Письма в пустоту (СИ) - Ино Саша

— Моих?! — вскричал я, вскипая от гнева, — Да, как ты можешь так говорить?! Как у тебя только язык поворачивается?! Да я же… Да, ты же сам меня попросил помочь… Я просто тебе помогал!

— Хм, — протянул Аль, поднимая глаза на небо, — Спасибо, что помог мне в первый раз…

— В первый? — не понял я.

— Ну, да, — отстраненно кинул Альентес, и тут же перейдя на тон ледяной надменности, добавил, — Потому что я не знаю, кому ты там помогал во второй и в третий раз. Ты снял мой приступ с первой же попытки. А потом, Диего, ты помогал себе, а не мне… Твоя была инициатива…

Я так и осел на табурете, в растерянности не зная, что ответить. Он огорошил меня неожиданным открытием, и я был погружен в пучину смятения и сомнений.

— Не принимай близко к сердцу, — покосившись на меня, продолжал Альентес, — Я же уже сказал, эта ночь ничего не значила. Я привык.

— Я не хочу, чтобы ты меня сравнивал со всеми остальными! Не так!

— А, ну конечно, — протянул Аль, прикусывая сигарету, — Ты же у нас особенный…

— Жестокость, с которой ты сейчас говоришь, совсем тебе не свойственна! — выпалил я, обескураженный поведением друга.

Он не ответил.

— Ты уходишь? — тогда поинтересовался я.

— Да.

— Куда?

— На задание, приказ пока никто не отменял.

— Но…

— Пройдет несколько часов, прежде чем запись Гленорвана попадет в орден и нас отзовут…

— Ты уверен…

— Что он обнародует материал? — снова перебил меня Аль.

Я кивнул.

— Нет сомнений. Он все рассчитал.

— Гнида…

— Все честно, я проиграл на его поле. Умом я понимаю, что конкретно делал неправильно, но меня обхитрили честно. Такова жизнь, такова война.

— Я рад, что ты не переживаешь… — прошептал я, — Потому что за тебя переживаю я. Безумно… Безумно!!!

— Ясно…

— Я не знаю, как ты будешь смотреть на Джорджа, и сохранять спокойствие. Я бы его убил… Не выдержал бы и всадил пулю промеж глаз!

— Приказа не поступало, слуга не имеет права действовать вне указаний.

— Но ты ведь человек! Неужели твое честолюбие молчит?

— Я и ты слуги… Забудь о своих желаниях, мы не имеем на них право.

— Аль… Ты заблуждаешься!

— Ладно, оставим бесполезный спор. Мне пора.

И СЕ АЗ УМИРАЮ

Джордж вернулся в номер глубоко за полночь, как только почувствовал, что пальцы от холода уже не слушаются, отзываясь тревожным покалыванием. Американец не хотел превратиться в калеку, поэтому, оставив недопитую бутылку коньяка на балконе, он вернулся в номер. В помещении было свежо, плохо запертая балконная дверь дала волю морозному ветру. Он щедро обласкал края мебели, покрывала и серебристую гладь кинокамеры, оставленной на столе.

К ней-то и направился Гленорван.

Вынув кассету, он задумчиво покрутил ее на пальце.

— Мышонок, — хмыкнул Джордж.

Он достал ноутбук из сумки, подключил к нему нужное оборудование и синий свет лучей монитора озарил мрак гостиничного номера.

Послышался торопливый стук клавиш.

— Позор, позор, — тихо напевал Гленорван с хулиганской ухмылкой.

Через некоторое время своих усилий, американец довольно потянулся и набрал номер.

— Hello, ни Лау, как дела?

— Нормально, — в телефонной трубке послышался смешливый и свежий женский голос.

— Ты еще не забыла своего верного почитателя?

— О, тебя забудешь, как же! — рассмеялась собеседница.

— Все еще выкрикиваешь мое имя в моменты страсти? — подколол Гленорван.

— М-м, я не хочу осложнить китайско-американские отношения.

— Ха-ха, — от души рассмеялся Джордж, — Ах, да, я и забыл, там же муж-посол страшно ревнивый. Bastard!

— Прекрати, змееныш, я пытаюсь красить ногти, а ты меня смешишь.

— Ну, прости, госпожа Лау, не смею мешать тебе наводить красоту! Твои ногти должны блистать, как и твоя нежная кожа.

— Льстец, причем наглый и самоуверенный, — рассмеялась китаянка, но тут же ее голос стал серьезным, — Говори, что хотел?

