Мэг Кэбот - Я не толстая

– Я была певицей, – вот что я сказала доктору Джессапу на собеседовании. – Я… э-э… исполняла песни… когда была певицей. Подростком.

– Ах да, – сказал тогда доктор Джессап. – «Сахарная лихорадка». Я так и думал, но не был уверен на сто процентов. Можно задать вам один вопрос?

Догадываясь, что последует дальше, я почувствовала себя неловко и заерзала на стуле.

– Конечно.

– Почему вы хотите работать в резиденции?

Жалко, что телевидение не сделало обо мне передачу из цикла «За кулисами». Тогда бы мне не пришлось каждый раз объяснять все самой.

Хотя вряд ли я – подходящий материал для «За кулисами». Для этого я была недостаточно знаменита. Я никогда не была такой, как Бритни или Кристина. Я даже с Аврил еле-еле сравниваюсь. Я была всего лишь девушкой-подростком с хорошими данными, которая оказалась в нужное время в нужном месте.

Тогда мне показалось, что доктор Джессап все понял. Во всяком случае, он тактично сменил тему – после того, как я упомянула, что моя мать сбежала из страны вместе с моим менеджером, прихватив все сбережения, продюсер меня уволил, а потом меня бросил бойфренд. Именно в таком порядке. Когда мне предложили в Фишер-холле должность административного помощника с начальной месячной зарплатой, равной сумме, которую я когда-то зарабатывала за неделю гастролей, я без колебаний приняла предложение. Работу официантки я не рассматривала как постоянную – для девушки, которой даже неохота вставать пораньше, чтобы вымыть голову, это не вариант. А идея получить образование в колледже мне понравилась. Правда, для этого придется дождаться окончания полугодового испытательного срока – сейчас осталось всего три месяца, – но потом я смогу записаться на столько курсов, на сколько захочу.

Первым курсом, на который я запишусь, будет курс психологии – надеюсь, тогда я пойму, на самом ли деле я такой клубок нервов, как считают Рейчел и Сара.

Сейчас доктор Джессап стал спрашивать, в каком состоянии Рейчел:

– Как она держится?

– По-моему, неплохо.

– Вам бы стоило купить ей цветы или что-нибудь в этом роде, – сказал он. – Может быть, конфеты. Чтобы немного ее подбодрить.

– Хорошая мысль, – сказала я.

На самом деле я понятия не имела, о чем он толкует. С какой стати покупать цветы или конфеты Рейчел? Разве на нее смерть девушки подействовала сильнее, чем на Хулио, руководителя бригады обслуживающего персонала, которому вероятно придется смывать с шахты лифта кровь Элизабет? И разве для Хулио кто-нибудь собирается покупать конфеты? Может, мне надо купить цветы им обоим?

– Рейчел еще не привыкла к большому городу, – сказал доктор Джессап, наверное, в качестве пояснения. – Этот случай наверняка ее потрясет. Она еще не стала ко всему привычной жительницей Нью-Йорка, как мы с вами. Ведь так, Уэллс? – Он подмигнул.

Я кивнула, хотя по-прежнему не понимала смысла.

Интересно, «Уитмен Сэмплер» сгодится, или он хочет, чтобы я потащилась аж в «Дин и Делюка» и купила коробку конфет у них? Что, кстати, было бы неплохо, потому что тогда я смогу купить для себя апельсиновые корочки в шоколаде.

Вот только… Рейчел не ест конфеты. Она на диете. Может, купить ей орехов?

Наш разговор внезапно был прерван: в телевизионную решительным шагом вошел президент Эллингтон.

Признаюсь честно, я никогда не узнаю Филиппа Эллингтона с первого взгляда, хотя каждое буднее утро вижу, как он выходит из лифта. А не узнаю я его потому, что он одевается не как президент колледжа. Он носит белые брюки, золотую футболку с эмблемой Нью-Йорк-колледжа (в жаркие дни он заменяет ее на тонкую безрукавку), кроссовки Adidas и – в ненастную погоду – белый с золотом пиджак опять же с эмблемой Нью-Йорк-колледжа. Как я прочитала в другой статье, которая тоже хранилась у Джастин, президент считает, что, одеваясь, как студент, он улучшает контакт со студенчеством.

Но я никогда не видела, чтобы наши студенты носили одежду университетских цветов. Они все ходят в черном, чтобы не отличаться от остальных нью-йоркцев.

Сегодня президент пришел не в безрукавке, а в футболке, хотя день был жаркий. Наверное, ему предстоит собрание с попечителями, и он хочет выглядеть более респектабельно.

Вот и сейчас я поняла, что это он, только когда все администраторы бросились к нему. Каждому хотелось, чтобы президент заметил, какую роль он или она играет в разрешении того, что в понедельничном выпуске студенческой газеты несомненно назовут «трагедией». Тут-то я и спохватилась: «Ах да, это же наш президент!»

Не обращая внимания ни на кого другого, доктор Эллингтон обратился к доктору Джессапу:

– Стэн, вы должны все утрясти. Это нехорошо. Совсем нехорошо.

У доктора Джессапа был такой вид, будто он пожалел, что на дне лифтовой шахты лежит девушка, а не он сам. И я его в этом не виню.

– Фил, – сказал он, обращаясь к президенту. – Такие вещи случаются. В больших студенческих коллективах, вроде нашего, неизбежно бывают смертельные случаи. В прошлом году было три, в позапрошлом – два.

– Только не в моем здании, – отрезал президент Эллингтон.

Невольно закрадывалась мысль, что он пытается походить на Гаррисона Форда в фильме «Борт номер один» («Убирайся с моего самолета»). Но реально он больше походил на Поли Шор из фильма «Био-купол».

Я рассудила, что настал подходящий момент улизнуть в кабинет. Когда я вошла, Сара сидела за моим столом и разговаривала по телефону. Рядом с ней никого не было, но в комнате чувствовалось напряжение. Сара повесила трубку и бросила на меня недовольный взгляд.

– Рейчел сказала, что нам придется отменить дискотеку, назначенную на сегодняшний вечер, – пробурчала она прямо-таки с негодованием.

– И что? – По-моему, я задала резонный вопрос. – Отмени.

– Ты не понимаешь! Мы пригласили настоящую группу, а теперь потеряем на этом полторы тысячи долларов.

Я уставилась на Сару.

– Сара! Девушка погибла. По-гиб-ла.

– Если мы из-за ее эгоистичного поступка перекроим весь наш нормальный распорядок, – сказала Сара, – то добьемся только того, что ее смерть в глазах студентов будет окружена романтическим ореолом. – Потом она на несколько секунд отбросила важность и добавила: – Наверное, мы можем компенсировать потерю, устроив распродажу футболок. Но все равно, не понимаю, почему мы должны отменять дискотеку только из-за того, что какая-то сумасшедшая нырнула с крыши лифта.

А еще говорят, что шоу-бизнес жесток. Те, кто так говорит, никогда не работали в общежитии. Прошу прощения, в Резиденции.

5

Не понимаю, как же мы могли

Так отдалиться?

Что же ты молчишь?

Еще вчера ты звал меня «малыш»,