Терри Блик - Проживи мою жизнь

Ознакомительный фрагмент

Рана на переносице, видимо, от того, что тот, кто сидел сзади, толкнул Марту, и она от неожиданности зацепила бампером бетонный блок. По характеру раны под грудью предположительно нож автоматический, фронтального выброса, не найден. Таким ножом может убить и женщина. Убийство произошло в период от трёх до трёх тридцати. Тело обнаружено в семь утра. Всё это время шёл дождь. Помойка окружена деревьями. Новостройки, никто никого не знает, никто никого не видел. Как ушёл, непонятно. Или – ушла… Такси к тому месту не вызывали. Мы так и не знаем, какова была цель: убийство ради мести банку или под видом мести убийство? Мотив неизвестен. У нас только один путь: узнаем мотив, узнаем, кто убийца.

Зам медленно поднялся, подошёл, встал рядом, тоже уставился на улицу:

– Я, конечно, всегда против упаднических настроений, но если мы до сих пор ничего не узнали, то как это у тебя получится сейчас?

Верлен покосилась на часы: пора. Подумала: «Потому и не узнали, что не в ту дверь ломимся. Или я просто не могу смириться с тем, что убийца оказался умнее нас».

Буркнула:

– Марта – это не мы. Если ты помнишь, Марта к банку отношения не имела. Да и к родителям в последние годы тоже. Кстати, сопоставь: до этого дня наши серверы больше не щупали. Если это те, кто имеет отношение к убийству, то их наживка, что конечная цель – банк, уже слишком залежалась, чтобы мы могли её проглотить. Они для этого чересчур долго ждали. Думай, Анри. Выйди из стереотипов и думай. И ищите с Костяковым, кто атакует.

Шамблен остановил её на полпути к выходу:

– Зачем тебе это нужно?

Не обернулась, но замерла:

– Что – это?

Зам догнал, взглянул искоса, сказал тихо:

– Самой заниматься, встречаться, копаться в этом? Ссориться с отцом?

Помолчала, невидяще глядя в стену: «Потому что теперь я не могу ему верить. Потому что теперь я даже под разумными объяснениями подозреваю подвох. Потому что его волнует банк и только банк. Не Марта. Потому что уверена, что Орлова знает больше, чем говорит. И, думаю, знакомы они гораздо дольше, чем полгода». Качнула головой, не ответила:

– Всё, иди, я уехала.

В 18:30 (как всегда – лучше приехать пораньше, чем опоздать) Майя заперла дверь, чем немало изумила служащих, не привыкших к её раннему уходу, и спустилась на стоянку. «Ягуар» довольно проурчал и двинулся по серым дорожным рекам, запертым бетонными бровками, в сторону Английского проспекта.

Продавленный асфальт, подбитые поребрики, обтрёпанные, обветренные, как лица английских моряков, фасады окружающих домов после внезапно прекратившегося дождя, стилеты солнечных лучей, пронизывающие и подсвечивающие пурпурной тенью низкие тучи, кое-как приткнутые автомобили разных мастей, загораживающие и без того узкие проезды, – всё вместе раздражало и тревожило. Горло будто наждачкой потёрли, в глазах – песок, и вдруг захотелось повернуть обратно, в своё обычное, упорядоченное, а не погружаться в это танцующее золотыми иглами на кончиках нервов «следственное взаимодействие», чтоб его так и этак.

Майя ждала в машине, пока табло электронных часов не покажет 18:58, чувствуя, как с улицы тянуло ознобной сыростью, а вокруг будто бы потихоньку убавляли свет. Верлен всегда знала, как и о чём говорить с любым человеком, но сейчас она почему-то чувствовала себя растерянной, и остро сознавала это. Из-за непривычного ощущения от подушечек пальцев разгоралось раздражение.

И вот это раздражение совершенно точно было некстати. Для того, чтобы тебе доверяли, тебя не боялись, нужно быть мягкой, порой даже ласковой. И сейчас именно это было самым важным: ей предстояло ухватить ниточку ускользающего клубка, как будто тот самый солнечный стилет за блеснувший кончик лезвия, да так, чтобы и не пораниться, и не отпустить.

Майя сжала оплётку руля, да так, что ногти впились в основание ладони, потом медленно выдохнула. Ну всё, пора.

Простая белая со стеклом дверь Street открылась и закрылась, и Верлен оказалась внутри пиццы-бара. Мягкие бежево-кофейные диваны, закруглённые столешницы цвета старой корицы, фактурные стены – топлёное молоко с пенкой: под левой лопаткой плеснуло теплом и сразу стало спокойнее. Огляделась: людей немного – понедельник всё-таки – и решительно двинулась к угловому столику в конце зала.

Села спиной в угол, рядом положила сумочку и осмотрелась: барная стойка в ярких наклейках, возле неё – высокие деревянные табуреты, на полу, вытертом множеством подошв, сундук, похожий на моряцкий, со старыми книгами, на стенах – металлические полочки с разными мелочами, барометром, подсвечниками, с потолка свисают похожие на перевёрнутые плошки светильники. Мелькнула странная мысль: «Если Орловой нравится такая обстановка, может, она любит море? Позвать прокатиться, завоевать доверие? Только не на семейной яхте, а как-нибудь попроще, как все. Господи, когда ты сама-то была на море? Не отвлекайся. Ты не дружить с ней собираешься».

Снова внимательно оглядела кафе: «Уютно, спокойно. Относительно безопасно. Только вот где же ты есть? Задержалась? Передумала? Так, сидим ровно, смотрим меню и не нервничаем. Жаль, за рулём, вина не выпьешь… значит, пока кофе, хотя за сегодня его уже столько, что, кажется, в желудке скоро дырка прожжётся. Для приличия подождём минут пять, вдруг наша дама появится, тогда и закажем».

Диана буквально влетела в бар, плечом прижимая телефон к уху. Что-то быстро договаривая, она встревоженно окинула взглядом бар, отыскала в полутёмном углу высокую фигуру, кивнула, быстро улыбнулась парню за стойкой, протирающему бокалы, сделала несколько летящих шагов навстречу, замерла, покивала, видимо, соглашаясь с собеседником, ответила в трубку:

– Пожалуйста, нет, только не сегодня. У меня сейчас другая встреча.

Снова послушала, нахмурилась:

– Знаешь, мы об этом уже говорили, и не раз. Я тебе благодарна за помощь, но я не буду с тобой это обсуждать.

Диана подошла уже к самому столу, поболтала сумкой в руке, явно не соглашаясь с собеседником:

– Паша, ещё раз тебе говорю, я не дам тебе номер своей карты. Перечисляй только на счёт школы. Ты помогаешь не мне, а всем. Я не сержусь.

Попрощалась, наконец, и буквально упала на кожаный диванчик напротив Верлен, спиной к дверям:

– Простите, что опоздала! Сумасшедший день. Внезапно ты всем нужен! Все от тебя что-то хотят, куда-то торопят. Это решить, этого отправить далеко и надолго с его предложениями. Тут выскакивает ещё кто-то с новой бредовой идеей! Я уже ничего не успеваю! Я люблю людей, конечно, но иногда у меня просто сил на них нет!

Эту тираду Диана выдала не задумываясь и не глядя на собеседницу. Замолчала. Подняла глаза. В кофейно-молочном свете бара они казались не просто синими, но с какими-то золотисто-пурпурными осколками, и зрачки будто пульсировали в такт бьющейся на длинной шее жилке. Выдохнула: