Аркадий Крупняков - Марш Акпарса

На вошедших послов гости глядели будто на диковинных зверей.

У стола Аказ остановился, Янгин и Топейка были еще слабы и поддерживали друг друга. Они встали за Аказом. Аказ много слы- шал о суровости вспыльчивого царя и поэтому немного волновал­ся. Он отвесил царю глубокий поклон. То же хотели сделать То- пейка и Янгин, но у них не хватило силы—оба упали на колени.

—     Скамью подайте хворым,— приказал царь.— Садитесь.

—     Я постою,— сказал Аказ.— Большой салам принес я тебе.

—     Спасибо. Хорошо ли доехал—не спрашиваю, ибо знаю. Кто вы и зачем пожаловали?

—     Мы черемисы горные из рода Туги. Пришли сюда от Волги. А это наш друг, чувашин Топейка. Послали нас в Москву старей­шины, чтобы ты наш край под свою руку взял и защитил нас.

—     Народом вашим правит кто?

—     Большого хозяина у нас нет. Лужаи есть, по-вашему вроде бы вотчины, каждым лужаем правит лужавуй.

—     А старший кто?

—     Я сам. Горные черемисы меня главой почитают.

—     Людишки все ли единодушны, чтобы встать под власть мою?

—     Терпеть насилия крымцев больше нет мочи. За то, что не хотим мы нападать на рати русские, что под Казань ходят, крым- цы мстят нам.

—     А почему на войско мое вы не хотите нападать? Боитесь?

—     От русских зла мы не видели, казанцы же постоянно нас грабят. А когда там Гиреи хозяйничать стали, совсем плохо нам.

—     Если я под Казань пойду, поможете?

-- Народ наш готов к твоим войскам пристать.

—     Много ли вас?

—     Сорок тысяч поднимем, государь!

Терешка никак не мог вспомнить, где он этого человека видел.

Так же пристально на Аказа смотрел князь Горбатый-Шуйский. Ему он тоже казался знакомым.

Меж тем двери залы открылись, и вошла царица Анастасия с Курбским. Она приветливо улыбнулась Аказу, как старому знако­мому.

-- Здорова будь, великая царица,— с поклоном произнес Аказ.

-- Осмелюсь я, мой государь, послов просить     к столу?  Пусть

выпьют они за здравие царя.

—     Настасьюшка! Ты умница моя!—царь радостно развел ру­ками.— Посол! Иди к столу! Ты радость мне принес сегодня.

Аказ посмотрел на мрачные лица бояр, сказал осторожно:

—     Не знаю, достоин ли я такой чести? Да и одежонка в пути больно поизносилась. За высокий царский стол в такой одеже можно ли?

Иван окинул послов взглядом с ног до головы, потом посмот­рел на разодетых в парчу и золото бояр. Быстрым и легким дви­жением снял кафтан и набросил его на плечи Аказа.

—     От всей души прими,— и сунул в руку посла пояс.

Гости ахнули! Шутка ли — басурману кафтан с царского плеча!

А Алексей Адашев мигом сдернул ферязь и поднес Янгину.

—      А ты моим армячишком не побрезгуй.

—      Андрюшенька,— царь обратился к Курбскому,—а твой каф­тан, сдается, будет впору третьему послу. Примерил бы.

Курбский, посмеиваясь в бородку, стал снимать кафтан.

Иван насмешливо взглянул на хмурого Сильвестра, взял ца­рицу за руку и прошел в залу. Гости—толпой за ним.

Переодеваясь, Аказ не заметил как к нему сзади подошел вое­вода Горбатый-Шуйский и шепнул на ухо:

—      Снова в Москве, Стрелок гораздый?

—      Я не бывал в Москве,— тихо ответил Аказ и почувствовал, что краснеет. Он лгал первый раз в своей жизни.

—      Первый раз, говоришь? А кто Глинского от медведя, а Сань­ку Кубаря от плахи спас?

—      Не понимаю, говоришь о чем?

—      Ну-ну, не бойся. Я Саньке друг. Коль знаешь, где он, пок­лон ему. Скажи, что бабушка его преставилась, царство ей небес­ное, а он на Москву чтобы ни ногой. Молодой царь о его провин­ности помнит, да и Глинские здесь в силе. Так и передай. Тебе же от меня таиться нечего — вместе на Волгу пойдем.

Аказ кивнул головой в знак согласия и рядом с воеводой по­шел в залу. Янгин и Топейка смело шагнули за ними. Проходя ми­мо Терешки, Аказ улыбнулся, обнажив белые зубы. И тут Тереш- ка вспомнил: это сотник Аказ, с которым вместе когда-то тушили лесные палы...

Свадебный пир закончился только под утро. Иван, охмелевший к полуночи, сейчас в опочивальне был почти трезв. Он скинул лет­ник с ферязью и в одной исподней рубахе сел на кровать рядом с Анастасией.

