Идеальный план - Лиз Томфорд

успокаивать, напоминать, насколько он желанен, пока ему больше не придется в этом сомневаться.

Может быть, слова признания – это его язык любви. Может быть, сейчас самое подходящее время. Не знаю, права ли я, но я буду отдавать ему всю себя, пока Райан не поймет, как сильно я его люблю. Как сильно мне нужно его сердце, а не его имя.

Хотя в один прекрасный день я бы не отказалась и от имени.

Только в середине первой четверти я могу собраться настолько, чтобы выйти из туалетной комнаты. Мои глаза покраснели, лицо опухло до такой степени, что невозможно скрыть, как сильно я плакала. Мой макияж полностью стерся, но если мне захочется, я переделаю его перед полетом.

Райан замечает меня, как только я сажусь. Его брови нахмурены, но взгляд мягок, а вокруг него кипит игра. Сидя на первом стуле после тренерского штаба, он наклоняется вперед, упираясь коленями в локти, как и остальные ребята на скамейке запасных, но, в отличие от них, он не наблюдает за разворачивающейся перед ним игрой.

Я слегка улыбаюсь ему, чтобы успокоить.

«Ты в порядке?» – произносит он одними губами с другого конца зала.

Кивнув, я снова улыбаюсь, сдерживаясь, чтобы не закричать во всю глотку «Я люблю тебя!», не сказать ему это в ответ. Я хочу сказать ему это, когда буду стоять прямо перед ним. Хочу, чтобы он видел это в моих обыденных поступках. Хочу, чтобы он почувствовал намерение, стоящее за этими словами.

Райан прикусывает нижнюю губу, как будто ему хочется сказать больше, но снова сосредотачивается на игре.

В перерыве я быстро отправляюсь в аэропорт, зная, что чем скорее я вернусь в Чикаго, тем скорее смогу все ему рассказать.

32

Райан

Я трус.

Я несколько дней избегал звонков Инди, не в силах найти в себе силы ответить, зная, что есть шанс, что она звонит, чтобы сказать мне, что вернулась к своему бывшему, который не заслуживает даже находиться с ней в одной комнате.

Но встреча с ней два дня назад, когда она сидела на площадке во время моей игры, стала достаточным напоминанием о том, что мне нужно собраться с духом и прямо сказать о своих чувствах. Даже если она не захочет остаться со мной, даже если она решит вернуться к той жизни, которая была у нее до меня, я не смогу жить спокойно, не сказав ей, насколько она важна. Как для меня, так и для всего мира.

Инди романтик.

Она этого заслуживает. Заслуживает, чтобы громко заявить о любви к ней. Заслуживает, чтобы ее любили так, как она хочет.

И если я могу на мгновение побыть тщеславным, она заслуживает, чтобы я ее любил.

Я буду ставить ее на первое место. Подарю ей жизнь, о которой она всегда мечтала. Позабочусь о том, чтобы она знала, какая она особенная, и ей не нужно устраивать шоу для всех остальных. Мне нравится ее взбалмошность и эмоциональность. Нравится ее склонность устраивать беспорядок.

Но, конечно, у меня не хватило смелости сказать все это, потому что я боялся, что ответом мне станет то единственное, что сломает меня.

Были ли слезы, которые она пролила, когда торопилась в туалет на моей игре, вызваны чувством вины, осознания, что, когда она порвет со мной, будет чертовски больно? Неуверенность, давящая мне на грудь, кричит, что так оно и есть.

Я должен был помешать ей заговорить с ним. Должен был напомнить ей, что потребовалось ее отсутствие в его жизни, чтобы он понял, каким даром обладает, в то время как именно ее присутствие в моей жизни открыло мне глаза на все, чего я когда-либо хотел.

Инди уехала на свадьбу своих друзей вчера, вернувшись в Чикаго на день раньше меня. Репетиция ужина состоялась вчера вечером, и я не теряю надежды, что был слишком труслив, чтобы сказать ей, как много она для меня значит, прежде чем она провела целый день с Алексом.

Как будто мне нужно было что-то добавить к охватившей меня тревоге.

Поездка в загородный отель, где проходит эта свадьба, заняла у меня два часа, и я чуть не опоздал из-за приема у физиотерапевта. Но хорошая новость заключается в том, что на следующей неделе я могу приступить к тренировкам низкой интенсивности, и если все пойдет хорошо и мое колено продолжит заживать должным образом, вскоре после этого я вернусь на площадку.

Несколько свадебных гостей быстро пробираются мимо моей припаркованной машины, торопясь в отель, боясь опоздать. Я же остаюсь сидеть в своей «Ауди», делая глубокие вдохи и пытаясь успокоить нервы. Я не дал Инди шанса сказать мне, что она не хочет, чтобы я был здесь, так что я действительно понятия не имею, во что ввязываюсь.

Меня всего пронизывает желание дать задний ход и убраться отсюда, но мы заключили сделку. Я буду ее кавалером на этой свадьбе, и хотя, возможно, я больше ей не нужен, чтобы доказывать свою правоту или убеждать ее друзей, что у нее все в порядке, я пообещал прийти. Я всегда буду выполнять данные ей обещания, даже если не буду нужен ей так, как она нужна мне.

Опустив голову, я прохожу через вестибюль отеля и направляюсь в один из больших банкетных залов в задней части здания. Возможно, я прибуду последним гостем, и все уже будут на своих местах, когда я попытаюсь прокрасться внутрь.

Но нет.

Те немногие гости, которые замечают меня, когда я вхожу, быстро говорят об этом соседям, и не успеваю я опомниться, как все взгляды устремляются на меня, стоящего в глубине банкетного зала.

Ненавижу это.

Под перешептывания я проскальзываю в предпоследний ряд, надеясь спрятаться. Здесь так много людей, людей, которых я не знаю, людей, которые следят за каждым моим движением. Люди, которые не Инди и не приносят мне такого спокойствия, как она. Постукивая носками ботинок, я опускаю голову, притворяясь, что перечитываю свадебную программу, которую держу в руках, и пытаясь заглушить шум нарастающих приглушенных голосов.

Музыка меняется, и толпа сразу же рассасывается, внимание возвращается к настоящей причине, по которой все здесь собрались.

Входят друзья жениха, и среди них я сразу же замечаю его. Светловолосый кусок дерьма, который не смог смириться с тем, что его девушка умнее его. Парня, который заставил ее поверить, что с ней что-то не так, что ее слишком много.

Того самого парня, который доставил лучшее, что когда-либо случалось со мной, прямо к моему порогу.

На его лице блуждает самодовольная улыбка, и я не могу понять, то ли он от природы такой раздражающий, то ли он высокомерно вернул себе ту, которая вообще не должна была ему принадлежать.

Затем открываются другие двери, и