Из Лондона с любовью - Сара Джио

– своим счастьем. – Она вздыхает. – Но потом появилась ты, и ты, милая, стала ее светом в окошке.

Я прокручиваю эту мысль в голове, чувствуя, как земля на мгновение закачалась. Если бы она выбрала другого мужчину – Эдварда, – то была бы счастлива, а я…

Милли кладет руку мне на плечо.

– Извини. Тебе, должно быть, очень тяжело это слышать, но разве ты не видишь, что в этом есть и своя красота?

Я качаю головой. Какая там красота! Я вижу одну только горечь.

– А больше всех на свете, моя дорогая, она любила тебя.

Я прислоняюсь спиной к краю прилавка, осознавая серьезность слов Милли. Я хочу ей верить, но это так трудно.

– Если это правда, скажи мне вот что: как можно бросить человека, которого любишь больше всего на свете?

Милли открывает рот, но не произносит ни слова: может быть, объяснения нет, а может быть, в этой истории есть что-то еще, чего она просто не хочет рассказывать.

Я качаю головой: как в этом разобраться? Хорошо бы мама была здесь, чтобы хоть как-нибудь – как угодно – объяснить, почему она так внезапно ушла из моей жизни. Но если она не может дать мне ответов, в которых я так нуждаюсь, вдруг их может дать тот человек, которого она любила?

– Милли, а этот Эдвард… все еще в Лондоне? Они соединились, когда она вернулась сюда?

– И да, и нет. Он в Лондоне, но, боюсь, у них так и не было такой возможности. К тому времени он женился, у него была семья. – Ее глаза смотрят отстраненно. – Этот вариант отпадал.

Я киваю. Мне хочется узнать больше о человеке, которому принадлежало мамино сердце.

– Каким он был, кроме того, что ты мне уже рассказала?

– Ну, – начинает она. – Насколько мне известно, он был успешным бизнесменом и преданным отцом. Спустя годы после того, как Элоиза с твоим отцом уехали в Калифорнию, я однажды видела, как он вез детскую коляску в Риджентс-парке. – Она улыбается. – Элоиза рассказала мне об… интересной татуировке у него на плече.

– Татуировка?

– В виде скрипки.

Я склоняю голову вправо.

– Он что, играл?

Милли качает головой.

– Вообще-то это довольно забавно. Твоя мама рассказала, что он сделал татуировку, чтобы всегда слышать «музыку в ушах».

– Зависнешь дома, подруга? – спрашивает Лайза, когда мы вместе поднимаемся наверх в мою квартиру.

– Да, наверное. Мне просто… многое нужно обдумать. – Я опускаюсь на диван, она садится рядом.

– Понимаю, – отвечает она. – И сочувствую. Если тебе от этого станет легче, то в двадцать три года я узнала, что у моей мамы десять лет был роман с одним учителем из моей начальной школы. Неким мистером Хартли. Это было непостижимо. Дело в том, что этот тип имел привычку, сидя за столом, подстригать волосы в носу.

Я смеюсь.

– Серьезно, брал ножницы из коробки для рукоделия и совал прямо в нос. Ужасная гадость. До сих пор не пойму, что мама в нем нашла. – Она улыбается, но тут же снова становится серьезной. – Послушай, Вэл, есть кое-что еще об… Эдварде, чего Милли не сказала, потому что она… не знает.

– Что же?

Лайза делает глубокий вдох.

– Перед смертью Элоизы он… навещал ее. Прямо здесь.

– В самом деле? Откуда ты знаешь?

– Потому что видела, как он поднимался и спускался по лестнице. Он приносил ей еду навынос, цветы, даже водил ее в парк. – Она изучает мое лицо. – Однажды, когда я пришла проведать ее, она рассказала мне, что его зовут Эдвард и что она встретила его целую жизнь назад. Она выглядела такой счастливой.

– Лайза, почему ты мне не сказала?

– Извини, – говорит она. – Я не пыталась ничего скрывать, просто… не хотела тебя расстраивать.

Я киваю.

– Но почему мама скрыла это от Милли? Странно. Они же были близкими подругами.

Лайза пожимает плечами.

– Понятия не имею. Знаю только, что Элоиза попросила меня сохранить ее тайну, и я так и сделала. – Им осталось не так много времени до ее смерти, но он бывал здесь каждый день. Милли правильно его описала. Он замечательный человек.

– Мне нужно с ним встретиться, – говорю я. – Ты можешь мне помочь?

– Увы, нет, – говорит она. – Я не знаю, где он живет, и даже как его фамилия.

– Спрошу у Милли.

– Попробуй, – отвечает Лиза. – Но если твоя мама не хотела, чтобы она знала об их последних встречах, то, возможно, это не лучший вариант. Я имею в виду, зачем ей скрывать нечто столь грандиозное от ближайшей подруги, если на это не было очень важных причин?

– Да нет, я не расскажу Милли об их воссоединении, просто спрошу, не поможет ли она найти его. Фамилию она наверняка знает.

Лайза пожимает плечами.

– Может, знает, а может быть, и нет. Милли у нас…

– Крепкий орешек, – говорим мы хором и смеемся.

– Как хорошо, что ты не просто арендатор, но и друг, – говорю я ей. – На лучшее я и надеяться не могла.

Она улыбается.

– А теперь расскажи-ка, что у тебя сегодня за важный вечер.

– В семь я встречаюсь с Дэниелом в Королевском автомобильном клубе. С нами будет еще одна пара – его старый друг с девушкой.

– О-ля-ля, – говорит Лиза. – Двойное свидание! Непременно надень свое лучшее платье и какое-нибудь из маминых ожерелий.

– А туфли? – спрашиваю я.

– Можешь взять мои черные «лабутены».

– Ну, не знаю, – говорю я. – На шпильках я как корова на льду.

– Уж послушай личного помощника, – заверяет она меня. – Королевский автомобильный клуб – самое подходящее место для шпилек, вот увидишь.

Таксист, не преминув перед этим обратить мое внимание на Даунинг-стрит, 10, высаживает меня у величественного входа в Королевский автомобильный клуб, где ждет Дэниел.

– Я так и знал, что ты придешь на пять минут раньше, – говорит он, приветствуя меня быстрым поцелуем, который, как ни странно, уже кажется мне чуть ли не привычным. – Выглядишь просто восхитительно.

Если я выгляжу восхитительно, то он выглядит потрясающе в своем сшитом на заказ синем костюме и узорчатом галстуке. Брючный ремень идеально сочетается по цвету с мокасинами, и я не могу не подумать о женщине, которая научила его подбирать одежду так безупречно.

Он берет меня за руку и ведет внутрь, в просторное фойе с огромной хрустальной люстрой. Лайза права. Женщины здесь одеты элегантно, и туфли на шпильках – как раз то, что надо, хотя и жмут во всех мыслимых и немыслимых местах.

Клуб выглядит одновременно чужим и знакомым, как будто я видела его однажды во сне или, может