Сашенька (СИ) - "Урфин Джюс"

– Ко мне привыкли, – расплылся в улыбке парень. Федечка явно был в курсе того впечатления, которое производил. – И меня отправляют помогать либо к нашим постояльцам, либо к буйным, – откровенно скалился он уже. – А ты здесь с кем? – он вопросительно покосился на Саньку.

– Это… Это Сашенька. Он… мой брат, – выдавил я из себя ложь.

– Что с ним? – Федечка присел на корточки рядом с коляской, всматриваясь в лицо парня.

– Никто не знает. Он не приходит в себя после попытки суицида, – сказал, и жгучая волна стыда затопила меня.

– Самоубийца? Красивый какой. И почему?

– Почему красивый? – горько хмыкнув, сыронизировал я в ответ.

– Извини, – смешался Федечка.

– Он любил. Очень. А его бросили. Поможешь? Надо возвращаться, мы уже давно гуляем.

Остаток пути мы проделали в молчании. Мне было мучительно стыдно перед Федечкой. Сейчас эта попытка уйти из жизни казалась нелепостью, слабостью и где-то даже подлостью. Перекладывая Саньку на кровать, мы с Федечкой синхронно, не сговариваясь, оправляли подушку, подтыкали одеяло.

– Сань. А долго он так?

– Долго. Все лето. Вот уже и осень.

– И ты каждый день здесь?

– Да, я и мама.

– А тот, из-за которого он…

– Нет! Не надо про это.

– Извини. Хочешь, я помогать тебе буду?

– Хочу. Нам с мамой тяжело Саньку на прогулки вывозить…

10

Я тоскливо смотрел, как за окном кружатся первые белые мухи. Свинцовые тучи затянули небо и окрасили мое настроение в мрачные оттенки серого. Я, поддаваясь погоде и царившему в жизни раздраю, медленно, но верно погружался в депрессивное облако. Не хотелось ничего. Навещая Сашу, мне хотелось вытянуться рядом с ним и тоже погрузиться в этот непрерываемый сон. Я все чаще замечал следы пребывания там Федечки. То оставленная на тумбочке книга, то неправильно расчесанные волосы Саньки. Но мы об этом не говорили. Мы вообще в последнее время редко разговаривали. После откровенного разговора с Даниилом, закончившимся кучей взаимных упреков и обид, мы старались не контактировать. А после того, как Федечка демонстративно стал садиться за мою парту на уроках, Дан так же демонстративно вычеркнул меня из сферы своего существования. Ну и ладно! Так я и жил с молчаливой, несколько угрюмой поддержкой Федечки, с часами монолога с Санькой и с неумирающей тягой к Михелю.

Надвинув на лицо капюшон толстовки, я плелся из магазина и тащил кучу накупленного для самоуспокоения барахла. Шопинг не помог. Наверное, впервые. Поэтому пакеты с покупками вызывали только раздражение. Неудобно перехватив их двумя руками, я не заметил, как из-за поворота вылетела машина, услышал только визг тормозов. Я остолбенел, пытаясь сдвинуться с места, пытаясь что-то сказать… и не мог. Тело как будто перестало слушать меня. С отборной бранью хозяин машины дернул меня за плечо, разворачивая к себе. И это грубый жест как будто включил меня.

– Эй, ты в порядке? Саша?

– Привет,– я уставился на Михеля во все глаза. Жадно находил перемены. Похудел, появились едва заметные морщинки на переносице, синева под глазами.

– Саша, – Михель замялся. – Извини. Я испугался. Может, тебя отвезти куда-то?

– Отвези, – устало кивнул я. Мне до ужаса захотелось спрятаться в уюте его машины от хаоса в жизни.

– Куда? – устроившись за рулем, спросил Михель, закуривая.

– Ты же не куришь? – вырвалось у меня против воли.

– Что? – изумленный взгляд Михеля заставил меня смутиться.

– Мне показалось, что ты не куришь.

– Не так давно присел на эту дрянь. Куда тебе отвезти?

– Не знаю, – я напряженно вцепился в пакеты, пытаясь задавить просьбу о том, чтобы Михель побыл со мной и поговорил. Мучительно хотелось обнять его, вдохнуть родной запах, услышать все те нежные прозвища, которые он когда-то нашептывал мне.

– Может быть, выпьем кофе?

– Может быть, – согласно кивнул я.

Согревая руки о чашку с капучино, я любовался Михелем. Он курил. Буднично и незатейливо рассказывал о себе. Почти невесомо подшучивая, и только сжатые до белых костяшек пальцы выдавали его волнение.

– Сань, поговори со мной. Мне так нравится твой голос.

Я вздрогнул. О чем поговорить, Михель? Рассказать тебе все, вот единственное, чего я так хочу. Казалось бы, сбылись наши нелепые желания. Твои жить нормальной жизнью рядом с девушкой, и мое быть этой самой девушкой. Но вот найти дорогу друг к другу мы не можем. Я протянул руку и коснулся пальцев Михеля, поглаживая их так, как это делал раньше. Михель переплел свои пальцы с моими и пересел ближе ко мне. Он, слегка касаясь губами, целовал каждый мой палец. А у меня не было желания сопротивляться этой незатейливой ласке.

– Это безумно и неправильно, но поехали ко мне?

– Поехали, – и пусть я потом пожалею, но сейчас мне нужно снова почувствовать Михеля каждой клеточкой своего тела.

Боже! Это ужасно. Просто ужасно. Я лежал на спине, созерцая потолок. Обнимая Михеля за плечи и чувствуя, как под пальцами перекатываются его мускулы. И не чувствовал ничего. Молча молил о том, чтобы он поскорее кончил и прекратилось это. Разведенные ноги затекли. Там кроме болезненных и неприятных ощущений не было ничего. Ни одного намека на удовольствие. И Михель, мой божественный Михель, страстный, горячий, темпераментный, стонущий, разрывающий на мне одежду, просто не появился. Этот Михель, механически целующий, дарящий дежурные комплименты, занимался сексом так, как будто отрабатывал смену на работе. С закрытыми глазами. С иронией вспомнилось, сколько любовных романов я нашел на полке у Саньки. Прости меня! Я бездарь. Твой первый раз я профукал. Положив его под колеса собственных иллюзий. Ну когда же это кончится? Может, помочь ему? Но Санька девственница, и как мне применить все свое умение, не заронив зерна сомнения в душу Михеля? Простонать ему что ли? Попробую?

– О, Михель, мой Михель! – закрыв глаза, я вспоминал, как он любил меня раньше. И с моих губ непроизвольно срывались слова.

Михель вздрогнул и хрипло прошептал:

– Говори! Не молчи!

– Михель – любовь моя, – продолжал я, проглотив иррациональную обиду.

И механический Михель исчез, он затрепетал, его руки крепче сжали меня, поцелуи, обжигая кожу, порхали по телу, даря удовольствие. Я, уже не притворяясь, выстанывал его имя и выгибался навстречу его рукам, слизывая капельки пота, шептал и шептал снова. Пока не почувствовал, как он замер в последнем толчке, пульсируя и изливаясь.

– Медовый мой… – и он рухнул, придавив меня всей своей массой.