Марк Еленин - Семь смертных грехов. Роман-хроника. Расплата. Книга четвертая

— Не так много. Что он приезжий, например. В Париже наездами.

— А откуда?

— Есть несколько версий. Предпочтительной считают балканскую. Белград или София. Возможно, и Будапешт.

— Конкретнее?

— Не могу сказать. Простите, я хотел бы знать немедля. Как вы расцениваете мой вариант сотрудничества? Устраивает он вас, кажется ли перспективным?

— Надо подумать, — протянул Венделовский. — А какие гарантии с вашей стороны? А если все это ложь и мне представится правильней убить вас тут?

— Мне кажется, мы рискуем примерно одинаково.

— Не уверен. Вы, например, уже стали владельцем неплохой виллы. У меня масса только ваших расписок, ваших обязательств по совместной работе. А на деле? Вы при первом случае бежите, сломя голову, и предлагаете свои услуги нашим врагам. Станьте на миг на мое место и скажите: как я смогу контролировать вас?

— Только моей работой. Моими донесениями о всех событиях в их лагере. — Монкевиц начал явно волноваться и сильнее косил — это был известный «0135» признак.

— Знаете, полковник, — сказал он. — Ваша святая простота меня просто обескураживает. В принципе я готов поддержать вашу игру. Но тут нужна мера. И главное — не заиграться. И еще мне нужно добро «Центра» на проведение этой акции. После того, что вы сегодня выкинули, а ваши друзья чуть не отправили меня на тот свет... Простите, но лично к вам я не стал лучше относиться.

— То же самое могут сказать и я.

— В таких условиях совместная работа весьма затруднительна. Я продолжаю делать упор на взаимных гарантиях. Но скажу: не знаю, в чем они могут выражаться. Предложите что-то. Подумайте.

— Речь, насколько я понимаю, может идти о каком-то залоге?

— О достаточно важном для вас залоге. Каков он — это ваше дело, предлагайте. Главное условие — он должен быть действительно дорог вам. Только не надо денег и драгоценностей: нынче они ничего не стоят. — Ну же, полковник. Где ваш гибкий ум, ваша находчивость?

— Не удивляйтесь, сударь, но решение у меня зреет. Дайте еще немного подумать. Кое-какие детали, обстоятельства» связь.

— Часа у вас нет, полковник. Даю вам пятнадцать минут.

— Разговор должен быть абсолютно конфиденциальным. Вы и я. Обещаете?

— Пятнадцать минут обещаю.

— Дело в том, что на вашей территории, то есть в Советской России, в городе Воронеже, живет мой старик-отец. Ему почта восемьдесят. Он разорен. Был акционером банка, являющимся филиалом Петербургской ссудной казны, который вы, — он запнулся, — которую давно национализировали.

— Вынужден перебить вас, полковник. Данные ваши неточны. Ссудная казна была эвакуирована из Крыма и в дальнейшем продана Врангелем англичанам и американцам.

— Возможно. Это история. Я не желаю спорить, да и не время... Я хочу, чтоб вы взяли моего отца под опеку. Платили ему ежемесячное жалованье, пусть мизерное. — Он усмехнулся и повторил. — Приглядывали, то есть наблюдали, а не следили. Разумеется, он не должен ничего знать о наших отношениях. Это непременное мое условие.

— Послушайте, полковник. Значит, вы даете нам адрес отца, пишите письмо ему... Как я понял, вы закладываете своего отца? Что ж, это вполне в вашем духе. Я не удивлен...

Монкевиц вспылил:

— Не смейте упрекать меня, сударь! Вы сами загнали меня в угол. Я не придумал ничего другого — вот моя беда. Еще мне, конечно, вполне можно пусть себе пулю в лоб. Это другой выход.

— Николай Августович, Николай Августович, — укоризненно покачал головой Венделовский. — Где же ваша выдержка профессионала? То, что вы назвали, возможный выход для каждого из нас. И каждый давно готов к нему. Уход за вашим отцом мы обеспечим. Что еще?

— Не знаю, что вы потребуете от меня! Давайте побыстрее подведем итога нашей позорной сделки. Дайте бумагу и перо.

— Вы хотите писать под диктовку? Не надо: смысл вам ясен, Изложите свободнее. Извольте пройти в соседнюю комнату и работайте. Нет, нет! Я уже боюсь, что вы вновь сбежите. К тому же вас встретит там старый знакомый.

— Надеюсь, этот нахал-охранник не будет знать содержания моих расписок? Обещайте мне.

— Не беспокойтесь, его это не касается. — Он постучал костяшками пальцев по двери. Вошел «Фунтик».

— Проводите полковника, товарищ Николай. Он пишет два письма. Положите их в конверты и передадите мне.

«Фунтик» и полковник направились к дверям:

— А где гость? Можете пригласить его.

И тут же вошел Шаброль.

