Исмаил Гезалов - Простор

— Всё теперь понятно. Ты его любовница, потому и защищаешь!

Она дала Захарову пощёчину. Он тупо поглядел на Ларису и угрожающе процедил:

— Ну, хорошо же! Я ещё с тобой посчитаюсь за это!

Захаров решил, что во всех его бедах виноват именно Гребенюк, принявший Ларису на работу. Надо было спросить его разрешения — как-никак Захаров не только муж Ларисы, но и непосредственный начальник заведующего гаражом. Тарас этого не сделал. Мало того, увидев, что главный инженер недоволен, Тарас и не подумал освободить Ларису. Если сейчас промолчать, не отреагировать на всё это, так Гребенюк вообще выйдет из повиновения, сядет на голову. Нет, его надо сломить, поставить на колени!

Пощёчина озлобила Захарова и заставила его действовать решительно. На следующий день он отправился в гараж.

С Гребенюком он столкнулся в воротах.

— Куда это ты спешишь? — спросил Захаров.

— По делу.

— Твоё дело подождёт… Поговорить надо. А вообще-то нечего отлучаться. Помни, ты заведующий гаражом. Пропадаешь неизвестно где.

— В гараже всегда дежурит диспетчер, — заметил Тарас.

— Его дело — путёвки выписывать, а ты за всем следить должен. Ну, куда ты сейчас направился?

— К уста Мейраму. Треба договориться про ремонт одной машины.

— А утром где был?

— На дороге случилась авария. Я йздыв, чтобы…

— Постой, постой! Всё по порядку. Какая авария?

— Машина попала в кювет.

— Всё ясно, — презрительно сказал Захаров, — пьяный шофёр! Хороша же у тебя дисциплина! А ты ещё нянчишься с такими!

— Да! — с неожиданной яростью ответил Тарас. — И правильно!

— Нет, не правильно! Надо передать дело в суд! И всё!

— Передавайте!

— Как фамилия шофёра?

— Захарова, Людмила Владимировна, — Гребенюк старался говорить спокойно.

— Ты что, Тарас, шутить вздумал?!

— Яки ж тут шутки, колы вона чуть не пострадала.

— Вот и нечего ей садиться за руль! Только позорит и себя и меня!

— Вона в аварии невинна — тормоза здалы.

— Она не виновата! — передразнил Захаров. — Тогда, может быть, я виноват?

— Може буты, — уже насмешливо сказал Тарас.

— Ишь ты! Моралист! Тогда, может, именно меня под суд отдавать надо?

Тарас только усмехнулся. Захаров, почувствовав, что он потерял все преимущества в этом споре, переменил тему:

— Что с Ларисой? Ранена?

— Та ни, тильки испугалась.

— Где-нибудь прячется от стыда?

— Робыть на машини Смирнова. Вин заболел. А стылиться ей нечего. Работает добре.

— Чего это ты её расхваливаешь? Приворожила?

— Дурныцы вы говорите, Иван Михайлович! — резко сказал Тарас, не скрывая своего презрения. — Ваша жена достойна уважения. Це все понимают. Кроме вас…

И, обойдя Захарова как столб, Тарас вышел из гаража и направился к мастерским.

Взбешённый Захаров, как всегда, нашёл выход в том, что заперся в своём кабинете, предварительно зайдя в продуктовую лавку.

Вскоре, багровый и осовевший, он вышел из кабинета и направился в мастерскую.

Гудели станки, шипел воздух в горнах, звенели наковальни. Появления Захарова сразу никто не заметил. Он увидел, что Ильхам склонился над чертежом, замеряя детали и исправляя старые цифры.

— Что ж ты со мной не здороваешься? — мрачно спросил Захаров. — Не приметил?

— Здравствуйте, товарищ Захаров, — спокойно сказал Ильхам.

Главный инженер явно искал повода для скандала, и Ильхам готовился выдержать бурю ругательств и нареканий.

— Конечно, меня лучше не замечать и не считаться со мной, — как бы рассуждая вслух, заговорил Захаров. — Тогда можно и посторонними делами заняться. Поиграть в рационализацию! Так вот, слушай внимательно: никаких изобретений в рабочее время. Есть нормы, есть график — извольте подчиняться! А научные работы будешь вести, когда тебе позволит администрация и твоё образование. А его ещё получить надо! Передай уста Мейраму, что я влеплю ему выговор, если он будет потакать таким затейникам, как ты…

В этот вечер уста Мейрам долго говорил с Соловьёвым, который, зная о работе Ильхама, с недоумением услышал о позиции главного инженера.

— Вот что, — сказал директор напоследок, — вы этого дела не бросайте. А с Захаровым поговорю я.

Когда Байтенов вернулся домой, взволнованная Надя сразу же набросилась на мужа:

— И о чём вы только думаете?! Сегодня вечером

Захаров опять напился, кричал, разбросал всё в комнате, хотел избить Ларису!

— Ого!

