Георг Борн - Бледная графиня

Графиня, очевидно, была обрадована: Леон не подозревал о своем происхождении.

— Очень может быть, — сказала графиня, — что я рано или поздно решусь взять к себе в замок сумасшедшую, которая выдает себя за мою падчерицу. Но для этого мне понадобится хороший доктор-психиатр. Если, подумав, согласитесь остаться в замке, передайте ваше согласие через господина капеллана. Я буду очень рада видеть вас здесь.

— В замке? — ошарашенно переспросил Леон.

— Да. И вы можете находиться здесь столько, сколько вам будет угодно.

— Я не заслужил вашей доброты! — воскликнул растроганный Леон.

— Если вы согласитесь остаться в замке, то рано или поздно вам представится случай оказаться полезным, господин Брассар.

— Я остаюсь, — поспешно, словно графиня могла передумать, согласился Леон.

Камилла подошла к дверям и позвала Филибера.

— Леон Брассар согласен остаться у нас в замке, — сказала она. И снова обратилась к Леону: — Вы будете обедать за моим столом, господин Брассар, а господин капеллан поместит вас в комнатах управляющего.

Леон поклонился графине. Ее непроницаемые черные глаза на миг задержались на нем, после чего она кивнула ему, и он покинул гостиную в сопровождении Филибера, слегка оглушенный, не до конца понимая, что такое здесь только что произошло.

«Это он, — сказала себе графиня, оставшись одна. — Хотя в нем нет ни малейшего сходства с настоящим отцом. Но тем лучше. Только ему снова придется сменить имя, чтобы доктор Гаген ничего не заподозрил. Пусть опять побудет Гедеоном Самсоном и послужит моим целям. Ну, теперь-то я тебя больше не боюсь, Этьен! Можешь возвращаться из Америки, если, конечно, тебе удастся спастись от Митнахта, и берегись угрожать мне! Теперь у меня в руках есть прекрасное средство сделать тебя сговорчивым. Ты еще не подозреваешь, какая птичка в моих руках. Попытайся только стать мне на пути — я жестоко отомщу тебе. Твоей ненависти ко мне придется бороться с твоей любовью к собственному сыну».

XVIII. РАЗОЧАРОВАНИЕ

Узнав, где живет сенатор Кингбурн, Гаген в тот же день отправился вместе с Губертом в Вашингтон, чтобы узнать, действительно ли он там.

Они сели в поезд в сильном волнении — цель была близка. Гаген решил во что бы то ни стало увезти Марию Рихтер в Европу, и Губерт говорил ему, что она, не колеблясь ни минуты, согласится отправиться в путь, как только узнает — зачем.

— Фрейлейн Мария очень добра, — говорил Губерт. — Она всегда была готова на любую жертву для графини, и та любила ее как родную сестру.

— В таком случае я не сомневаюсь, что она согласится поехать. Ведь дело касается не просто разгадки странного обстоятельства, а, в конечном счете, судьбы бедной графини.

— Сейчас я все больше уверяюсь в том, что в преступлении, в котором подозревают меня, виновата прежде всего нынешняя хозяйка замка Варбург — бледная графиня, — сказал Губерт. — Именно она, думаю, заставила фон Митнахта убить свою падчерицу, чтобы воспользоваться ее богатством.

— Вы тоже так считаете?

— В тюрьме я так много думал обо всем этом, что пришел к убеждению: здесь дело нечисто. Деревенские жители первыми заметили это. Но что именно за всем этим кроется — загадка.

— Каким бы запутанным ни казалось дело, я все равно раскрою его, — твердо сказал Гаген. — Но против таких людей, как Камилла и Митнахт, надо действовать расчетливо и осторожно. Я тайно собираю доказательства, чтобы потом наверняка припереть их к стенке.

— Если кому и удастся до конца раскрыть все это, то, конечно же, только вам, доктор. Ведь вы не жалеете ничего для успеха, пренебрегаете даже смертельной опасностью.

— Смертельной опасностью! — смеясь, повторил Гаген. — Она, друг мой, не первая в моей жизни.

— Я не знаю, правильно ли я понял, но вы тоже пострадали от графини? — предположил Губерт.

— Не будем о прошлом. Сейчас вся моя жизнь посвящена тому, чтобы раскрыть преступление, совершенное в Варбурге. Я стремлюсь связать воедино все загадочные обстоятельства и объяснить их таинственную, а порой даже мистическую сущность. У меня пока не хватает для этого доказательств, но, будьте уверены, я их добуду. Тогда и ваша невиновность тоже будет доказана.