—      Ты на меня не сердишься, Ваня?—тихо спросила та.

—      За что?

—      Может, послов не стоило мне к столу звать? Бояре и князья ь большой обиде были.

Иван ничего не ответил.

—      Я увидела, что послы тебе по сердцу пришлись...

—      Кому по сердцу? Мне?! — Иван сердито взметнул брови вверх.— Ничтожные людишки, как и все!

—      Зачем же ты их выше бояр поставил?

—      Коли надобно будет для целей моих и государства, я их выше себя поставлю. А если надобно, завтра же прикажу псам на растерзание отдать.

—      Грозен ты, Иван, в гневе и милости. Как бы не наделал бед великих.

—      Это я к слову. Сии послы мне сегодня нужны были.

—     Но зачем же злобить бояр? Разве с приемом нельзя подо­ждать было?

—     А это я Шуйским назло, Сильвестерке-попу. Я еще покажу им, что я — царь! Завтра велю черемисских послов одарить коль­чугами и ратной сброей. Пусть бояре мошной своей потрясут — воинов князя Горбатого в поход на Волгу соберут... Да ну их, бояр и всех протчих! Давай спать.— И он привлек к себе Анастасию

Утром Аказ проснулся поздно. Не спеша оделся, умылся, подо­шел к окну. На улице все залито солнцем. Снегу в нынешнюю зиму выпало обильно, и он лежит на крышах толстым слоем, чуть-чуть сероватый, окинутый дымом печных труб. Купола церквей тоже под снежными шапками. На душе у Аказа радостно: все, о чем так много и мучительно думалось, исполняется.

Зазвенели под копытами всадников промерзшие бревна мосто­вой. Около посольской избы остановился князь Александр с двумя воинами, взошел на крыльцо.

—     А-а, главный посол уже встамши,— воскликнул воевода.— Принимай мои поминки. Буди товарищей,— и, приняв у воинов два узла, передал их Аказу.

В узлах было каждому по стеганому тегиляю — кафтану со стоячим воротом, по панцирю с легкой кольчужкой и по остроко­нечному бронзовому шлему.

Когда Аказ, Янгин, Топейка и Мамлей оделись в ратные до­спехи, воевода сказал:

—     А теперь к государю пред светлые очи.

На дворе день морозом лют, но безветрен. Ветки дерев гнутся, отягощенные снегом, сверкают на солнце. Иногда от стука или легкого ветерка снег падает наземь, и тогда ветка выпрямляется, чуть-чуть покачиваясь. Аказ идет за князем по Кремлю, с тревогой глядит на окна Шигонькиного дома. Там скрывается Санька. «Ах, как бы выговорить ему прощение,— думает Аказ,— сказать бы ца­рю, какой он хороший человек. Но удобно ли?!»

И снова они в прихожей палате Брусяной избы, где позавчера был большой прием и переговорено обо всем: как себя держать с татарами, как готовиться к походу на Казань, как с народом го­ворить?

Сегодня в прихожей палате много облаченных в ратные доспе­хи воинов.

Царь вошел почти одновременно с послами. Обращаясь к рат­никам, сказал:

—     Ну, с богом, воины! Благословляю вас на далекую дорогу. Князь Александр, подойди поближе. Хоть не великую даю тебе рать, но воины отменные. Казань ты пока не воюй, а вот его на­роду,— царь указал на Аказа,— от насильников защитой стань. Пройди по волжским берегам, пусть лесной народ знает, что че­ремис мы в обиду не дадим. Дороги лучшие они тебе покажут.

—      Каждую тропку лесную знаем! — ответил Янгин.— Проведем князя, куда ему надо, и делу конец.

—      Я схожу в ветлужские леса,— сказал Топейка,— пусть и там знают, что Москва нам теперь родня.

—      Скажите людям мое слово.— Иван подошел к Аказу.— Ес­ли помогут мне отвоевать Казань и встанут с Русью рядом, пять лет не будем брать мы с них ни ясака, ни податей и никаких на­логов.

—      Великое тебе спасибо, государь!

—      Э-э, нет, поклоном не отделаетесь.— Царь повернулся к Ян- гину и слегка ткнул кулаком в плечо.— Ишь, плут! На свадьбе у царя гулял, а отзывать не хочешь. Когда на Казань пойду, непре­менно заеду в гости. Наверное, уже успели все трое пережениться?

—      Янгин холост еще,— смеясь, ответил Аказ.— Ну, что ты мол­чишь— зови царя на свадьбу.

—      Зачем звать? Ты приезжай — и мы сразу свадьбу заварим.

—      И делу коней? — Иван расхохотался.

—      Да!

—      И еще спрошу... Донесли мне, что в послах твоих черемис­ских татарин есть.