В паутине сладкой лжи (СИ) - Шевцова Каролина

— Извинитесь. Вам немедленно нужно извиниться перед Алевтиной и ее семьей. Это порядочные люди и я не позволю кому-то говорить о них гадости.

Официант снова распахнул двери, и узкая полоса света выделила два озадаченных лица: передо мной стояли тетя и мама Тины, имя последней я так и не запомнил. Они непонимающе смотрели на меня, не в состоянии произнести ни слова. Я был ничем не лучше. Осознание, что какая-то женщина может так зло говорить о собственном ребенке, о родной дочери, было для меня новым. Не семья, серпентарий.

— Извинись, — прорычал я, обращаясь конкретно к маме Алевтине, внутренне окрестя ее главной змеей.

— Андрей, вы верно заблудились, — та самонадеянно улыбалась.

— Сейчас я приведу сюда Тину и ты извинишься, — все правила приличия слетели в ту же секунду, когда я понял, что за человек передо мной. Меркантильная беспринципная гадина.

— Андрей, — пропищал голос у меня за спиной. Я ощутил прикосновение кожи на лопатках, легкое, почти невесомое. — в туалете вашей Ани нет, я поищу ее на улице.

Обернувшись, я увидел Алевтину, замершую в нескольких сантиметрах от меня. В ее огромных, испуганных глазах блестели слезы, и когда я сделал шаг в сторону девчонки, она вздрогнула, как от резкого удара, и убежала прочь.

Мы же трое остались на месте. Не хотелось ни говорить, ни смотреть друг на друга. И хоть я оказался случайно замешан в эту историю, меня не покидало ощущение, что все это целиком моя вина. Гадкое, назойливое чувство похожее жужжание комара. Жить с ним можно, но не сильно хочется.

— Она не услышала ничего для себя нового, а все остальное просто драма, пройдет. Настя, скоро будут продавать торт, мне нужна твоя помощь — процедила мама Алевтины и зашагала в сторону банкетного зала.

Глава 4. Звезды на небе, а ты на земле

— Ты здесь?

Она молча опустила плечи, так и не повернув ко мне головы. Я подошел к деревянному парапету, отделявшему веранду от сада, внутренне надеясь, что на этот раз обойдется без слез. Женские слезы — не моя история, и я, решительный и грубый, смущался всякий раз, когда видел, как плачет Кристина. Потом сестра стала этим пользоваться, потом к ней подключилась Анна, и в конце концов у меня выработался иммунитет, который сейчас сломался. Если вдруг я увижу, что Алевтина плачет, это конец.

Я встал рядом с ней, не зная, как и зачем начать разговор. Молчать было комфортно, но ровно до тех пор, пока Тина не убрала с лица прядь волос, так, что я увидел ее заплаканные глаза.

В попытке сделать хоть что-то, я выдал первое, что пришло в голову:

— Слышал, ты пекла торт, получилось здорово. Не думала открыть свою кондитерскую?

Она молчала, глядя куда-то вперед. Наконец ее тонкая, почти прозрачная рука взметнула вверх и показала на небо.

— Красивые звезды, правда?

Я поднял взгляд вверх. Перед нами растекалась лента черного бархата, усыпанная бриллиантами. Большие и малые, по одному или целыми группами, они сверкали так ярко, что просто слепило глаза. Невозможно так долго смотреть на небо, но и перестать смотреть тоже нельзя.

— Я никогда не видел таких звезд, в Москве они другие, тусклые.

Алевтина Молчала. Она больше не плакала, и не дрожала, и я не чувствовал ничего, кроме жара ее разгоряченной кожи. Я протянул пальцы, чтобы погладить ее, но не решился и убрал руку обратно в карман. Тина вздрогнула, будто ощутив мое прикосновение, обернулась и робко улыбнулась. У нее была очень красивая улыбка.

Не смотря на свет за нашими спинами, голоса, музыку, лязганье посуды, я ощущал себя так, будто мы единственные в этом чертовом кафе. Никто нас не найдет, никто не потревожит.

Я шагнул вперед и оперся о перила веранды:

— Девушка, которую я ищу, это моя жена.

— Понятно, — Тина даже не удивилась, — не думаю, что она здесь.

— Я тоже не думаю, — наконец признал я, — извини, что втянул тебя во все это.

