Александр Грог - Время своих войн 1-2

Миру вечно навязывают правила: последними — правила США, но крестьяне, «крестьяне на голову», есть в каждой стране. Отсюда недоумение, и неполная победа партии «французов».

— Чего искали? — удивляется «Третий».

— Чего искали — того нашли! Креста! Креста березового! Крестоносцы, мать их ети! — ругается Леха, имея ввиду прошлых, но и сегодняшних, потому Седой, к матерной речи чувствительный, обходится без замечаний, хотя мог бы — водилось за ним такое — отвесить подзатыльника мужику, не глядя в каком он возрасте: для него все присутствующие, пусть с сединой, пусть с ранами, оставались тем же «пацаньем», которое когда–то обкручивал во Вьетнаме.

— Это в «святую землю» они ходили грабить и убивать, называя это «крестовыми походами». А ходить к нам — грабить и убивать — тогда и теперь называлось: «Дранг нах Остен». Передовой отряд уже здесь — ты телевизор включи! Или тот же интернет, где интернационалисты с национал–онанистами водами исходят — мутят, не хлебни! Козленочком станешь! Извилина! Скажись по этому поводу! Ну, не уроды ли?

— Эту формулу ты и сам способен вывести, — хмыкает Извилина.

Лешка — Замполит тут же выводит, как он умеет, затейливо, но доходчиво.

— Всякая виртуальная сволочь пользующаяся тем, что можно словоблудить без ответственности за собственные слова, мне попросту — «по барабану». Другое дело — словоблуды идейные, если я вижу, что это враг — на службе ли, по собственному почину, иное… а тут, пожалуй, без разницы, если он последовательно пытается уничтожить будущность моих детей и внуков, то здесь, при случае, не откажу себе в любезности личного контакта, и отнесусь соответственно нанесенному мне и стране урону, со всем вытекающим… понятно из кого! Это диктует опыт и убеждения!

— Что диктует? — недопонимает «Третий».

— Маньячество мое! Порезать на куски, и каждый кусок изнасиловать!

И Замполит опять толчет старое, много раз перемолотое. О том, что надо начинать с телевидения — с проштатовского этого обкома, с тех, кто кодирует, с засланцев, с гадов, с проводников идеологии — «жри да сри». Разом начинать зачистку с самого низового уровня и разом с самого верхнего, чтобы сойтись к середке, где, в общем–то, и скопилась основная шваль. И, чтобы не путаться, списки составлять не на тех, кого зачистить, а вовсе наоборот — тех кого сохранить, тех кто в этих поганых условиях человеком пытался остаться… Спохватывался и говорил, что евреев надо делить на жидов и евреев — это разные нации, и что русских пора делить на жидов и русских, и это тоже разные нации, — тут он начинал путаться, поскольку не знал как поделить весь мир…

— Собрать бы, как в том Египте, да и отправить… не скажу куда! Только уже с учетом прошлых исторических ошибок — без всяких откупных, да суточных выданных на сорок или сколько–то там лет. Вот порог, вот семь дорог, чтоб по каждой вело и корчило! Никаких командировочных!

— Вот тебе кукиш, чего хочешь, того и купишь?..

— Именно так!

— Во разошелся! Прямо как… замполит!

— Спасибо на добром слове!

— Это мы не подумавши!

— Как вьетнамские товарищи говаривали? Имя дается к лицу, прозвище — к сути…

— Или к масти! Седой, ты старше всех, скажи слово — чтобы в масть, да к сути.

Седому слово не словцо.

— Подумай. Обдумай. Задумай. А промолвить… Надо ли, стоит ли, к месту ли, к времени?.. Вот и…

— По горшку бы крышечку!

----

ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):

«Суд Барнаула (Алтайский край) признал экстремистским стихотворение барда Александра Харчикова «Готовьте списки!», удовлетворив направленное в порядке статьи 13 закона «О противодействии экстремистской деятельности» заявление прокурора Барнаула. Было установлено, что в тексте стихотворения имеются признаки возбуждения социальной вражды, а также пропаганды исключительности одной партии, ее членов и разделяющих ее взгляды по отношению ко всем прочим, кто подобных взглядов не разделяет.

Эксперты сочли, что неоднократно повторяющийся в стихотворении рефрен «Готовьте списки, готовьте списки!» создает определенный эмоциональный настрой, который призван поколебать общественные настроения. Кроме того, в тексте упоминаются фамилии конкретных лиц, в частности, Романа Абрамовича, Егора Гайдара, Анатолия Чубайса, а также звучит призыв к включению их в «списки» с акцентом на разжигание ненависти или вражды в отношении них. В заключительной части стихотворения в открытой форме звучит призыв: «Не уставайте с врагами драться — в расход предателей!».

Рассматриваемый материал влечет за собой возбуждение социальной, национальной розни и являются способом, побуждающим к совершению экстремистских деяний, содержат призывы к совершению преступлений по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной ненависти или вражды…»

Приложение:

«Народ советский, сыны–славяне!

Пусть до Победы пути неблизки,

Уже сегодня на вражью стаю

Готовьте списки, готовьте списки!