Они посмотрели друг на друга испытующе. И хоть расстались совсем недавно, казалось, «Доктор» прожил несколько лет. В смоляных волосах стала заметна седина, особенно на висках; лицо как-то обострилось, в глазах какое-то тревожное ожидание.

— Что случилось, друг? Я поспешил на помощь!

— И вовремя, Шаброль. Я без тебя не могу принять решения.

Стараясь не упустить ни одной детали, Венделовский рассказал Шабролю обо всем, что произошло после отъезда. И особенно подробно о Монкевице, о его двойной игре.

— Ну что ж! Дело закручиваешь перспективное, — решил Шаброль. — Детали обсудим. Хорошо, хоть не убежал далеко твой полковник. Двойные «игры» при участии одного сотрудника, про которого не всегда знаешь, на чьей стороне сегодня он «играет» — дело не шуточное. Это — первое. Второе. Пока я не представляю, с кем его здесь оставить. Брать с собой в Марсель? Значит, ехать со всей немецкой компанией? Лихо! Надо запросить «Центр».

— А я? Я тоже в Марсель? Или остаюсь здесь, в Париже?

— Нет, милый, нет. Ты в Прагу. Это решено окончательно.

— Жаль, — только и сказал Венделовский.

— У нас в Праге масса проблем. «Цветков» явно не справляется. Чехословакия выходит на первое место в Европе по армии и новой оборонной промышленности. Там завязываются и многие антигитлеровские дипломатические узлы. Крыша у тебя будет надежнейшая — институт. Просто зависть берет.

— Полагаю, мы начинаем действовать на разных направлениях?

— Пора, мой друг, пора! За тобой остается вся разбросанная частями парижская группа, группа «Цветкова», «Фунтик» и его софийские акции. Ну и, конечно, наш друг-полковник. Тут для игр требуется особый человек — жесткий контроль и никакой самодеятельности. Тебе неплохо исчезнуть отсюда побыстрей. Следовательно, тут немедля нужен новый человек из «Центра». Будем думать. До рассвета много времени. Обговорим все. Не часто выпадают нам такие встречи.

— А о бегстве Монкевица ты сообщил в центр?

— К счастью, не успел. Иначе вся игра пошла бы в совершенно ином направлении. Решил повременить до Парижа: как чувствовал, что застану всех в одном гнездышке.

— Расскажи, как устроился, раз бог дал нам свободную минуту.

— О, Марсель — абсолютно бандитский город. Даже представить себе трудно. Порт — трущобы, публичные дома, бандиты, проститутки, сутенеры, воры разных категорий. Есть места, куда и полиция опасается захаживать. Зато как стемнеет, чуть не ежеминутно ревут сирены полицейских машин, за кем-то гонятся. Работать легко и очень трудно. Легко потеряться и уйти от любой слежки. Плохо торговать: вымогатели не дают покоя. Да вообще ковры и антиквариат моей фирмы — не самый ходовой товар в Марселе.

— Так что, закрывать магазин?

— Нет, таких приказов я еще не получал. Вот придется мне брать Монкевица под свое крыло и временно везти в Марсель. Тут и о его отце получим сообщения, и реакцию «Центра» узнаем точно. Может, сочтут в ИНО[2] все наши разработки несвоевременными, излишними, опасными в наших условиях. Да мало ли что! И запретят. Новое начальство приходит. Будем подчиняться и разыгрывать другую партию...

— Ну, а теперь снова о Праге, дорогой мой «доктор». Как жаль мне уезжать из Парижа...

— Конечно, вы тут неплохо устроились, — сказал Шаброль, оглядываясь. — Немало, небось, государственных рубликов потратил, не торгуясь?

— Не переживай, немного. И отчитались сполна. Удобнейшая явка...

— И «эльзасцы» тут как дома себя чувствуют.

— Вилла приобретена на Монкевица. Он теперь — их человек. Пускай живут при надобности. Поместимся как-нибудь. И секретами, надо будет, поделимся.

— Да, Альберт Николаевич. Тут не подкопаешься, — это прозвучало у него как высшая похвала. — Дело провернули замечательно. Поздравляю. Кстати, прими и еще одно поздравление. «Центр» сообщил о награждении тебя орденом Боевого Красного Знамени за образцовое выполнение заданий и проявленное при этом личное мужество.

— А тебя, Шаброль?

— Заодно уж и меня, — отшутился тот. — Жаль, не могут сейчас в Москву вызвать. Но у них родилась идея нас посетить. Организовать встречу в центре Европы, послать к нам крупного руководителя... Так-то, товарищ награжденный.

— Служу Советскому Союзу! — встав и вытянувшись, отрапортовал Венделовский.

— Правильно отвечаешь. Полагается отметить, а? А то я просто погибаю с голоду.

— Прости, ради бога. Я — плохой хозяин. Мой грех, мне срочно исправлять. Ты весь день не ел?! Ох, черт! Таких внимательных хозяев надо безжалостно гнать с работы.