— Не страшно, в какой-то момент было даже весело. Не когда вы кричали на меня на рынке, а потом, в ресторане. — И после секундной паузы: — А зачем вы ищите свою жену, разве она не живет с вами?

— После развода перестала, — я устало подался вперед и распластался по перилам. В голове шумело от выпитого, язык до сих пор едва слушал меня и нес явно не то, что должен. Откровенничать с незнакомой девчонкой — бред какой-то!

— Развод это большая боль двух людей. Ничем не лучше смерти, по сути одно и то же.

— Ну, мне ты об этом можешь не рассказывать, я вообще забил Страйк: свадьба, похороны и развод подряд.

Тина удивленно посмотрела в мою сторону и, сам не понимая зачем, я продолжил:

— Мы с Анной встречались всю жизнь, с первого курса университета. То расставались, то сходились, в общем, как у всех. Я не делал ей предложения, хотя мы оба понимали, что все к тому идет. Потом, через несколько лет после выпуска решил, что хочу все правильно и…красиво, что ли. Анна купила платье в Нью-Йорке, выписала цветы из Голландии, певцов из Италии, и родственников со всего мира. Это должна была быть королевская свадьба, самая дорогая во всей Москве. Сначала мы поженились в Кутузовском Загсе, только вдвоем, понимаешь, — Тина удивленно покачала головой, — ну так принято, чтобы потом провести красивую регистрацию, которую проведет известный актер. Она выбрала кого-то из сериала, я не запомнил. Все это было как шоу.

— А зачем?

— Так хотела Анна. И я тоже хотел. А потом, где-то за месяц до церемонии умер мой отец, разбился на машине. Это очень глупая смерть, и я злился, за то, что он так со мной поступил. Он не должен был умирать, особенно в тот день, так глупо, понимаешь? Я очень ругал его, не смотря на то, что он меня больше не слышал. Но с другой стороны…какая на хрен свадьба! Какие павлины и цветы из Голландии? Я все отменил, Анна была против, она слишком долго ждала и не хотела ждать еще. Тем более, что на момент церемонии после смерти должно было пройти сорок дней, — я почувствовал, как руки Алевтины обняли меня. Вдруг стало тепло и спокойно, будто бы не я секунду назад выворачивал себя наизнанку перед посторонней девчонкой. Отстранившись от перил, я добавил: — Никто так и не понял, почему мы развелись. Особенно этого не поняла моя жена.

Гомон за нами нарастал, послышались аплодисменты. Кажется, кто-то выхватил у музыкантов микрофон и устроил собственное караоке. Низкий надсадный голос вывел первую строчку песни «Бухгалтер». Женщина пела душевно, во всю мощь собственных легких, не сильно заботясь о том, что совсем не знает слов.

Я покосился в сторону Тины, чтобы поймать ее улыбку — ситуация выходила забавная. Но та не улыбалась. Она, задрав голову к небу, смотрела вверх.

— Ждешь, когда пришельцы вернут тебя на родную планету? — шутка вышла злой. Но я имел право злиться, никогда раньше Андрея Воронцова не игнорировали так явно.

— В смысле?

— Ты странная, Алевтина. Как марсианка.

— А, вы про это. Тогда ладно, мне нравится быть странной.

Диалог не клеился. Я отошел в сторону, и замер: доски под ногами противно заскрипели, будто в усмешку надо мной. Хотел уйти тихо и гордо, да не выйдет, получи руладу на прощанье.

— Видите ту звезду?

— Нет, не вижу.

— Так разуйте глаза. Вон там, маленькая, рядом с самой большой и самой яркой.

Я вгляделся в небо, стараясь найти яркое пятно в веренице таких же ярких пятен. Бесполезно.

— Ну, вон же. — Она, заметив как я беспомощно блуждаю по небу взглядом, встала у меня за спиной и осторожным движением рук направила мою голову в нужную сторону. И впрямь. Самая большая и самая яркая отыскалась сразу. Я даже не понял, почему не видел ее раньше. — Как она, думаете, называется?

— Не знаю. Я не очень разбираюсь в звездах. Как-нибудь называется, это же звезда, у них всегда есть названия.

— Ну же, Андрей. Подумайте. Просто скажите первое, что придет в голову, — с нажимом в голосе повторила Тина.

— Да что за?.. Не знаю. Гидра. Или ковш. — Первые созвездия, всплывшие у меня в памяти с уроков школьной астрономии.