Быстрая связь (ЛП) - Эриксон Меган

— Я знаю. Когда я зашел к вам в магазин и увидел тебя… стороны моей жизни смешалось, и я чуть не спятил. — Я тяжело выдохнул. — Пойми, я был не в себе. Я не реагировал на твои сообщения, потому что не знал, что ответить. Моим первым рефлексом было желание полностью все прекратить. Вот об этом я очень жалею.

— Ясно. — Доминик, осмысливая все сказанное, качнулся на пятках. — Значит, ты хочешь, чтобы все стало как раньше?

— Да. То есть не смешивалось.

— Мы будем встречаться и трахаться.

Я сурово посмотрел на него.

— И разговаривать.

Его губы скривились в скептической, дерзкой усмешке.

— Ладно, и разговаривать. Поговорить я люблю. Разговаривать… как друзья?

Его взгляд стал более пристальным.

— Ты хочешь, чтобы мы были друзьями? — повторил он.

— А что? Друзья разговаривают о работе. Мы это делали.

— Да. И ты единственный, кто поддерживает меня, поэтому… — Он пожал плечами и отвернулся.

Я не мог понять, что его гложет, и меня обожгло беспокойство. Что, если моего объяснения оказалось для него недостаточно?

— Извини, что игнорировал тебя, Доминик. Мне тоже нравились наши встречи. Я… я не общался с кем-то так тесно уже очень давно. Просто я думал, что поступаю правильно. И я пойму, если ты не захочешь с этим мириться. Ты заслуживаешь кого-то, кто будет…

Доминик хмыкнул.

— Давай без вот этой херни. Мне двадцать семь. Я би, о чем, кроме тебя, никто больше не знает, работаю в магазине родителей и живу у них же в подвале. Я сам решу, чего я заслуживаю, а чего нет.

Я фыркнул, затем расхохотался, и Доминик уставился на меня так, словно у меня выросла вторая голова.

— Стоп, что это был за звук?

Я нахмурился.

— Почему, когда я смеюсь, все ведут себя так, словно случился апокалипсис?

— Может из-за того, что и то, и другое случается одинаково редко?

— Заткнись.

— Возьми и заставь меня.

***

Доминик

Сев у Люка на кухне, я, не сумев сдержать себя, огляделся. Раньше он всегда тщательно убирался, пряча все личные вещи, и если не считать пары промашек вроде той забытой толстовки, то перед встречей со мной его дом становился стерильным.

Теперь я видел признаки жизни.

Горку грязных тарелок. Худи на спинке стула. Серебристую термокружку с именем Шелли желтым курсивом. Большую стопку тетрадок на стойке.

— Это домашняя работа твоих детей? — указав на них, спросил я. — Адриане столько не задают, но она все равно уговаривает меня делать ее уроки.

Люк не ответил, и я испугался, что полез с такими вопросами слишком рано. Он еще не смирился с тем фактом, что я видел его детей, а я уже начал трепаться об их уроках.

— Неважно. Прости.

— Все нормально. — Люк достал из холодильника большой пластиковый контейнер. — Это Шелли решала задачи за Мику, но я заставил ее стереть все ответы. У него была целая неделя. Пусть делает сам.

— Теперь я чувствую себя дурачком за то, что решаю за Адриану.

Рот Люка дрогнул.

— Ты и есть дурачок.

— Заткнись.

Я поставил локти на стол, и Люк под моим заинтригованным взглядом убрал в микроволновку нечто с божественным ароматом. И это была точно не паста. После жизни с семьей на пасту и бублики у меня развилась аллергия.

— Что разогреваешь?

— Рагу из говядины.

— Сам приготовил?

— Ну а кто же еще? — Люк вздохнул. — Хватит придуриваться. Знаешь ведь, что я разогреваю его для тебя. После секса ты становишься адски голодным.

Я усмехнулся.

Люк закатил глаза и уставился на микроволновку, словно под его пронзительным лазерным взглядом еда могла разогреться быстрее. Несмотря на его обещание разговаривать, в кухне стояла мертвая тишина. Моя бравада померкла, и я обхватил плечи руками.

Сидя в его одежде у него за столом, я ощущал себя непрошенным гостем. Так странно — общение с ним было похоже на американские горки, но это было лучше, чем полная тишина.

