуждая дышать рывками, скрывая реакцию на подобный процесс.

— Вы настолько в себе не уверены, майор Кан? — задаю вопрос сухо и безэмоционально, а сама едва могу усидеть спокойно.

Кажется, землетрясение прямо сейчас начнется в груди. Еще секунда и он заметит, как колотится мое сердце, как тяжело я дышу, и как дрожат мои руки. Мелко, едва уловимо, но дрожат так, что озноб бежит и вдоль ног. Привычно, горячая волна задевает коленки.

И почему я не переоделась. Еще бы с голым задом на объект отправилась.

— Я должен полагать, что вы намекаете на мою некомпетентность? — Сан, наконец, прекращает терзать несчастные крепления, и поднимает лицо.

— Это очевидно, если вы проверяете страховку настолько тщательно, — парирую.

— Вы себе льстите, профессор, — он отстраняется, а следом с такой силой захлопывает проклятые дверцы, что я