— Вот тебе и ого! Он просто негодяй. Его пора обуздать. А вы носитесь с ним, как с гением!

— Кто это мы? — усмехнулся Байтенов.

— И ты и Соловьёв! Нельзя так: если он главный инженер, специалист, так ему всё позволено! Сегодня он оскорбил Ильхама.

— Я знаю, — хмуро сказал Байтенов. — И Гребенюка тоже.

— Что же вы медлите?! — негодовала Надя. — Боитесь?

— Не торопись, Наденька. В партком мы его вызовем. А Лариса-то где?

— Ушла в степь. Пока муж не затихнет… Ты пойми, как ей тяжело сносить всё это. Уйти и то некуда. А жить с ним — каторга! На работе она расцветает, а вернётся домой — поникнет. Посмотришь на неё — плакать хочется.

Байтенов внимательно всё выслушал. Надя успокоилась, принесла ужин. Поев, Байтенов долго сидел за столом, курил. Потом вздохнул:

— Не так всё это просто, Надя. Ну, разойдётся она с Захаровым, а дальше что? Лариса привыкла жить для него. Вот теперь ей и кажется, что всё потеряно. Нет, её тоже лечить надо.

Обычно серьёзный и немногословный Байтенов, встречаясь с Ларисой, приветливо улыбался, расспрашивал о работе, даже шутил, что скоро возьмёт её к себе персональным шофёром — вот только машины у него пока нет.

Как-то после разговора с Надей, остановив Ларису, когда она на своём грузовике выезжала из совхоза, Байтенов попросил подбросить его до опытного поля. В кабине завязался разговор.

— Вы стали совсем другая: загорели, окрепли. Вот только синяки под глазами — спите мало?

— Да. Случается, — сдержанно ответила Лариса.

— Работы много?

— Много, Байжен Муканович. Бывает, что до ночи не вылезаешь из кабины. Вожу камень и лес. А строителям всё мало.

— Знаю. Строители — народ жадный. Но нам от их жадности одна выгода — скорее построят.

Некоторое время они молчали. Лариса напряжённо всматривалась в дымящуюся под ветром дорогу.

— Между прочим, — сказал вдруг Байтенов, — скоро мы будем принимать три жилых дома.

— Да, я знаю, — безразлично ответила Лариса.

— На вашем месте, Лариса Владимировна, я бы подал заявление.

— О разводе? — с испугом спросила Лариса.

— Это вы всегда успеете. А вот комнату вам надо получить. И жить самостоятельно, без принудительного ассортимента.

— Что вы хотите сказать?

— Слушайте, Лариса Владимировна, теперь все знают, какой человек Захаров. Это сначала можно было прикидываться добряком и работягой. Но здесь всё на виду — никуда не денешься. Если вы хотите заново построить свою жизнь, надо расстаться с Захаровым. Пока вы живёте вместе, он будет вас мучить и изводить. Вы много работаете, а отдохнуть не можете: все эти придирки, выяснения, пьяный бред только изводят вас. Зачем вам это? Можно, конечно, любить и пьяницу. Говорят, такое бывает. Но скажите честно: разве вы его ещё любите?

Лариса растерянно молчала. Этот вопрос она старательно отгоняла от себя. Ей казалось, что сказать «нет, не люблю» — значит окончательно порвать с тем, чем она дорожила больше всего: семья, заботы, тревоги о близком человеке.

И странное дело, безжалостный, прямой вопрос Байтенова, вопрос, который должен был бы привести Ларису в смятение, потому что ответить на него — значило окончательно поставить точки над «и», внезапно рассеял все сомнения. Как хирург одним движением ножа рассекает опасный гнойник, так Байтенов этим вопросом освободил Ларису от скованности.

— Вы боитесь ответить? — спросил Байтенов. — Тогда я сам скажу: вы его не любите.

— Да. Я не люблю его. Он причинил мне столько страданий… А временами даже ненавижу.

— Он и нас измучил, — усмехнулся Байтенов, — я думаю, что и мы дадим ему развод. Пусть пишет свою диссертацию в городе. Что здесь, что там — наука от этого всё равно ничего не выиграет… Остановитесь-ка здесь. Посмотрю посевы… А заявление на комнату всё-таки подайте. Я знаю: вы боитесь остаться одна. Но вам никто и не позволит пропадать в одиночестве…

Узнав, что его вызывают в партком, Захаров раздражённо подумал, что сейчас ему будут читать проповедь о семейной жизни, морали, честности и тому подобной чепухе. Какое им дело до того, как он живёт с женой? Кто дал право вмешиваться в личную жизнь? Но если скажешь об этом прямо, так поднимется целая буря: начнут прорабатывать, обсуждать, выносить решение. Нет, придётся повиниться, обещать, что больше это не повторится, и всё такое прочее. Надо сказать прочувственную, самокритичную речь, и всё обойдётся. Ларису, вот ту труднее обломать: надо стать внимательным, ласковым, долго охаживать её, клясться в любви и верности…