Белва Плейн - Пылающий Эдем

Хозяин дома спокойно проговорил:

– Более того, всё, что вы называете законностью и порядком, не более чем эвфемизмы для обозначения полицейского государства.

Уитеккер открыл свой маленький розовый рот:

– Ты имеешь право на свое мнение, Роб, и мой племянник тоже, но я бы посоветовал вам обоим быть осторожными в своих высказываниях. Неподходящее время для подобных разговоров.

– Мистер Уитеккер прав, – четко произнес Фрэнсис. Он не намеревался говорить, он сознательно выбросил из головы мысли, не касающиеся его собственных дел, и потому сам удивился своей реакции. – Даже те из вас, кто поддерживает нынешнее правительство, не чувствуют себя в безопасности, не так ли?

– Должны ли мы понять вас таким образом, – спросил кто-то, что вы голосуете за Курсона?

В словах говорившего слышалась злоба, поскольку отношение Фрэнсиса к Курсону, так же как и его причина, были хорошо известны.

– Я вообще не собираюсь голосовать, – коротко ответил он. – А что я думаю, так это «Чума на оба ваших дома».

– Ну конечно, вы уезжаете. А для тех, кто хочет или вынужден остаться, перспектива не очень-то радужная. Лично я считаю, что Курсон разорит всех нас. У него могут быть хорошие слова и намерения, но в конце концов он пустит нас по миру.

– А что у вас есть? – спросил племянник Уитеккера.

В этот момент старший Да Кунья, одетый как подобает торговцу его класса, подошел к ним и сел на свободный стул. Он был заметно взволнован.

– Я только что из города. Взгляните на это, – он развернул газету. – Специальный номер «Рупора», вышел сегодня днем. Я прочту вам. Слушайте, передовая написана Кэт Тэрбокс.

«В течение многих месяцев мы разными способами собирали информацию о тех людях, которые управляют нами, которые смеют называть себя нашим правительством. Сегодня, накануне решающих выборов настало время обнародовать правду.

Начать с того, что это вовсе не правительство. Это частное объединение джентльменов-преступников, защищаемых секретной полицией, которой хорошо платят за счет взимаемых с вас налогов, за счет вашего труда. Наша страна превратилась в тихую гавань для предприятий теневой экономики, торгующих наркотиками и оружием и отмывающих грязные деньги. Государственные средства текут в карманы премьер-министра и его друзей; они надёжно спрятаны в девятнадцати разных банках не где-нибудь, а в Швейцарии. Понадобится армия юристов и неизвестно сколько лет, чтобы вернуть их народу, которому они принадлежат.

– Боже мой! – произнес Уитеккер. Да Кунья продолжал:

«Эти люди почти каждый день говорят нам о коммунистической угрозе, о примере Кубы. Но они никогда не упоминают о том, что победа коммунизма на Кубе стала возможной потому, что сначала шайка воров довела страну до разрухи». Ну и дальше там еще, – сказал Да Кунья. – Возьмите, посмотрите.

– Она не подписалась под этим?

– Подписалась! Большими черными буквами. Здесь еще врезка: «Если вам не безразлична судьба вашей страны, если вам не безразлична собственная судьба, вы проголосуете против них. Вы проголосуете за Патрика Курсона».

– Безумная женщина!

– Почему? Я бы назвал это мужеством!

– Разумеется, если вы называете мужеством самоубийство.

Кто-то неохотно произнес:

– Что ж, она, действительно, выступает за то, что думает. Этого у нее не отнимешь.

– Боюсь, долго она не продержится. После такой статьи.

– Плохо, что Лионель уехал в Англию. Разведенный или нет, он остановил бы ее. Он всегда обожал ее, даже после развода.

– Он не смог бы ее остановить. Вы не знаете Кэт Тэрбокс. Она делает то, что хочет.

– Как вы думаете, может быть, кому-нибудь следует поехать в город и… – начал Роб Фосет, когда его жена подбежала к ним.

– Роб! Роб! Я только что услышала – у Эмми включено радио – они отменили выборы!

– Что они сделали?

– Отменили выборы! В четверг не будет выборов! По соображениям национальной безопасности, они так сказали.

Племянник Уитеккера стукнул по столу:

– Естественно! Курсон побеждает, разве не понятно?

– Но они говорят, они говорят… один из официантов пришел недавно – он в ужасе, он сказал, что в Коувтауне творятся страшные вещи! Полиция повсюду производит аресты. Они конфисковали все экземпляры «Рупора», которые смогли найти. И он видел, – миссис Фосет содрогнулась, – как избивали человека. Они разбили ему голову. Это происходило около телефонной станции, было…

Как-то внезапно торжество закончилось. В сгущающейся темноте тускло мерцали свечи, больше не казавшиеся праздничными. Все зависит от настроения наблюдающего, подумал Фрэнсис. В несколько мгновений все вокруг стало уязвимым, беззащитным. Дом с его музыкой, серебром и шелком, его стареющие обитатели – все такое ломкое, непрочное, слабое.

Роб Фосет сделал усилие и бодро проговорил:

– Никто из нас тут уже ничем не поможет. Поэтому мы можем поужинать. К тому же, как сказала моя жена, ужин ожидается неплохой.

Внутри у Фрэнсиса всё сжалось. Они конфисковали все экземпляры «Рупора»… разбили ему голову… А я буду сидеть за столом, держа вилку для омаров и бокал с вином, в то время как она… Кровь бросилась ему в голову, не мысли, а кровь и сила, настолько властные и всепоглощающие, что он поднялся и заговорил раньше, чем мозг дал приказ его органам.

Он поймал Марджори за руку:

– Принеси извинения. Уитеккеры подвезут тебя до дома. Мне нужно в город.

– О чем ты думаешь? В Коувтаун, сейчас?

– Я должен. Пожалуйста. Я спешу.

– Фрэнсис! Фрэнсис! Ты не сошел с ума? – слова Марджори отозвались в его ушах воплем испуга. – Фрэнсис, вернись!

Но он уже прыгнул в автомобиль и мчался по дороге, ничего не видя и не слыша.

Деревни были освещены. Группы людей стояли у больших магазинов и у пивных, будто ожидая указаний, что делать. Страх витал среди деревьев у дороги. В ночном воздухе пахло смертью. Он нажал на акселератор. Только одна мысль билась у него в голове, и ничто не могло остановить его. Он знал, он знал. Хорошо, что ни полиция, ни милиция не попалась на его пути – он сбил бы всех. Он торопился.

На полной скорости он спустился в город с горы, не жалея покрышек, визжа тормозами, свернул на улицу, где так давно не был. Он резко затормозил перед ее домом и выскочил из машины.

В доме было темно, однако входная дверь оказалась открытой. Он поспешил войти, включил свет и побежал по комнатам. На полу в кухне лежали собаки Кэт. Пудель был мертв, а желтая дворняжка – жестоко покалечена. Она лежала в луже крови и открыла глаза навстречу Фрэнсису, словно умоляла о помощи, затем повернула их в сторону своей миски и мячика, дорогах, знакомых вещей, вытянулась и закрыла глаза.