Между нами. На преодоление - De Ojos Verdes

момент, аккуратно шевелю ноздрями, вбирая запах его свежей кожи после принятого душа, и этот неразбавленный запах сейчас ярче, сильнее. — И не скажешь, что давно уже дедушка и бабушка.

— Мне тоже было восемнадцать, когда женился в первый раз, а жене — семнадцать. Отцу сорок исполнилось уже после рождения Ника. Я думал, тоже к этому возрасту стану дедом, но мой парень сломал систему. Может, Платон продолжит традицию раннего отцовства, но к тому времени я уже точно смогу претендовать на звание деда.

— Вы все женились по любви? — вылетает из меня вопрос, спонсированный невесть откуда взявшейся острой ревностью.

— Родители — да. Я сначала — по наивности, во второй раз — по глупости. Ну, может, третий раз как-нибудь в будущем выйдет по любви, — заканчивает довольно резко и отходит, разрушая крохотный контакт между нами.

Я давлюсь вдохом, и воздух застревает в груди.

Как-нибудь в будущем? Это мне открытым текстом заявляют, что мой поезд ушел, да?..

Бережно возвращаю фотографию на место, быстро-быстро моргая, чтобы отогнать подступившие слезы. Сцепляю зубы, злясь на свою неуместную слабость. Я же знала, что легко не будет.

— Мироша, садитесь за стол! — причитает хозяйка дома.

Устремляясь за её голосом, с ноткой грусти слежу за тем, как расставляет дымящееся жаркое и ассорти овощей на гриле. В комнату заходит и отец семейства, неся корзинки с хлебом. Меня на долю секунду выбивает из равновесия эта картина, до дрожи просто. А потом я ловлю серьезный тяжелый взгляд Ольховского-старшего и ежусь от холода.

— Не познакомишь нас? — интересуется мать Мира, садясь напротив меня.

Я непроизвольно напрягаюсь. Вот и загубленное в зародыше знакомство с родителями…

Мы расселись крест-накрест. И необходимости прятать глаза от мужчин нет. Свободно смотрю перед собой. Разглядываю визави. Такая она милая, ну солнышко. Ни одной её черты не передалось сыну. А ведь тоже красавица с убранными в элегантный пучок темными волосами, правильными линиями, глубокими карими глазами и пышущей здоровьем кожей.

Никогда в жизни не сказала бы, что ей почти шестьдесят пять.

— Аделина, — басит Ольховский индифферентно, параллельно накладывая себе еду. — Соседка моя бывшая. И по совместительству один из постоянных клиентов. То есть, наша ферма — поставщик в ресторане, где она работает. Мои родители, Надежда Ивановна и Виталий Ильич. Основатели этой самой фермы.

— Какое красивое имя у тебя, девочка моя… — восторгается Надежда Ивановна.

Не подозревая, что в данную секунду, больно-пребольно сжимая пятерней собственное колено под столом, я стараюсь не рассыпать осколки своего треснувшего сердца.

Соседка бывшая. Постоянный клиент.

Мстительный ты сукин сын…

49. Обломки моего собственного счастья

Что делаю я, тридцатичетырехлетняя разумная женщина, устроившая бедлам? Продолжаю отжигать.

— Спасибо, — улыбаюсь через силу Надежде Ивановне и берусь за вилку, с энтузиазмом нападая на содержимое своей тарелки. — Да, так совпало, что несколько месяцев мы были соседями. Но, конечно же, сюда я приехала исключительно по делам ресторана.

В любой другой ситуации, я уже умотала бы, поджав хвост и воя от обиды. Никогда бы не позволила себе открытой издевки в голосе и вальяжных взглядов в сторону Ольховского. Да что там, я бы и кусок не проглотила в чужом доме, просто не смогла бы под таким пристальным вниманием притронуться к еде. Плюс после того, как устроила забег на глазах у сидящих рядом мужчин.

Но сейчас... злая, задетая и пославшая приличия к черту, я зачерпываю жаркóе и пускаюсь в гастрономическое непотребство, издавая почти стонущее «М-м-м...».

— Мы именно так и поняли, — обращается ко мне Виталий Ильич, своей проницательностью мигом сбивая с настроя. — Что дела ресторана не терпят отлагательств.

Он произносит это с невозмутимостью чопорной светской персоны, но вдруг... каким-то неуловимым выражением в глубине взгляда дает четкий сигнал, что — на моей стороне. Что одобряет. Что поддерживает.

И во мне вспыхивает столько ответной благодарности, что рот сам собой расплывается в широченной улыбке. И будто крылья расправляются.

Я меняю тактику. Вычеркиваю Мирона из своего поля зрения и сосредотачиваюсь на общении с его родителями. Мы втроем игнорируем злопамятную сволочь, и через какое-то время я ловлю себя на мысли, что... по-настоящему наслаждаюсь беседой. Смеюсь, расспрашиваю с интересом, сама отвечаю на вопросы.

Ольховские — безумно энергичные, активные, подкупающие люди. Казалось бы, всю жизнь в деревенских условиях, далеки от общественных рамок, но именно они — эталон такта, искреннего добродушия и благородной простоты.

За время обеда я узнаю, что после того трагичного пожара, о котором когда-то упоминал Мир, они всё потеряли. Но не отчаялись. Начали с нуля, постепенно своим трудом наладив мелкое производство, и многим позже, когда сын вырос и примкнул к детищу, его удалось развить до нынешних масштабов.

Восхищаюсь молча. Радуюсь за них. Редкий пример семейной сплоченности. Эти люди объединились, создали дело всей жизни, взаимодействуют с любовью и уважением.

Тоскливо ноет в груди, что в моей семье обратный расклад.

— Мы уже поедем, — внезапно подает голос Мирон, и меня накрывает паникой.

Неосознанно направляю на Надежду Ивановну просящий беспомощный взгляд, сама даже не зная, о чем прошу. Малодушно, но всё же.

— Может, сегодня переночуете здесь? Мы с Аделиной найдем чем заняться, пока ты будешь занят.

У Ольховского случается приступ дикой обескураженности, он хмурится и смотрит на мать с непониманием — в смысле, с какой стати человек, которого ты знаешь всего полтора часа, должен ночевать у тебя дома, женщина?..

— Нет, — отрезает черство. — У меня дела в городе, Аделину как раз закину по пути.

Это получается, мы останемся с ним наедине? С этим холодным безразличным хамом?

Я не хочу!

Здесь уютно и безопасно, чудесная атмосфера, прекрасные люди... А там, за стенами, мои надежды будут стерты в прах...

— Я переоденусь.

Обреченно встаю и плетусь к прачечной. Когда возвращаюсь, в гостиной застаю только домработницу, убирающую со стола. Уже в коридоре ко мне выходит Надежда Ильинична с увесистым пакетом:

— Я тут наложила тебе немного... Ты в следующий раз предупреди, я хоть пирог свой фирменный испеку, посидим нормально.

Умиляюсь. Теплом обдает, аж зарыдать хочется.

Я не так оптимистично настроена, ее сын вполне ясно дал понять, что видеть в своем доме не особо желает. При таких исходных