Татьяна Булатова - Три женщины одного мужчины

Ознакомительный фрагмент

Кира Павловна объявила было войну клевете, но очень скоро устала считать каждую вторую соседку злоязычницей и пустила в ход другую, как она считала, правдивую версию.

На самом деле послужной список «деда Пани» совмещал в себе оба эпизода, поэтому по молчаливому согласию тещи с зятем надлежало добрыми делами отвлекать внимание от позорной страницы в истории семьи Вильских.

– Никакого в этом позора нет! – наскакивала на мужа Кира Павловна и трясла перед его носом аккуратненьким кулачком. Только до носа она ему и доставала, потому что роста была маленького, крутила на своих рыжеватых волосах перманент и чернила брови так, что на ее светлом лице они выглядели точно подвешенные в воздухе коромысла.

– А я и не говорю, Кира, что это позор, – устало объяснял жене Николай Андреевич. – Но для общего блага лучше об этом молчать. Все-таки у нас сын.

– И что? – лезла на рожон Кира Вильская. – Ему-то какая разница!

– Ты не понимаешь, – терпеливо внушал Николай Андреевич. – Это может повлиять на его политическую карьеру.

– Чего?! – ахала Кира Павловна.

– Кирочка, доченька, – слезно молила Анисья Дмитриевна строптивую дочь. – Пожалей Женечку.

– А чего его жалеть-то? – никак не хотела понять Кира Вильская. – Ему что, за деда ответ держать? У нас, между прочим, в стране сын даже за отца не ответчик.

– Еще какой ответчик! – напоминала Кире Павловне тихая Анисья Дмитриевна и часами молилась, чтобы удалось вразумить глупую дочь.

– Опять молишься?! – сердилась Кира на мать и требовала, чтобы та все иконы «заперла» в темной комнате, а на робкое: «Может, все-таки Женечку окрестить?» – взрывалась как петарда и целый день с пеной у рта доказывала, что в семье коммунистов не может быть ни икон, ни свечей, ни черта, ни бога. При этом сама Кира Павловна в партии не состояла и вступать туда не собиралась, потому что сама мысль об уплате членских взносов была ей опричь души. «Хватит нам и одного несуна!» – кивала она на мужа-партийца, мысленно подсчитывала ежемесячные взносы и ворчала себе под нос, что она, в отличие от всяких дураков, «сама себе отдельная партия».

Быть главой «отдельной партии» Кире Павловне было довольно легко, потому что «на посылках» у нее добровольно состоял весь «двор»: Анисья Дмитриевна, Николай Андреевич, Женька, а теперь еще и Женечка Швейцер, о которой знаменитая соседка-завистница распространяла сплетни до тех пор, пока сам Вильский не пресек гнусные происки и не отказал от дома той, которая долгое время играла роль ближайшей подруги его жены.

– Я привлеку вас за клевету, – пригрозил всегда выдержанный Николай Андреевич Прасковье Устюговой, зашедшей по-соседски за спичками.

Прасковья, привыкшая видеть старшего Вильского спокойным и доброжелательным, обомлела и не нашла ничего лучше, как сообщить о том, что она в долгу не останется и встречно привлечет за клевету саму Киру Павловну и плевать ей, что эта «барыня – жена самого главного инженера»:

– Мне, Николай Андреич, до парткома идти недалече. Я тоже, между прочим, член партии и знаю, как за себя постоять!

– А что же вам Кира Павловна сделала? – искренне удивился Вильский, зная свою жену как человека в дружбе верного, отзывчивого и в принципе не склонного к пересудам.

