Возвращение - Николас Спаркс

– Как думаете, тут больше приезжих или тех, кто отсюда родом?

– Наверное, поровну, – пожала плечами девушка. – А почему вы спрашиваете?

– Просто стало интересно.

Когда официантка ушла, я наклонился к Натали и полюбопытствовал:

– Что это было?

– Да так, собираю сведения, – объяснила она. – Вдруг пригодятся?

Я расстелил на коленях салфетку.

– Натали, хочу, чтобы ты знала: я очень тебе благодарен за то, что ты со мной поехала и заранее договорилась с полицией и шерифом.

– Не за что.

– А еще я удивлен, что тебя отпустили с работы.

– Я взяла пару дней отпуска, – призналась Натали. – Все равно их не на что потратить. Я нечасто куда-то выбираюсь, разве что к родителям на побережье. Мне у них нравится, но если приезжаю надолго – начинаю сходить с ума. – Она тряхнула головой. – Прости. Ты, наверное, решил, что я эгоистка.

– Вовсе нет.

– Твои родители умерли, а я…

– У меня свои трудности, у тебя – свои, – улыбнулся я.

Снова пришла официантка – принесла напитки. Пригубив пиво, я нашел его очень вкусным.

Натали рассеянно водила пальцем по бокалу, словно о чем-то размышляя.

– Извини, – опомнилась она. – Задумалась.

– Не поделишься?

– Да так, мысли о жизни. Ничего особенного.

– Я бы с удовольствием послушал. – Уловив в ее взгляде сомнение, я прибавил: – Честное слово.

Глотнув вина, Натали рассказала:

– В первый год после свадьбы мы с Марком поехали в Блоуин-Рок[56]. Провели выходные в чудесной маленькой гостинице, выбрались в горы, накупили безделушек в антикварном магазине. В те дни я то и дело ловила себя на мысли, что моя жизнь сложилась так, как я мечтала.

Я внимательно на нее посмотрел.

– Что ты будешь делать?

– Ты о Марке? – спросила Натали и, когда я кивнул, ответила: – Буду жить, как раньше. День за днем.

– Разве это справедливо? – возразил я. – По отношению к тебе?

Натали горько усмехнулась:

– Скажи мне, Тревор: жизнь вообще бывает справедливой?

Приступив к ужину, мы перешли на темы попроще. Обсудили Келли, в который раз недоумевая, отчего она упорно скрывает правду о семье. Затем я рассказал Натали, что делал после нашего расставания. Поведал о своем решении не продавать дедушкин дом, о планах на ремонт; показал фотографии квартиры в Балтиморе. Речь зашла и о грядущей учебе в резидентуре. Я умолчал лишь о трудностях, с которыми столкнулся, когда Натали со мной порвала. Не хотел давать ей лишний повод себя корить.

Мы решили обойтись без десерта. Оплатив счет, я вышел вслед за Натали на вечернюю улицу. Немного похолодало; на угольно-черном небе мерцали звезды. Город замолк и обезлюдел; тихий шелест листьев напоминал шепот матери, баюкавшей дитя.

– Я ведь так и не ответила на твой вопрос, – произнесла в тишине Натали.

– На какой?

– Ты спрашивал, справедливо ли вот так ставить свою жизнь на паузу. Я не сказала, что думаю на самом деле.

– Мне показалось, ты ответила ясно.

Натали с грустью улыбнулась.

– Иногда не все так плохо. В кругу семьи я порой забываю о том, в каком положении оказалась. Когда кто-то – мама или папа – рассказывает смешную историю, и все вокруг хохочут, довольно легко притвориться счастливой. Но уже через миг снова накатывает тоска. Реальность всегда со мной, как ее ни прячь… Я понимаю: нельзя смеяться, ведь это значит, что я забыла о Марке. Я постоянно думаю, что недостойна счастья, что не должна ничего менять.

– Думаешь, Марк хотел бы для тебя такой судьбы?

– Нет, – твердо сказала Натали. – Конечно, не хотел бы. Мы даже об этом говорили. Не о такой ситуации, а о том, что будет, если кто-то из нас погибнет – например, в автокатастрофе. Иногда тянуло поговорить по душам, поиграть в дурацкие «что, если…». Марк каждый раз повторял, что хотел бы для меня счастья – новой любви, замужества. Правда, затем предупреждал: только не смей влюбляться в нового мужа сильнее, чем когда-то в меня!

– По крайней мере, честно, – усмехнулся я.

– Ага, – кивнула Натали. – Но я теперь не знаю, стоит ли следовать его наказу. Совесть требует, чтобы я сидела с мужем как можно дольше – бросила работу, навещала его каждый день. Ведь именно так нужно поступать, если близкий человек болен? Однако на самом деле я совсем не хочу такой жизни. Когда я иду к нему в больницу, какая-то частичка меня умирает. Затем я корю себя за малодушие, собираюсь с силами и делаю то, что должна.

Натали посмотрела себе под ноги.

– Так трудно – не знать, когда все это закончится и закончится ли вообще, – продолжала она. – Люди в вегетативном состоянии порой живут десятки лет. Как мне тогда быть? Мне еще не поздно завести детей… или правильнее отказаться? А как же другие вещи, которые наполняют жизнь смыслом? Объятия любимого, поцелуи? Их я тоже лишена навечно? И мне суждено жить в Нью-Берне до самой смерти – его или моей? Не пойми меня неправильно – я очень люблю Нью-Берн. И все же порой мечтаю совсем о другом – о Нью-Йорке, Майами, Чикаго, Лос-Анджелесе. Я всю жизнь провела в Северной Каролине. Разве я не заслуживаю выбора?

Мы подошли к отелю, у дверей Натали задержалась.

– Знаешь, что хуже всего? – продолжила она. – Мне даже не с кем об этом поговорить. Никто не понимает. Родители места себе не находят, поэтому я их убеждаю, что все у меня в порядке. Родители Марка – вообще на другой волне. Друзья болтают о работе, мужьях и женах, детях. Я не знаю, как быть. Мне так… одиноко. Понимаю, люди меня жалеют, однако не думаю, что они сочувствуют по-настоящему, ведь для них я словно с другой планеты, на которую никто не хотел бы попасть.

Я молча слушал.

– Многие спрашивают друг друга: чего бы ты хотел добиться через три года, через пять лет? Я тоже иногда задаюсь этим вопросом и прихожу к выводу, что не только не знаю ответа, но и не понимаю, как его найти. Столько обстоятельств не в моей власти. Я чувствую, что бессильна.

Я взял Натали за руку:

– Хотел бы я хоть как-то облегчить твою ношу.

– Знаю. – Она сжала мою ладонь. – Пойдем. Завтра наступит новый день.

Через несколько минут мы разошлись по номерам. Признание Натали вызвало у меня смешанные чувства: печаль из-за ее судьбы и разочарование в самом себе. Какой бы чуткой натурой я себя ни считал, мне оказалось сложно – как и говорила Натали – войти в ее положение, в полной мере понять, как протекает ее жизнь. Я хотел ее поддержать, жалел всем сердцем, но себя обмануть не мог: я не сопереживал ей по-настоящему. У каждого есть личный, потаенный мир, куда никогда не попасть другому.

Включив телевизор, я выбрал спортивный канал – не потому, что меня заботил результат последней бейсбольной игры или чемпионата по гольфу: просто я слишком устал, чтобы смотреть передачу хотя бы с каким-то подобием сюжета.