— Люк, я редко веду себя, как гребаный эмо. Честное слово. Обычно я не врываюсь вот так драматично к людям домой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Только когда они не отвечают на твои сообщения?

— Нет. — Я нахмурился. — Ну… да, но меня довели до точки кипения особые обстоятельства.

Микроволновка звякнула, Люк открыл ее и выложил рагу на тарелку. У меня в животе громко заурчало. В другой ситуации мне бы стало смешно, но сейчас я остро осознавал, насколько домашним было происходящее у Люка на кухне, и дико боялся, что он снова закроется.

Черт.

Я никогда не увлекался чрезмерным анализом, но сейчас взвешивал и оценивал решительно все. Люк озарил мою тусклую жизнь считанные недели назад, но я уже не представлял ее без его удивительно яркого света.

Поставив тарелку на стол, Люк постучал меня по виску.

— Хватит нервничать. Ешь.

— С чего ты решил, что я нервничаю?

— Ты напрягся всем телом. — Люк сел напротив, и его колени под столом задели мои. — Что с тобой, Доминик?

Я хотел было ответить, но отвлекся на взрыв вкуса во рту.

— О боже.

— Вижу, тебя можно заставить стонать не только в постели.

— О да. Еда для меня значит не меньше, чем трах. — Я облизнул губы и откинулся на сиденье. — В домашней еде есть что-то особенное. В детстве я обожал воскресные обеды с семьей.

— А теперь нет?

— Теперь нет.

Люк поставил локти на стол, сцепил пальцы в замок и уперся в них подбородком.

— Расскажи, почему.

— Потому что мой отец настоящая сволочь? — Я сунул в рот еще одну вилку рагу, но за мыслями о семье его вкус потерялся. — Он навесил на нас с сестрой свои ожидания и считает, будто матом и криками можно добиться, чтобы мы воплотили их в жизнь.

— Чего именно он от тебя хочет?

— Чтобы я был, как все наши местные парни. Чтобы стал копом. Или пожарным. Чтобы люди жали мне руку и считали героем, а когда я умру, в мою честь назвали бы улицу. Чтобы я не был просто бывшим солдатом, который участвовал в ненужном военном конфликте. — Люк сразу выпрямился, и я поспешил объяснить: — Мой папаша считает, что нам не стоило лезть на Ближний восток. Без обид, но я с ним согласен. Правда согласен. Но я уважаю всех, с кем служил, потому что мы не выбирали, куда нас отправят. Просто моему отцу кажется, будто в командировках я занимался лишь тем, что бездельничал и дрочил на порнуху.

Губы Люка скривились.

— Ни черта он не знает. Ты был в бою. Это тебе не кино. Там люди умирали по-настоящему.

— Да. И в том числе от моих рук. — Я прожевал еще кусочек рагу. — Это одна из причин, по которым я не хочу идти в копы. Времена, когда я носил оружие, в прошлом.

Если Люк и осуждал меня, то я этого не заметил. Он пристально наблюдал за мной.

— А времена, когда ты участвовал в драках?

— Пока нет. Я легко завожусь. Хотя потом мне всегда стыдно.

Уголок его рта дернулся.

— Так что случилось с твоим лицом?

— Напился. Пошел тусоваться со старыми мудаками-друзьями. Неизбежно сцепился с одним из них. Я, правда, не помню детали.

— Ладно. Допустим. Но почему ты напился?

Круто. Меня раскусили.

— Потому что…

— Из-за меня? — Люк выпрямился и, скрестив руки, всмотрелся в меня, словно выискивая новые синяки. Он старался казаться непроницаемым, но я видел у него на лице беспокойство.

Что было мило, но я не хотел, чтобы он волновался из-за чего-то настолько дурацкого, как пьяная драка.

— Типа того.

Люк опустил руки.

— Просто скажи, Доминик.

— Слушай, дело такое. Прямо сейчас моя жизнь — полная катастрофа, и единственный проблеск в ней — ты. Когда ты пропал, я попытался найти что-то еще. — Я слабо улыбнулся. — Если что, я не давлю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

К моему удивлению Люк сверкнул одной из своих редких улыбок.

— Не ты один скучал по тому, что у нас было. И не волнуйся насчет давления, парень. Если что, я с ним справлюсь.