Бесишь меня, Ройс Таслим - Лорен Хо

случае острой необходимости нужно уведомить Юн, менеджера, отвечающего за исполнителей мероприятия, сообщив ей причину ухода.

– А иначе… – угрожающе произносит Зи.

Меня это устраивает. У меня нет ни малейшего желания участвовать в этой королевской битве – Кен против Кена. В переговорной есть фуршетный стол, заставленный изысканными закусками и безалкогольными напитками. Тут я в полной безопасности, и здесь мне будет хорошо.

Все речи наконец окончены, и начинается представление. Наше стендап-выступление состоится после поэтической дуэли и завершит студенческий концерт. А потом начнет играть живая музыка.

Во время номера танцевального дуэта, который выступает перед нами, я направляюсь к выходу в зал и стою «за кулисами» вместе с Джиной, готовясь к нашему выходу. В этот момент появляется Юн.

– Сейчас будет ваша очередь, а не поэтической дуэли. Родители девушки не желают, чтобы она выступала, а они – спонсоры. Круто же?

– Да-да, – рассеянно бормочет Джина.

Лицо у нее пепельно-серое, и она вся в поту.

– Ты в порядке? – обеспокоенно спрашиваю я ее, как только Юн уходит.

Обычно Джина – просто образец спокойствия перед выступлением.

– Кажется, устрицы и молочные коктейли разругались у меня в желудке, – говорит она напряженным голосом.

Одна из приспешниц Зи просовывает голову за импровизированную перегородку, отделяющую сцену от «закулисья».

– Девочки, через пять минут ваш выход, танцы почти закончились, – шепчет она.

В животе у Джины урчит, как при землетрясении. Глаза остекленели.

– Пойдешь первой, сделаешь десятиминутный сет. Прости, но мне нужно, э-э-э, сама понимаешь.

– Прямо сейчас?! – вскрикиваю я.

Джина должна была выступать передо мной. Но ее уже нет. Она бросилась бежать туда, откуда мы только что пришли. И конечно же, как только Джина уходит, появляется злющая приспешница.

– Я время немного перепутала. Джина – на выход! Куда она делась? – Девушка рвет на себе волосы и шипит: – Ладно, неважно, тогда ты иди первой, Агнес! Давай, давай, вперед, на сцену!

И я выхожу на сцену, моргая от яркого света. Внезапное изменение в графике сбило меня с толку. Боже милостивый, как ярко, и так много зрителей… взрослых. Так много родителей.

Как я смогу говорить о своей маме перед этой толпой? У меня ни за что не получится, мне надо развернуться и бежать!

– А-а-а… – Я откашливаюсь и пытаюсь снова. – Знаете ли… тут такое дело…

Черт, черт, черт, черт, черт. Где же Джина? В голове у меня полный вакуум. Никогда раньше я не застывала столбом на сцене, никогда. Я всегда умела импровизировать, легко справлялась с крикунами и неудачами. И я выступаю уже почти четыре месяца, по три-четыре раза в неделю, так что я не совсем новичок. И все же сейчас оцепенела как полный чайник.

– Я… я…

– Да приступай уже, не тяни! – кричит кто-то.

К горлу подкатывает желчь, а внутренности словно окунули в кислоту: «Неужели я сейчас снова опозорюсь и окончательно превращусь в неудачницу?»

– Всем привет! – вдруг кричит Ройс, пересекая сцену, чтобы присоединиться ко мне. – Меня зовут Ройс.

Что за?..

– И, как все вы знаете, я богат.

Удивленный смех.

– И в большинстве случаев это классно. Но вот незадача, куда бы я ни пошел, меня всюду похищают, поэтому меня постоянно окружают телохранители. Честно говоря, не припомню ни одного случая, чтобы за мной кто-нибудь не присматривал. За исключением, знаете… – он многозначительно шевелит бровями, и аудитория восторгается, – когда я… сдаю экзамены!

Улюлюканье.

– Однажды у меня было свидание с девушкой. Настоящее. И в какой-то момент она говорит: «Давай пойдем вон в тот темный уголок и поцелуемся», а я ей отвечаю: «Нет», а она мне: «Почему же?» И я говорю: «Если мы сделаем это, ты умрешь. Видишь вон того человека в черном? Он всегда следует за мной, и ему не нравится, когда меня касаются другие люди».

Ройс пожимает плечами.

– Второго свидания у меня так и не случилось… почему-то.

Зрители смеются. Ройс импровизирует и выглядит при этом так, будто ему весело. Наши взгляды встречаются, и блок внутри меня растворяется.

– Мне так тебя жаль, Таслим, как же тяжело тебе живется, – поддразниваю я его, внезапно обретая голос. – А уж что с тобой случится, если ты не сможешь купить молоко за слиток золота, даже представить не могу. Вдруг не найдется достаточно сдачи?

– Что ты хочешь сказать, Чан? Неужели в магазинах больше не берут золото? А алмазы хотя бы принимают? – выстреливает он в ответ.

Мы подкалываем друг друга, отклоняемся от темы, импровизируем, и это не совсем стендап, но люди весело хихикают и смеются. Всеобщее внимание опьяняет, и восторженный прием со стороны моих сверстников – это все, чего мне так не хватало. Я чувствую себя как дома.

А потом вижу, как Джина лихорадочно жестикулирует справа от меня за занавесом, и сигнализирую Ройсу, что нам пора заканчивать наше выступление.

– Что ж, – говорю я, – нам с вами было очень весело, но теперь, когда вы все достаточно разогрелись, позвольте мне представить вам нашего хорошего друга и коллегу-комика, настоящую звезду сегодняшнего вечера Джину Чунг. А мы, Ройс и Агнес, благодарим вас за внимание!

Джина, спотыкаясь, выходит на сцену и шепчет мне: «Извини, дристун напал», когда я передаю ей микрофон, и мы с Ройсом уходим под оглушительные аплодисменты.

Мы ждем в затемненной кулисе, пока ассистент забирает у Ройса микрофон. Голова у меня кружится, и я счастливо улыбаюсь, радуясь тому, как мы выступили.

– Ты прям зажег, молодец! – шепчу я Ройсу.

– Спасибо, – отвечает он и опирается спиной о стену с тихим выдохом. – Фух. Это было круто.

– Да, суперкруто. Спасибо, что помог и вышел на сцену… а то я что-то растерялась сегодня.

Его прикрытие теперь тоже под угрозой. Меня передергивает, когда я вспоминаю, что представила его как коллегу-комика. Надеюсь, у него не возникнет из-за этого неприятностей.

– Ты должна больше верить в себя, Чан, – говорит Ройс, и в его голосе слышится ирония. – Так, как верит в себя Таслим.

Я не могу удержаться от смеха.

– Я постараюсь.

Мы смотрим выступление Джины, которая выступает со своим коронным эпизодом о возвращении на родину – в Австралию – после десяти лет жизни в Гонконге.

– Внезапно вокруг меня оказалось так много свободного пространства, что я почувствовала, что быть булимичкой бессмысленно, – шутит она, завладев вниманием зрителей без особых усилий. – Поэтому я начала есть столько, сколько хотела. Разрешила себе занимать больше места. Но теперь появилась другая проблема. Сколько бы я ни пихала себе в рот, люди все равно меня не замечали. Возможно, потому, что во мне лишь четыре фута и одиннадцать дюймов.