– А не надо было мою Марусю хаять! – взвилась Прасковья и зачастила как из пулемета: – Девчонка себя в строгости держала, все ждала, как обещано: «Маша – Женя». По сторонам не смотрела, все сыночка вашего ждала, глазыньки проглядела, пока он из своего Ленинграда вернется. Дождалась! – зло выкрикнула соседка. – А вместо свадьбы: «Здрасте, Маруся, на лярве женюся» (Николай Андреевич поморщился). Да еще и хаять девку надумали: слепая, значит, не подходит она им. Очки им не нравятся! Зато работящая, скромная, ляжки не оголяет, как ваша-то! Стыда нет: вся жопа открыта…

– Это у кого, Паша, «вся жопа открыта»? – заглянула в комнату ни о чем не подозревающая Кира Павловна, не на шутку встревоженная тем, что вместо обычной тишины, сопровождающей послеобеденное время в семье Вильских, до нее доносится истошный визг соседки. – Это ты чего тут?

– Выйдите, пожалуйста, Кира Павловна, – с несвойственной для себя командной интонацией потребовал от жены Николай Андреевич, пытаясь уберечь супругу от отвратительного скандала.

– Это еще почему? – пока миролюбиво поинтересовалась Кира Павловна, но уже было ясно, что никуда она из своего дома не пойдет и вообще у мужа от жены секретов не бывает.

– А потому, что я сначала с твоим мужем разберусь, – взревела Прасковья, – а потом – и с тобой.

– Со мной? – оторопела Кира Павловна и уставилась круглыми от удивления глазами на всегда ласковую к ним соседку, которой она поверяла многие тайны, правда, всегда с поправкой на то, чтобы являлись они миру в выгодном свете.

– С тобой! – подтвердила Прасковья и пошла на Киру, выпятив грудь.

– А ну прекратить! – прикрикнул на женщин Николай Андреевич и вытер вспотевший от перенапряжения лоб. – Прекратить немедленно. Ничего не хочу слушать, Прасковья Ивановна! Не сметь переступать порог моего дома! За каждое клеветническое слово, сказанное о моей семье и будущей невестке, ответите по закону вплоть до увольнения с предприятия, – оговорился он от волнения.

– Это откуда ты меня, Николай Андреич, уволишь? С кухни? Я, между прочим, эту квартиру не просто так получила, а за покойного Васеньку, царство ему небесное. Я до самого Хрущева дойду! – пригрозила соседу Прасковья, тем не менее в ее глазах забегали какие-то тревожные огоньки. – Мне бояться нечего! – подбодрила она себя, словно перед атакой, и резко развернулась лицом к Кире Павловне. – Я ведь как, Кира, думала: столько лет дружили, дверей не закрывали, дети вместе росли. В школу – вместе, из школы – вместе. Все праздники вместе. Сколько раз ты мне говорила: «Вот бы Маруся моей невесткой стала». А я дура! Девку настроила: по сторонам не гляди, себя блюди, вернется Женя, свадьбу сыграем. Я уж и приданое ей собрала: все чин по чину, живи-радуйся. А вы вон что! Наобещали с три короба – и в кусты, а как дочь моя людям в глаза смотреть будет? Жених бросил? Не подошла?

– Ты это, Паш, чего несешь-то? – пока еще спокойно уточнила Кира Павловна. – Это про какой, значит, договор ты Николаю Андреевичу рассказываешь? Это когда у нас с тобой такой договор был? А? Чего-то я не припоминаю, соседка. Или это я запамятовала?

– Да тебе плюй в глаза, а все божья роса!

– Ты, Паша, плевать-то погоди. Это ты зачем на меня да на Женьку моего напраслину возводишь? Это когда он на твоей Машке жениться обещал? Говори! А то я сейчас к Марии твоей пойду да сама спрошу: «Зачем парня позоришь? Зачем виноватишь?» Нехорошо, Паша, не по-соседски. Надо было бы, дети бы и без нас сговорились. А то, что ты Женьку в женихи назначила, так это – твоя воля. Твоя! Но не его! И не наша! – отчеканила Кира Павловна, глядя в бегающие соседкины глаза. – И Марусю я твою не хаяла. Она мне как дочь. Я, если и сказала что, так не со зла. Только вот что – и представить не могу.