Тысяча порезов - Энн Малком

так счастлива, как в тот момент, празднуя свой восемнадцатый день рождения с кольцом на пальце, ожидая будущее с любовью всей моей жизни. Будущее, которое было благословлено моим отцом.

Потом раздались хлопки.

Выстрелы.

Я знала, что это именно они.

Мои руки замерли на верхней части живота, когда я лениво задавалась вопросом, сделали ли мы с Кристианом ребенка прошлой ночью. Мы не использовали никакой защиты. Никто из нас не хотел этого. Никто из нас ничего не говорил о том, чтобы завести ребенка, в конце концов, мы были так молоды, но наша любовь была крепкой, и я была готова стать матерью.

На территории есть вооруженная охрана. Всегда. Даже когда папа был дома. Обычно, когда мы оставались вдвоем с Лоренцо — что случалось крайне редко, в доме всегда были дяди, повара и няни, а подразделение охраны удваивалось. Я знала, что моему отцу угрожали те, кто хотел его власти. И также знала — когда подслушивала — что он заключил мир с двумя семьями, которые ранее были его главными соперниками.

Может быть, кто-то споткнулся, случайно разрядив свое оружие. Но я знала отца. Он не нанимал людей, которые могли бы совершить такие ошибки.

Затем последовали еще несколько хлопков быстрой очередью.

Я выбежала из своей комнаты и спустилась по лестнице, громко зовя своего брата. Пока бежала, пыталась подсчитать, как давно ушел мой отец. Один час? Два? Вечеринка должна начаться чуть больше, чем через час. Они с мамой могли вернуться в любой момент. Родители бы справились с этим, спасли бы нас, если бы понадобилось. В моем животе зияла холодная пустота, которая кричала, что нас правда нужно спасать. И мрачный шепот, который говорил, что никто не придет.

Я поскользнулась на мраморном полу, когда глазами нашла Лоренцо, сидящего перед телевизором, его нос почти касался экрана. Громкость создавала низкий гул в комнате, заглушая хлопки, которые теперь были намного громче. Неожиданно французские двери из гостиной открылись, и занавески затянуло внутрь.

Мое сердце подскочило к горлу, паника угрожала парализовать меня.

Мрамор был холоден для моих босых ног, и холод просачивался сквозь мою кожу.

— Лоренцо, — прошипела я, бросаясь к брату и хватая его за плечо.

Он подскочил в шоке, прежде чем встретился своими глазами с моими, а затем нахмурил темные брови от раздражения.

— Я же смотрю!

Моя хватка на его плече усилилась, когда метнула взгляд к занавескам. Выстрелы теперь звучали громче. Достаточно громко, чтобы перекрыть звук телевизора, чтобы выражение лица Лоренцо сменилось с раздраженного на испуганное.

Хоть мой брат и был маленьким, он был далек от незнания о реалиях нашей жизни. И еще тот факт, что он был мальчиком. Наследником. Он не так защищен, как я. Поэтому точно знал, как звучат выстрелы.

— Что это, Белла? — спросил он, его голос звучал так по-детски. Последние три месяца он говорил нарочито низким тоном с преувеличенным акцентом, пытаясь подражать дяде Марко, которого боготворил.

— Нам нужно встать и спрятаться, сейчас же, — прошипела я, потянув его вверх. У отца в спальне была комната с кодом, который нас всех заставили запомнить. Там была еда, вода, телефон и оружие. Я проклинала себя за то, что не побежала сперва за оружием. Это глупое решение, за которое отец потом будет ругать меня. Но мои мысли были исключительно о брате.

— Что происходит? — заскулил он, когда я потащила его к лестнице. — Я хочу к папе.

Его голос стал как у младенца, и я заставила себя сохранять спокойствие. Я была взрослой в этой ситуации.

— Нам просто нужно идти… — Я повернулась к французским дверям, отметив, что несколько секунд не слышала выстрелов. Или минут.

И тихонько вскрикнула, когда кто-то в черном вышел из-за белых дверей, пока не узнала это лицо.

— Изабелла, Лоренцо! Пойдем со мной, сейчас же! — Габриэле, один из людей нашего отца. Он держал пистолет на боку.

Я вздохнула с облегчением. Теперь мне не нужно быть взрослой или героем. Не говоря ни слова, потянула Лоренцо к двери, но тот еле волочил ноги, вцепившись рукой в мою мертвой хваткой.

Затем раздался еще один выстрел, и голова Габриэле взорвалась.

Лоренцо вскрикнул у меня за спиной, но я не закричала. Не было ничего, кроме тихого звона в моих ушах и осознания того, что у меня оставались считанные секунды до того, как мы с братом оба будем мертвы или еще хуже.

Мой отец учил меня, что смерть — это не то, чего мы должны бояться от наших врагов. И мама научила тому, как мужчинам в этой жизни нравится проявлять власть над женщинами.

Двигаясь быстро и таща за собой брата, я открыла антикварный шкаф, в котором мы часто прятались, когда играли. Миллион лет назад, когда мой брат был малышом, когда эта комната была местом смеха и любви вместо ужаса и смерти.

Я бросила взгляд на забрызганные кровью занавески, развевающимся на ветру, и схватила брата за лицо.

— Притворись, что мы играем в прятки, птенчик, — сказала я, мой голос был чуть громче шепота.

Слезы текли по щекам Лоренцо, когда он покачал головой.

— Нет, я хочу остаться с тобой.

— Ты должен выслушать меня, — прошипела я. — Иди внутрь, и неважно, что ты увидишь или что услышишь, оставайся там, пока я или папа не откроем, хорошо? — что-то в моем голосе, должно быть, прозвучало так же панически и испуганно, как я себя и ощущала, потому что Лоренцо пошевелился, забираясь в маленькое местечко, для которого тот был слишком велик.

Но он влез.

Я наклонилась, чтобы поцеловать его в лоб и вытереть слезы с его щек.

— Скоро увидимся, птенчик, — прошептала я. Затем закрыла дверь, убедившись, что он не заметен.

Я не могла сейчас подняться наверх. Не с Лоренцо, оставшимся здесь, беззащитным и уязвимым. Мне нужно было оставаться поблизости, но спрятаться. Я устремила глаза на кухню, через комнату, где я могла спрятаться за островом с прямым видом на шкаф. И уже была на полпути туда, когда кто-то заговорил.

— Ах, маленькая принцесса.

Все во мне замерло, хотя знала, что должна продолжать бежать хотя бы для того, чтобы увести их подальше от укрытия Лоренцо.

Но я ничего не могла с собой поделать. Не тогда, когда я услышала этот голос. Голос, который знала.

Я повернулась, глядя в знакомые глаза, глаза, которые теперь были холодными и ужасающими, наполненными ненавистью и смертью. В руках у него был пистолет. На его рубашке кровь.

— Что ты делаешь? — спросила я хриплым