Стелла Чаплин - Бабник

– Я считаю, что это здорово, – сказала Джил. – Это очень хорошо для тебя.

– Правда? Ты не думаешь, что я сошла с ума?

– Нет. Ты ненавидела эту работу. Все это время ты только и делала, что жаловалась. Я рада, что ты уволилась. По крайней мере, ты перестанешь ныть. И хватит об этом.

Я обожаю Джил. Она всегда говорит то, что нужно. У нее потрясающая работа – в обувной фирме, в отделе по связям с прессой, – которую она любит и здорово делает. Но я все-таки считаю, что ее призвание в другом – она могла бы быть замечательным психотерапевтом.

– Хочешь еще вина? – спросила Джил.

Теперь вы поняли, что я имела в виду? Все, что она говорит, вовремя и к месту. Если бы я просидела в кухне Джил весь вечер, я бы вообще забыла о том, что стала безработной.

Я должна была предупредить об уходе за месяц, но у меня оставалось три недели отпуска, так что мне надо было отработать всего неделю.

– И что ты теперь собираешься делать? – спросила Джил.

– Я не знаю. Все, что я умею, – это фотографировать.

– Ну а что ты думаешь о какой-нибудь нормальной газете? Например, «Вечерний стандарт». Ты ее всегда читаешь.

– Да нет, туда меня не возьмут, – сказала я. – Им не нужны бывшие сотрудники «Слухов».

Не думайте, что мне самой не приходила в голову мысль о «Стандарте». Я представляла, как случайно встречаюсь с Ником: «О, привет, приятно снова увидеться». Нереально. Просто невозможно. Но Джил, конечно, ничего не знала о Нике. Многое меняется, когда выходишь замуж.

Когда мы обе были свободны, мы знали все о любовных приключениях друг друга. До последнего вздоха. После каждого уик-энда следовало подробное обсуждение по телефону: «Куда ты ходила? Кто еще там был? Или вы были только вдвоем? Что ты надевала? В чем был он? Вы ночевали у него или у тебя? А! Нормально. Что он сказал насчет этого? И что потом? Не может быть. И что из этого? Во сколько, он сказал, он звонил?» И так далее, и тому подобное.

Но теперь у Джил и Саймона двое детей, и с тех пор как мы с Эндрю поженились, в этих телефонных разговорах нет смысла. Хотя мне их не хватает. Но я не могу рассказать Джил о Нике больше, чем можно рассказать Эндрю. Конечно, она моя лучшая подруга, но было бы жестоко требовать от нее, чтобы она хранила такой секрет. Слишком большая ответственность. А вдруг она все-таки расскажет Саймону? Он тут же все разболтает Эндрю. Это так же верно, как то, что за ночью следует день. Мужчины не знают, что значит хранить секреты.

– А что ты думаешь о журналах? – спросила Джил. – Их тысячи, в один из них тебя могут взять на работу.

– Спасибо за то, что так веришь в меня, – засмеялась я.

– Ну ты же поняла, что я имею в виду.

– Да, поняла. Знаешь, на прошлой неделе я видела новый журнал, который мне действительно понравился.

Я всю неделю таскала на дне сумки с фотооборудованием журнал «Сливки», который взяла у Дебби, и в моем подсознании проросли посеянные им семена.

Я вытащила журнал из сумки и показала его Джил.

– Что ты об этом думаешь?

– А я его уже видела, – ответила она. – Он был у кого-то на работе. Там просто потрясающий раздел моды.

– Единственная трудность в том, – сказала я, – что я никого оттуда не знаю. Мне страшновато приходить к ним из ниоткуда.

– Но ведь ты не знала никого в «Слухах», когда шла туда, – заметила Джил.

– Правда.

Но тогда мне не было так страшно. Эти журналы на глянцевой бумаге пугают меня до смерти. «Слухи» – такая низкопробная газетенка, что я чувствовала себя выше ее уровня. Скорее, она не соответствовала моим стандартам, поэтому я была уверена в себе. Но такой уровень, как в этих блестящих журналах? Моя прическа не годится, моя одежда не годится, я хожу совсем не на те тусовки. Мой стиль жизни не соответствует этому блеску. У меня тусклая жизнь. И что я им покажу? Четыре года в «Слухах» составили такой портфель, который в «Сливках» даже под порог не положат.

– Может быть, мне лучше выбрать что-нибудь не такое грандиозное? – сказала я. – Один из журналов, которые читает моя мама, или что-нибудь вроде того. Например, «Отдохни» или «Мир садовода».

– А ты давно открывала «Отдохни»? – спросила Джил. – Теперь там пишут о соседях, нападающих друг на друга с кухонными ножами, и о мужиках, трахающих приятелей своих дочерей. На этом фоне «Слухи» можно считать журналом с такой высокой репутацией, как у «Вэнити Фер». Ты там и дня не выдержишь. Ведь ты хороший фотограф, поэтому должна набраться храбрости и пойти туда, куда действительно хочешь. Жизнь слишком коротка, ты же сама сказала.

Я уже говорила, но повторю еще раз: я обожаю Джил!

– Кстати, – сказала я, меняя тему, – знаешь, кто скоро приедет в Лондон?

– Кто?

– Натали.

Джил раскрыла глаза от удивления, а ее подбородок упал на грудь.

– Натали Браун?

Я кивнула.

– Черт побери! Ты собираешься с ней встречаться?

Я фыркнула:

– Вряд ли! Мы не разговаривали друг с другом раньше, когда она не была знаменитой, с какой стати она будет общаться со мной теперь, когда стала одной из самых высокооплачиваемых тележурналисток.

– Натали Браун, – задумчиво повторила Джил. – Знаешь, мне хочется ее увидеть. Она взяла у меня кассету «Пет шоп бойз» и так и не вернула.

– Она брала много вещей, которые никогда не возвращала, – напомнила я Джил.

Всю субботу я убиралась в доме, ходила за покупками и готовила ужин из трех блюд. К нам должен был прийти Рассел, лучший друг Эндрю, вместе со своей невестой Робин. Я мечтала о вечере, полном остроумных шуток и веселья, легком и приятном вечере среди друзей. Я мечтала об этом от всего сердца. Интересно, будет ли такой вечер когда-нибудь еще в моей жизни?

Ужин с Расселом и Робин – это суровое испытание, настолько предсказуемое, что даже при мысли об этом у меня пропадает желание жить.

Рассел, Робин и Эндрю подружились в университете – простите, в Кембридже, они никогда не называют его просто университетом, – они жили в одном доме. Робин и Рассел помолвлены уже двенадцать лет, но пока не появилось никаких признаков приближающейся свадьбы. Они не любили поспешных решений. Робин создавала общественные программы для Би-би-си, а Рассел работал уже в третьей Интернет-компании. Я не могу вспомнить, в какой – в той, которая предоставляла авторитетные медицинские консультации, или в той, которая продавала оптом собачий корм. Мне не хотелось спрашивать у Рассела, чем он занимается, потому что он начал бы мне это объяснять и мне бы пришлось слушать его резкий самодовольный голос.

Словом, Рассел был занозой в заднице и непререкаемым авторитетом абсолютно по всем вопросам. Эндрю пропускал все его дурацкие теории мимо ушей, а я с трудом удерживалась, чтобы не стукнуть Рассела чем-нибудь тяжелым по голове.