На всех уродов родного края:

Злодеев скользких, мздоимцев низких,

Своих погибщих не забывая,

Готовьте списки, готовьте списки!

На извращенцев ТВ-отряда,

Кто и доныне в истошном визге

Клянёт Россию и славит Штаты, —

Готовьте списки, готовьте списки!

На расстрелявших Совет Верховный

Цепных сатрапов царя Бориски,

На облепивших подножье трона -

Готовьте списки, готовьте списки!

На всех лакеев американских,

На режиссёров демофашистских

Дружков Бжезинских, людей Щаранских -

Готовьте списки, готовьте списки!

На реформаторов — иудократов,

На олигархов — главконгрессистов,

На Абрамовичей и на Гайдаров,

На всех Чубайсов готовьте списки!..

За нашу память, за наши святцы,

За наши звёзды на обелисках

Не уставайте с врагами драться -

В расход предателей! Готовьте списки!..»

(конец вводных)

----

Лешка — Замполит в очередной раз столь яро разошелся не только из–за этого — все много раз выговорено и перелопачено всяко — тема застарелая — просто ему, лучшему пистолетчику подразделений, в последнее время не дают подработать ни в Африке, ни где–либо еще, где «по специализации» можно заработать, на его взгляд, вполне прилично, потому–то и телевизор смотрит больше других, потому–то и «кипятится». Леха «наказан» — на время «отлучен» от дел серьезных. Оттого расстраивается, что и на общий стол не может выложить больше остальных. Леху отстранили на три года за то, что взял «заказ». Сам проговорился — шиканул, бросил, когда пускали шапку по кругу — на сборы, толстенную пачку, в объяснениях — откуда? — путался, и теперь все никак не мог забыть, как тогда на него смотрели: неправильно, осуждающе…

Замполит щупает желтую мозоль большого пальца правой руки — след тысяч отщелкиваний предохранителя.

У Командира не так давно состоялся с ним отдельный серьезный разговор, да и остальных пугал, что таким вот образом — «гуляя по–легкому», без плана, без общей стратегии, без определения точек общего смысла, и разваливаются боевые группы, превращаясь в дешевку или даже уголовные… В ком стыд, в том и совесть. Стыдил сильно, выкручивал члены совести на все лады. Потом на другое давил, про то, что, случалось, и раньше не допускали Леху «до горячего», так это не по недоверию — а не надо было так, вдруг, «строгать» столько детей.

Действительно, тут Лешка несколько погорячился… У него пятеро! Правда, не все от одной. Но эта причина не слишком уважительная. Даже совсем неуважительная. На такое нельзя сквозь пальцы. Дети! Мельком слышал, как Извилина говорил «Первому»: «Дети смелости не прибавляют!» Отсюда и «семейный фонд», куда каждый вносил «по возможностям». Воевода внушал вроде бы умное, к месту; что осознать надо бы ответственность профессии — у смерти ходишь в поводырях, а она косит без разбора — на кого детей оставишь? Это раньше все заботы на себя государство брало, а теперь кинет и не поперхнется… Все по делу, а Леху другое щемит…

Есть профессии в которых бессмысленно задаваться — что будет с тобой, к примеру, через год. Планов на будущее строить нельзя. Думать о плохом — плохое приманивать, думать о хорошем — опять же плохое приманивать — сглазить можно. Лучше вовсе не думать о том, что случиться может. Живи днем, радуйся дню. Живи ночью — радуйся ночи. Считай — вдвое живешь, насыщено, не планктоном… Есть контракт и лады! Твой контракт — не на тебя, ты пока… Потому как есть два высших контракта: рождение и смерть. И человеческая жизнь — ничто иное, как литературная пауза между двумя — та самая пауза, в которую ты волен вложить любое содержимое.

Никто не обременял себя работой, с которой нельзя порвать в 24 часа, потому ни привлекательнейшие должности, ни ставки, ни «почтительное» отношение начальства или коллег — все оставляло их равнодушными. Однако, с удовольствием брались за единовременные, либо сезонные «не божьи» контракты, в которых можно было повысить собственную квалификацию. А Лехе с недавнего оставался только «тир». Правда, здесь, на «сборах», можно было оттянуться по самой полной. Соорудили особую «тропу стрелка», которую Седой, как может, поддерживает в рабочем состоянии, время от времени, внося что–то свое. Седой когда–то сам был неплохим пистолетчиком, но без постоянной практики захирел, а с Лешкой — Замполитом никто сравняться не может. Не левша, но одинаково хорошо стреляет с обеих рук, мыслит едва ли не со скоростью пули, переферийка развита как ни у кого другого — кажется, затылком видит. Не раз имели возможность убедиться, с пистолетами в руках становился иным, уже не Лехой, любящем поболтать о всяком, не «Балалайкой», не «Щепкой», а тем самым легендарным «Два — Двадцать», под чьим именем его и знают в мире пистолетчиков, чью работу когда–то снимали на камеры, да крутили в классах огневой подготовки в качестве учебного материала, и многие тогда подумывали, не монтаж ли это, да гадали, чье лицо скрывает вязаная маска…