Так далеко - Сильвия Дэй

Он обнял меня в ответ, запутавшись рукой в моих волосах.

– Не вызывайте подозрений у парня Кэтрин, – велела я им, направляясь к двери. – Мы ведь не хотим, чтобы Кристиан подался в бега. Он может быть полезен.

Я помню выражение лица Витте перед тем, как за мной закрылась дверь. Теперь он видит настоящую меня, но не судит строго. В конце концов, нам с ним будет что обсудить, если мы переживем этот день.

Но сейчас я не могу думать об этом. Пока лифт поднимается в пентхаус, я достаю телефон и звоню Рохелио.

– Лифты работают.

– Я слышал, как они снова включились. Уже захожу в один. – К нему вернулся голос, и звучит он мрачно. – Они не могли, мать твою, починить их до того, как я поднялся на шестьдесятый этаж?

– Ты молодец. Увидимся через минуту. – Я завершаю разговор и нетерпеливо притопываю ногой. Стоять на месте и ничего не делать – это медленная смерть.

Когда двери лифта открываются, я уже готова выскочить в вестибюль, но я вижу ужасную картину.

– Господи, – бормочет Кейси.

Мы подходим к двум лежащим на полу охранникам и проверяем пульс, но по количеству крови и положению их тел уже понятно, что не стоит питать особые надежды. Ужасно найти их и понимать, как тяжело их смерть отразится на Рохелио. Скоро он поднимется сюда, и мне мучительно осознавать, что моя мать снова причинила ему боль.

Поднявшись на ноги, я обхожу тела, открываю дверь и вхожу в пентхаус. Внезапно тревога и терпение рассеиваются, словно я попадаю в эпицентр урагана, становясь более сосредоточенной и настороженной. И сразу же ощущаю слишком знакомое притяжение. Это ты, любовь моя? Это она? Возможно, вы оба вместе в первый и последний раз.

Я тихо пробираюсь на кухню за ножом, которым не собираюсь пользоваться. Я не смогу. И уже знаю это. Я могу притворяться и блефовать, и она разоблачит мою игру, но, может быть, мне удастся выиграть время, чтобы ты сбежал. Это крошечная надежда, но она все, что у меня есть.

В пентхаусе слишком тихо. Даже когда Витте нет дома и я читаю в одиночестве, здесь всегда присутствует некий фоновый шум. Ветер неистово раскачивает небоскреб. Он скрипит и жалобно стонет, словно любовник, молящий о пощаде от страсти. Но гробовая тишина кажется неестественной. Даже крики или потасовка были бы желанными признаками жизни.

Я выхожу из кухни и кружу по дому. Прохожу мимо спальни Витте, минуя другие комнаты и свой кабинет. Заворачиваю за угол и приближаюсь к библиотеке.

И тут слышу рыдания.

Я срываюсь на бег, стараясь двигаться бесшумно. На полной скорости заворачиваю за угол и плавно притормаживаю на скользких полах, обшаривая взглядом комнату.

Дариус лежит на полу. Алия на коленях рядом с ним, всхлипывает и прижимает сложенное полотенце, вероятнее всего, к ране в животе. Я ищу тебя, кровь шумит в ушах.

– Кейн!

Алия вздрагивает, напуганная моим криком.

А вот и ты, быстро встаешь из-за кресла, которое тебя загораживало. Ты прижимаешь к уху телефон, но протягиваешь мне другую руку. Я бросаюсь к тебе, голова кружится от облегчения, но тут замечаю глубокую рану на твоей груди, которая так сильно кровоточит, что твои джинсы уже пропитались кровью.

– Ты ранен!

«Я в порядке», – произносишь ты одними губами, когда я хватаю твою протянутую руку. Ты крепко, ободряюще сжимаешь мои пальцы.

– Она уже здесь, – говоришь ты в трубку.

Затем киваешь в сторону камина, выражение твоего лица становится крайне мрачным.

Я вижу полосу красной ткани на ковре.

– Мама! – Я опускаюсь рядом с ней, нож со звоном ударяется о мраморный камин, когда я беру ее за руку. Она почти так же холодна, как охранники, которых она оставила в вестибюле. Ее когда-то загорелая кожа стала мертвенно-бледной, и на мгновение мне кажется, что она умерла. Угрозы больше нет.

Но затем она медленно моргает, и ее взгляд скользит по мне.

В голове не укладывается. Она выглядит такой красивой, будто легла вздремнуть, но в то же время застывающая лужа крови под ее головой свидетельствует о горькой правде. Она лежит неподвижно, ее грудь едва поднимается и опускается.

– Арасели, – шепчет она. Ее сотрясает сильная дрожь.

– Я здесь, мамочка. – Наклонившись, целую ее в лоб, затем прижимаюсь щекой к ее щеке. – Я люблю тебя.

– Моя драгоценная девочка. – Ее слова, словно легкая дымка, долетают до моего уха.

Я выпрямляюсь, вглядываясь в ее лицо. Она выглядит умиротворенной, черты ее лица мягки. Безумный огонек в сияющих глазах исчез. Я снова вижу свою мать и всхлипываю, стараясь изо всех сил скрыть от нее свою боль и горе.

Сжимая безвольную руку, которая когда-то расчесывала и укладывала мои волосы, я убираю пряди парика с ее лица, аккуратно укладывая их.

– Я знаю, у тебя все будет хорошо, – говорит она мне очень тихо, едва шевеля губами. – Скоро ты… убьешь его.

Я отшатываюсь от нее, ужасаясь ее последней мысли.

Она нежно улыбается и не сводит с меня взгляда, пока жизнь покидает ее. По телу пробегает сильная судорога. Затем она умирает.

Мои пальцы дрожат, когда я закрываю ей глаза. Затем опускаю голову и всхлипываю.

Я чувствую, как ты приседаешь рядом со мной.

– Сетаре…

Отпустив ее руку, я бросаюсь в твои объятия.

– Прости, – говоришь ты мне, уткнувшись носом в мои волосы.

– Она бы не остановилась. Никогда. Это был единственный способ все закончить.

– Дариус защитил меня от нее. – Твой голос дрожит. – Он серьезно ранен, но все равно боролся за меня. Я не знаю, выживет ли он.

Отстранившись, я смотрю на Дариуса с благодарностью и раскаянием. Затем встречаюсь с тобой взглядом.

– Ты вызвал помощь?

– Витте вызвал частную машину скорой помощи, она уже в пути.

Я обхватываю твою щеку ладонью.

– Тебе придется спустить его на лифте в гараж. Парамедики не смогут сюда подняться. В вестибюле мертвые охранники. Рохелио и один из его людей здесь, они могут помочь донести Дариуса. – Ты делаешь глубокий вдох, обдумывая мои слова, затем киваешь. – Кейн, ты должен поехать с ним, – настаиваю я. – Вам обоим требуется экстренная помощь.

– А ты что собираешься делать?

– Приберусь. Нельзя, чтобы мою мать тут нашли. Ты это знаешь. Дариус совершил целый ряд грехов, но ее смерть не входит в их число. И о ее связи со мной никто никогда не узнает.

Ты прижимаешься к моему лбу своим, наше дыхание смешивается. Положив ладонь на затылок, ты крепко обнимаешь меня. Я испытываю крайнее изнеможение и облегчение: наконец-то бремя