Вирджиния Эндрюс - Шепот в ночи

Она повернулась, прежде чем ответить, долго рассматривала себя в зеркале.

– Думаю, больше уже – нет. В моем воображении он был чем-то вроде привидения, возможно, духом обмана, но также и фантазией молодой девушки, представившей привидение в виде своего воображаемого любовника, того, который может быть только в сказке. Вот что происходит, когда мы превращаем лягушек в принцев, – сказала мама и резко повернулась ко мне. – Остерегайся этого, Кристи. Теперь, когда ты стала такой красивой молодой леди, знакомства с тобой будут искать многие. У меня не было матери, которая предостерегла бы меня, но, боюсь если бы она и была, я бы все равно оказалась добычей тех чар, улыбок и обещаний. Будь умней меня. Не бойся полюбить кого-нибудь всем сердцем, но не давай сердцу свободы. Немного скептицизма не помешает, это даже необходимо, и, если мужчина действительно тебя любит, он поймет твои страхи и неуверенность и никогда не будет форсировать события. Ты понимаешь, о чем я? – спросила она.

– Да, мама, – сказала я. Несмотря на то, что у нас с мамой никогда не было откровенного разговора о сексе, я понимала, что значит зайти слишком далеко», как это случилось с ней. Она снова поцеловала меня и нежно сжала мою руку.

– Ну-ка, где там мы? – она улыбнулась нашему отражению. – Очень жаль, что бабушка Лаура плохо себя чувствует и не может быть сейчас с нами. Она бы прохаживалась, подобно тренеру, за нашими спинами, подсказывая нам, какой тон помады нужен, как наложить макияж, какие серьги надеть и как причесаться.

– Мне хочется выглядеть как ты, мама. Естественно, просто, такой, какая я есть. Я не хочу накладывать толстый слой макияжа и поражать людей обилием украшений.

Она засмеялась.

– Тем не менее, кое-что мы все-таки сделаем: подчеркнем линию бровей, немного румян, наиболее подходящий тон помады и духи.

Она капнула немного своих самых любимых духов мне на грудь. Мы обе рассмеялись так громко, что на звук нашего смеха пришел папа.

– Я уже подумал, что забрел в женскую спальню в колледже, – произнес он.

– Ничего страшного, Джеймс Гари Лонгчэмп, только будь в смокинге, как и обещал. Это должно быть лестным для тебя, Кристи, – добавила мама, – он делает это только для тебя. Другим способом я не смогу заставить его надеть галстук.

– Почему женщина может быть одета так, как она хочет, а мужчине приходится носить этот обезьяний наряд, который так далек от меня, – пожаловался папа. – Но, – быстро сказал он, увидев, что мама хмурится, – я сделаю это с радостью.

Он отступил, поднимая руки. Когда папа ушел, в смягчившемся выражении лица мамы, ее светящихся глазах и лучистом цвете лица проявилась та любовь, которая до сих пор для нее была чем-то большим, чем жизнь.

– Мужчины – как дети, – сказала она. – Запомни это. Даже самые сильные и выносливые из них – более чувствительны, чем они это признают.

– Я знаю. Гейвин как раз такой.

Она с ангельской улыбкой на губах на мгновение уставилась на меня.

– Тебе очень нравится Гейвин, так?

– Да, – робко ответила я. Мама кивнула так, как-будто она это подозревала.

– Разве он тебе не нравится, мама?

– О, да. Он очень чувствительный и вежливый молодой человек, но тебе потребуется много времени, прежде чем ты влюбишься в кого-нибудь. У тебя будут десятки вздыхателей.

– Но у тебя – не было, – быстро сказала я. – Ты сожалеешь об этом?

Она задумалась на мгновение.

– Иногда, – призналась она. – Я ни на кого не променяла бы Джимми, но мне бы хотелось иметь полноценное детство, которое я бы провела в бесчисленных танцах и свиданиях.

– У тебя не было приятелей, когда ты училась в старших классах, и ты не ходила на свидания? – спросила я. Ее мечтательная улыбка мгновенно исчезла.

– По правде говоря, нет, – поспешно ответила мама. – О, Кристи, давай не будем говорить о грустных вещах и наконец подумаем о предстоящем торжестве. Итак, к работе, – скомандовала она, и мы снова занялись макияжем и прическами.

Но почему, спрашивала себя я, разговор о школьных приятелях так ее расстраивает? Каждый раз, когда я узнавала что-нибудь новое о своей маме, это новое тянуло за собой еще больше таинственного. Не успевает проясниться одна тайна, как тут же появляется другая. Вопросы сыпались дождем.

Когда мы закончили с макияжем и прическами, мама пошла в свою комнату, чтобы переодеться, а я надела свое платье. Только я успела скользнуть в туфли и подойти к зеркалу, как тетя Триша постучалась в дверь.

– Можно заглянуть? – спросила она.

– Да, конечно!

– О, дорогая, ты великолепно выглядишь! Надеюсь, будут сделаны десятки фотографий, – воскликнула она.

– Спасибо тебе за все, тетя Триша.

Ее волосы были все так же собраны в пучок, но теперь на ней было мерцающее жемчужно-голубое платье. Ее шею охватывало самое прекрасное жемчужное ожерелье, какое я когда-либо видела, а в ушах блестели со вкусом подобранные серьги. Ее зеленые глаза засверкали, когда она мне улыбнулась.

– Ну, – сказал папа, становясь рядом с ней. – Ну и какой у меня вид? Глупый?

– О, папа! – воскликнула я. В этом черном смокинге и галстуке, с аккуратно причесанными волосами и такой загорелый, он выглядел самым красивым из всех, кого я когда-либо видела.

– Ты выглядишь как… как звезда экрана, – сказала я, покраснев, когда вспомнила, каким мама описывала моего настоящего отца. Тетя Триша засмеялась.

– Я чувствую себя не кинозвездой, а манекеном в магазине, – ответил он, гримасничая так, как будто ему больно.

– Ничего подобного, – сказала мама, подходя сзади. На ней было светящееся платье из белого атласа на тоненьких бретельках и с глубоким вырезом. Корсаж платья плотно облегал тело, а от талии юбка платья расширялась как у сказочной принцессы, до самых лодыжек. Она выглядела просто как королева в алмазно-рубиновом ожерелье и алмазных серьгах.

– Мама, ты прекрасна! – воскликнула я.

– У меня есть к тому причина, – ответила она. Все трое любовались мной. – Ну разве она не великолепна, Триша?

– Без сомнения! Агнесса Моррис немедленно взяла бы ее на роль Джульетты или Клеопатры, – сказала она, и они все рассмеялись.

– Кто такая Агнесса Моррис? – спросила я.

– Наша воспитательница из Сарах Бернхардт, – объяснила Триша.

– Я готов, – услышали мы крик Джефферсона. Он появился в дверях, сбежав из своей комнаты, где миссис Бостон помогала ему одеваться. В своем синем костюмчике и галстуке, с аккуратно причесанными волосами он выглядел прелестно.

– Какой красивый молодой человек, – сказала тетя Триша. – Вы будете моим кавалером сегодня вечером?

– Ага, – ответил Джефферсон, глядя на нее широко раскрытыми глазами. Все засмеялись, и мы отправились в отель. Мое сердце так билось, что я боялась потерять сознание на ступеньках. Мама заметила напряженность в моем лице и, обняв меня, поцеловала.