Маурин Ли - Под сенью каштанов

Броуди боялась, что никогда не привыкнет к тому, насколько изменилась ее дочь. Иногда ей казалось, что славной маленькой девочки, какой Мэйзи была когда-то, больше не существует. С ней что-то произошло, быть может, наркотики ожесточили ее сердце. На некоторое время ей нужна была мать, но, вероятно, это объяснялось тем, что рядом с ней не было Пита. «Тебе следует смириться с этим, — сказала себе Броуди. — Ты не можешь позволить себе, чтобы это отравило всю твою оставшуюся жизнь».

Горькая ирония заключалась в том, что Джош, который почти не знал Диану, прислал восхитительный букет белых хризантем, перевязанных яркой зеленой лентой. «Девушке, в глазах которой сияли звезды», — гласила надпись на приложенной к нему карточке.

— Я знаю, что мы с ней встречались всего два раза, — сказал Джош Броуди, когда она позвонила ему, чтобы рассказать о гибели Дианы. — Но, говоря по правде, мам, она мне понравилась. И теперь я жалею, что ни разу не пригласил ее на свидание. Хотя, наверное, это было бы неудобно и нелепо, учитывая, что она жила в Ливерпуле, а я в Лондоне.

«Но такое уже случалось раньше, — подумала тогда Броуди. — Крепкие союзы зарождались даже между людьми, живущими в разных концах земного шара». На мгновение она даже позволила себе помечтать о том, что Диана могла бы стать ее невесткой. Но тут холод окончательно доконал ее. Соскочив с постели, Броуди подбежала к гардеробу, достала оттуда пуховое одеяло, вновь залезла в постель и укрылась уже двумя, натянув их до самого подбородка.

— Так-то лучше, — стуча зубами, пробормотала она. Пожалуй, скоро ей придется заехать домой и забрать оттуда теплые ночные рубашки и шерстяной домашний халат. Она вспомнила, что, когда жила в «Каштанах» ребенком, зимой здесь всегда было прохладно: центральное отопление не справлялось со своими обязанностями. Броуди давно уже привыкла к гораздо более комфортным условиям существования.

Как бы там ни было, но неужели она действительно собирается оставаться в «Каштанах» вплоть до марта будущего года? Броуди не хотела ни подыскивать новую квартирантку вместо Дианы, ни искать новую работу для себя. Если ей понадобятся деньги, она сможет одолжить их у матери. Тем более что Броуди твердо решила поступить на курсы, овладеть какой-нибудь профессией и заняться своей карьерой.

И вдруг Броуди замерла: до ее слуха донесся слабый скрип открываемой входной двери, а потом осторожные шаги — кто-то поднимался вверх по лестнице. Открылась и закрылась дверь в комнату Ванессы. Должно быть, она провела ночь с Реджи. Броуди облегченно и завистливо вздохнула. Что ж, пусть хоть кто-то чувствует себя счастливым!

Но если она немедленно не выпьет чаю, то умрет. Броуди вновь вылезла из постели, сунула босые ноги в сандалии и набросила теплый, подбитый ватой жакет поверх тоненькой ночной рубашки. На кухне, наливая воду в чайник, она стучала зубами от холода. Должно быть, температура на улице упала за одну ночь не меньше чем на сто градусов[44]. Мысль о том, чтобы принять душ, привела Броуди в ужас. Она попыталась вспомнить, как включать центральное отопление, но безуспешно. Ладно, попозже она позвонит матери и узнает, как это делается.

Броуди уже собиралась вернуться к себе, как вдруг дверь в комнату Дианы медленно отворилась, напугав ее до полусмерти. Она едва не выронила чашку с чаем, но это оказался всего лишь Джим О'Салливан, выглядевший намного бодрее, чем накануне. Она совершенно забыла о том, что он остановился у нее в доме.

— Прошу прощения, — извиняющимся тоном произнес он, — за то, что напугал вас. Я изо всех сил старался не шуметь. Надеюсь, вы не станете возражать, если я приготовлю себе что-нибудь выпить.

— Разумеется, я нисколько не возражаю. Давайте я угощу вас. Что вы предпочитаете, чай или кофе?

— Кофе, пожалуйста. Без молока и без сахара.

— Вам хорошо спалось?

— Да, несмотря ни на что, я прекрасно выспался. Но первая мысль, с которой я проснулся, была о Диане. — И он улыбнулся своей печальной, милой улыбкой. Броуди заметила, что ему не мешало бы побриться: на подбородке уже торчала жесткая серебристая щетина. У Джима был крупный рот с пухлыми, мягкими губами, совсем как у дочери. Броуди вдруг представила себе, как целует их, и решила, что сходит с ума. Как и большинство женщин, иногда она воображала себе невесть что, но в ее фантазиях всегда фигурировали актеры — Джордж Клуни, например, или Антонио Бандерас — и никогда реальные мужчины из плоти и крови, находившиеся в пределах досягаемости.

Она испуганно ахнула и прикрыла рот ладошкой.

— Знаете, а я ведь тоже проснулась с мыслью о Диане.

Приготовив ему кофе, Броуди предложила:

— Хотите, пойдем ко мне в комнату? В «гнездышке» наверняка будет холодно, да и стулья не слишком-то удобные. — Ей не хотелось отправлять Джима одного обратно в комнату Дианы, хотя не исключено, что он предпочел бы именно такой вариант.

Джим последовал за ней в полутемную комнату, и Броуди поспешила раздвинуть занавески.

— Присаживайтесь. — Она кивком указала на один из стульев у небольшого круглого столика.

— У вас живут белки! — удивленно воскликнул он, глядя в окно на сад.

— Всего две — по крайней мере, я полагаю, что это всегда одна и та же парочка. Диана очень любила их. Она всегда покупала для них орешки. — Белки гонялись друг за другом, прыгая с ветки на ветку. — Вам не холодно в такой легкой одежде? — Он был одет в джинсы и футболку с короткими рукавами, а из штанин торчали босые загорелые ноги.

— Обычно я не чувствую ни тепла, ни холода, если только они не становятся чрезмерными. Прошу прощения за свои ноги. Ничего, что я босиком? Если хотите, я могу надеть носки.

— Ох, да ради бога, — насмешливо фыркнула Броуди. — Мне уже приходилось видеть босые мужские ноги. Я замужем уже двадцать три года.

— За тем парнем, который был здесь вчера ночью, Колин, кажется?

— Да. — Броуди решила, что должна объяснить, почему они с мужем общаются, но не живут в одном доме. — В данный момент мы разъехались, — сообщила она.

— Угу. И ему это не очень нравится.

— Почему вы так думаете?

Джим пожал плечами.

— Это же очевидно. Во-первых, он не сводил с вас глаз.

— Ох, это долгая история, — вздохнула Броуди.

— В таком возрасте, — горько заключил он, — у каждого из нас появляются одна или две долгие истории.

В самом дальнем углу сада выглянул краешек восходящего солнца. Откуда ни возьмись, появился Кеннет, вспрыгнул на стол и принялся умываться. В ветках дерева по-прежнему резвились белки, и на землю водопадом летели пожелтевшие листья. Трава покрылась чем-то очень похожим на иней. Проснувшиеся птицы распевали во все горло.