— Найдя молочную сестру графини, вы, безусловно, продвинетесь вперед. Вы, доктор, делайте благородное дело, и Бог поможет вам благополучно завершить его…

После довольно продолжительного путешествия наши спутники наконец вечером прибыли в Вашингтон. Ночь они провели в гостинице, а на следующее утро Гаген разузнал, что сенатор Кингбурн принадлежит к числу очень уважаемых жителей города, ведет большие дела и обладает громадным состоянием.

Отправившись по указанному адресу, Гаген быстро нашел роскошный дом сенатора. Первый этаж его занимала контора. Гаген вошел и спросил сенатора. Его провели в маленькую комнату рядом с конторой.

— Что вам угодно? — любезно спросил сенатор, старый уже человек, вопросительно взглянув на Гагена.

— Извините меня за беспокойство, — сказал Гаген, — одно очень важное обстоятельство привело меня к вам, господин сенатор.

— Судя по произношению, вы иностранец?

— Да, я немец. Доктор Гаген.

— О, моя жена тоже немка, и я очень рад видеть всякого немца.

— Вы прожили лето в Германии, господин сенатор…

— Да, господин доктор, в Бонне. Моя жена — дочь тамошнего профессора Броуна. Каждые три года мы проводим лето у наших немецких родственников.

— Вы привезли с собой немку-гувернантку…

— Совершенно верно. Вы не родственник ей?

— Нет, господин сенатор, даже не знакомый. Тем не менее я хотел бы переговорить с молодой особой и, может быть, увезти ее обратно в Европу.

— Как странно. Она, наверное, получила наследство? Но мисс Рихтер говорила мне, что у нее не осталось никого из родных.

— Нет, не наследство, а совершенно иной повод понуждает меня искать фрейлейн Рихтер, — сказал Гаген. — Мне необходимо задать ей один вопрос величайшей важности, от ответа на который и зависит возвращение мисс Рихтер в Европу.

— Право же, это будет очень неприятно для меня, а в особенности для детей, которые очень привязались к своей гувернантке.

— Мне весьма жаль, что я могу доставить вам неприятность, но убежден, что вы согласитесь со мной, когда я скажу, что речь идет о жизни человека. Молочная сестра вашей гувернантки рискует потерять свое доброе имя и имущество, и только показания фрейлейн Рихтер могут изменить дело, господин сенатор.

— Что ж, помогать обиженным и несчастным — наш долг. Прошу вас, пожалуйте ко мне. Там вы сможете спокойно переговорить с моей гувернанткой.

Гаген был восхищен любезным приемом сенатора и уже предвкушал успех.

Мистер Кингбурн повел его по внутренней лестнице к себе в квартиру, отделанную со вкусом и роскошью. Он открыл дверь в приемную и, позвав служанку, послал ее за Рихтер, после чего оставил Гагена одного, чтобы не мешать ему беседовать.

Гаген волновался, ожидая встречи с человеком, которого он так долго разыскивал.

Вдруг дверь отворилась, и в комнату вошла высокая, уже не очень молодая дама, с черными волосами и резкими чертами лица.

Была ли это жена сенатора?

— Вы из Германии и хотели бы со мной поговорить? — спросила вошедшая.

— Я очень хотел бы поговорить с фрейлейн Марией Рихтер, — ответил Гаген.

— Моя фамилия Рихтер, но я не Мария, а Маргарита.

— Но это вы приехали с сенатором летом из Бонна гувернанткой?

— Да, сударь.

Гаген был столь поражен и огорчен таким неожиданным поворотом, что несколько мгновений не мог произнести ни слова.

— Я вижу, — сказала, улыбаясь, гувернантка, — произошла ошибка. Фамилия Рихтер очень распространена на нашей с вами родине, и вы хотели увидеть на моем месте, видимо, какую-то другую девушку.

— Да, должен признаться, что действительно ошибся, и вы не та особа, которую я надеялся увидеть, — подтвердил Гаген, совершенно убитый постигшим его разочарованием. — Вы меня извините за мой удрученный вид, но, надеюсь, вы поймете состояние человека, который после нескольких месяцев поисков надеялся, наконец, отыскать здесь ту, кого так долго искал и кто единственный мог бы пролить свет на некоторые таинственные обстоятельства. Ну что ж, теперь я убежден, что Марии Рихтер нет в живых.