Не с тобой. Дилогия - Gesiona

— Закажем что-нибудь, — ответила Алиса и зашарила вокруг в поисках телефона. — Я телефон внизу оставила, — огорчилась она.

— Возьми мой, — предложил Нолан. — В джинсах, в кармане.

Он все так же стоял в дверях ванной в пене по самые глаза.

— Брейся уже!

Вздохнув, он вернулся обратно, слыша, как она возится с его штанами, ища телефон.

— Тебе сообщение пришло, — сказала она.

— Это, наверное, от Дона из автосервиса. Ты же знаешь, он никогда принципиально не звонит. Я вчера просил Кло отогнать машину ему.

После приключения в пустыне, он предпочитал перестраховаться.

— Глянь, что там, — сказал он, берясь за станок.

Мурлыча что-то себе под нос, он брился. Алиса почему-то молчала.

— Эй, кошка, ты что, уснула? — позвал он. — От кого сообщение?

Тишина. Нолан выглянул из ванной.

— Эли?

Она сидела на краю кровати, держа телефон в одной руке и глядя в пол. И ему внезапно стало страшно, так страшно, как еще никогда не было в жизни. Потому что он понял, что сообщение было вовсе не из сервиса.

— Кошка? — севшим голосом позвал он.

Алиса подняла голову, взглянула на него. В серых глазах плавала растерянность. Несколько секунд она смотрела на него, прежде чем спросить:

— Кто такой Кристофер, Нолан?

* * *

Он проснулся, как от толчка. Открыл глаза, долго, до боли вглядывался в темноту, пытаясь сообразить, где находится, пока, наконец, не понял, что заснул на кухне, лежа щекой на столе. Мучительно ныла затекшая шея. С трудом встал. Нога тут же отозвалась уже привычной тупой болью. Он равнодушно подумал, что давно следовало принять таблетки, и тут же забыл об этом. Держась за стену и приволакивая негнущуюся в лодыжке ногу, побрел в гостиную.

Он ходил так весь вечер и большую половину ночи. Кухня, холл, гостиная. И обратно тем же маршрутом. Садился, где придется, и спустя минуту вскакивал, начиная кружить снова. И вместе с ним закольцованной магнитофонной лентой кружили его мысли. Несколько раз он поднимался наверх, останавливался перед запертой дверью.

— Эли! — звал тихо. — Пожалуйста, открой!

За дверью стояла тишина.

— Кошка, пожалуйста… — шептал почти беззвучно. Ни шороха, ни движения.

И он ковылял вниз, цеплялся за перила, с трудом преодолевая пролет. Ногу, которую нельзя было нагружать, за свой марафон он убил в хлам. И думал об этом с какой-то отстраненностью. Словно это его не касалось.

Как глупо все получилось. Так невообразимо глупо, что в это не хотелось верить. Дамский роман. Сериал для домохозяек. Только вот беда, никто не скажет: «Стоп, снято!» и ты не выйдешь из кадра, чтобы сбросить очередную личину и вернуться в реальную жизнь. Ибо куда уж реальней.

Если бы она закатила ему скандал! Закричала, обвиняя, или разрыдалась, или отвесила пощечину. Повела себя, как полагается обиженной женщине. Он почти мечтал об этом. Но она молчала. Молчала с того самого момента, как он взял телефон из ее безвольно опущенной руки, молчала во время его сбивчивого монолога и молчала после. А он, едва только глянув на текст сообщения, красноречивый и прозрачный, понял окончательно и бесповоротно, что время его молчания закончилось, что вот сейчас ему предстоит сказать то, что, возможно, перечеркнет все их прошлое и, так или иначе, изменит будущее. Если не уничтожит вообще. И ничего тут уже не поделаешь, не солжешь, не вывернешься, не разыграешь недоумение. Потому что лгать, глядя в глаза ей, он так и не научился.

Она ждала ответа. И тогда он, весь подобравшись, словно прыгун на десятиметровой вышке, на коротком выдохе произнес:

— Сын, — и уточнил непонятно зачем, словно после того, что он уже сказал, это имело какое-то значение: — Ребенок. Мой.

Алиса подняла на него глаза. И стремясь стереть потрясение с ее лица, он быстро сказал:

— Но все на самом деле не так, как выглядит! Совсем не так!

— А как? — беззвучно спросила она.

И Нолан начал говорить, быстро, сбивчиво, все больше увязая в путаных объяснениях, теряя мысль и возвращаясь к началу, без конца повторяя одно и то же, пока, наконец, в отчаянии не замолчал.

Тогда она встала, словно не видя его, обошла кровать и рванула на себя балконную дверь. Вдохнула прохладный воздух и спросила:

— Когда ты собирался сказать мне об этом?

Теперь молчал он, и Алиса ответила за него:

— Никогда. Полгода назад у тебя родился ребенок, и ты собирался держать меня в неведении бесконечно долго, а если повезет — до гробовой доски.

Она не спрашивала, спокойно констатировала очевидное. Очевидное выглядело неприглядно. Со всех сторон выглядело оно мерзко.

— Это ничего не меняет в моем отношении к тебе, — сказал он, беспомощно глядя ей в спину.

Алиса обернулась и посмотрела так, что у него моментально взмокло между лопатками.

— Ты переспал с другой женщиной, более того, ты зачал с ней ребенка и говоришь, что это ничего не меняет? Нолан, ты сам слышишь себя?

— Это было… Эли, это было всего один раз. Я был тогда пьян… Да, черт возьми, я вообще почти ничего не помню… — он осекся, увидев побледневшее лицо Алисы.

«Господи, что я несу!» — с ужасом подумал он, понимая как нелепы и чудовищно жалки его оправдания. Особенно в тех вещах, которым оправдания не было.

— Прошу, избавь меня от подробностей, — глухо попросила она, снова отворачиваясь.

— Я понимаю, что просить сейчас прощения просто глупо, — пробормотал он, — но если бы все можно было вернуть… если бы только все можно было вернуть назад…

— И что тогда? Ты надел бы презерватив?

Она имела право. На все едкие, болезненные, унизительные слова. Она на все сейчас имела право, но почему-то не пользовалась им.

— Как давно это длится?

— Эли!..

— Я просто хочу знать, как давно ты скачешь по чужим постелям! — ее голос завибрировал.

— Ради Бога, Эли! — взревел он. — Я виноват перед тобой, но не надо мне приписывать того, чего никогда не было! Все сенсации в таблоидах стряпаются по одному сценарию из слухов и сплетен. И если…

— Довольно! — оборвала его она и вновь отвернулась.

Тяжелое и густое, как кисель, молчание, снова повисло между ними. Было лишь слышно,