— Да ничего, — лукаво протянул Джордж, — Могу же я соскучиться по лучшей любовнице востока и хоть раз в жизни позвонить?

— Ой, только вот не надо прикидываться. Ты бросил меня пять лет назад и не сильно переживал по этому поводу. Уж я-то знаю, тебе явно понадобилось что-то от моего гениального мозга!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Тебя не обманешь, baby! Ты не могла бы подъехать ко мне? Radisson…

— А что такое? — вмиг напряглась женщина.

— Будем снимать кино и монтировать. Одна запись есть… Но надо кое-что привнести…

— Очередные коварные происки Акведука?

— Наоборот, милая, наоборот… Казанова исправляется, — хохотнул Джордж.

— Змей, тебя исправит только могила, но это даже к лучшему. Мир осиротеет без такого блистательного интригана как ты!

— Люблю комплименты, darling.

— Я констатирую факты, не более. И еще… Бесплатно я не работаю, прошли те времена.

— Лау! Я мысли не допускал о халяве. Сколько?

— Попросила бы голову Иоанна крестителя, но, к сожалению меня, обидел совсем другой человек и он свою белобрысую башку точно не отдаст. Тридцать…

— Только не говори, что еще дуешься?! Тридцать?

— Ты ушел, не сказав ни слова, оставил в отеле чужого города. Да, тридцать!

— Так бывает, shit happens. Двадцать пять?

— Бывает, но я год жила на транквилизаторах и антидепрессантах. Ты обещал мне свадьбу, детей и домик на берегу океана. Я любила тебя до безумия, и сначала чуть не умерла от волнения за тебя, вдруг тебя убили или что-то еще… Тридцать пять!

— Ну, я должен был уйти. Любовь кончилась, проза жизни, а я не перевариваю слезных расставаний и долгих объяснений. Хорошо, тридцать!

— Все с тобой ясно! Мне хватило разочарований, когда я увидела тебя с другой женщиной, а ведь на тот момент я уже решила, что ты мучаешься в плену у Роз. Я плакала каждый день. Тридцать семь, за споры!

— Лау, тридцать семь.

— Договорились.

— Буду минут через сорок.

— Жду.

Гленорван отключился.

Он скользнул глазами по кассете и его веселое выражение лица в миг сменилось на мрачное.

— Альентес, — тихо произнес он, — Бездомная мышка… Не повезло тебе. Но я не Игнасио, Акведук тем и отличаются, что не безосновательно жестоки.

Джордж хмыкнул.

ВЛАСТЬ ТЬМЫ

Я был словно разоренная твердыня. Меня лишили прошлого, настоящего и всего, что до вчерашней ночи меня составляло.

Диего, ты… Могу ли я к тебе еще обращаться?! Я испортил тебя, вынудил совершить грех. И ты стал таким же, как все остальные… люди меня терзавшие. Я искупал тебя в грязи и заставил обожать скверну. Это я виноват, не ты… Просто из любви ко мне ты принял на себя ничтожество моего существа.

Я стал еще хуже в своих глазах и не мог найти оправдания. Я не должен был идти к Диего, к тебе, не должен был… Лучше б я умер… остался на улице и замерз под ревом ночной метели.

Да, так было бы лучше. Для всех…

Моим страданиям пришел бы конец, исчез бы позор, растворилась вина перед Игнасио, и все… Дальше тишина и покой, нет ни боли, ни обиды, ни переживаний. Я так жажду этой тишины, так смертельно устал двигаться, но я иду вопреки своим желаниям. Я не хочу себя убивать, потому что когда-то давно прочел книгу про реинкарнацию, и теперь верю в карму. Моя жизнь дана мне за прошлые грехи. Каждым днем своего жалкого существования я искупаю былые проступки. И я должен дожить, дотерпеть до конца, иначе в следующей жизни все снова повториться. А я не хочу… Моя душа мечтает лишь о покое, об освобождении от бесконечных мук.

Поэтому я не убью себя… Я выполню функцию слуги и умру, когда Игнасио решит, что мой час пробил.

Диего, прости меня, я так ужасен и мне так больно от осознания того, что я заставил тебя сделать. Мой нежный друг, думали ли мы в детстве, что все так обернется?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мне еще больнее, когда вспоминаю нас маленьких…

— Тебе идет синий! — говорит мне Диего, завязывая платок на шее.